Марина Степнова, автор романов «Хирург» и «Женщины Лазаря»:
- Правительство одобрило новую пенсионную реформу. Даже не реформу – формулу. Больше всего, кажется, рад этому Дмитрий Анатольевич Медведев, насчитавший себе по этой формуле 70 000 рублей пенсии. В случае дожития, разумеется. Плюс еще десять лет беспорочного труда.
С формулами я, признаться, дружу плохо, да и в пенсионную реформу не верю. Только на моем веку их было, как минимум, три. Во всяком случае три я точно помню. Все закончились известно чем. Поэтому о пенсии я стараюсь даже не думать. Слишком страшно. Старость в России вообще похожа на ад. Только без учета грешных и праведных поступков. Просто ад для всех – по выслуге лет.
Стариков у нас не любят и не жалеют. Тупые, медлительные, бестолковые. Не за тех голосуют (портят нам будущее), болеют (а мы платим налоги), побираются (и мы вынуждены на это смотреть). Если не побираются – еще хуже. Гоняют в магазине у кассы свои медяки, высчитывают, хватит ли на социальный хлеб, задерживают очередь. Уж лучше заехать в «Азбуку вкуса». Там квадратные арбузы по 23 тысячи рублей. Все молоды, здоровы, успешны. Даже макароны.
Я начала работать в 15 лет – санитаркой в онкоинституте. Жизнь казалась бесконечной. Родители – вечно молодыми. Старость – невозможной. Все изменилось быстрее, чем я думала. Как всегда. Как у всех. Проработавшие всю свою долгую жизнь родители остались ни с чем – как миллионы других, таких же честных, нелепых советских людей, весь грех которых только в том, что они постарели. Пенсии родителей хватает только на оплату счетов. Да и то впритык.
Если бы не мы с братом – мама и папа бы голодали. Когда я думаю об этом, то чувствую такую ненависть и боль, что перестаю ощущать себя человеком. Гражданином я не ощущаю себя давно. Гражданин – это достоинство. Какое достоинство может быть у клячи, которую хозяева согласны кормить, только пока она тянет лямку?
Я – следующая на очереди. Десять, пятнадцать, двадцать лет – теперь я понимаю, как быстро они пройдут. Я сползаю в старость, как в пропасть – медленно, неотвратимо. Пока еще я кормлю, обслуживаю и лечу себя сама – но рано или поздно начну цепляться за безжалостный карман родины. Я бы рада копить, честно – но не успеваю, деньги слишком быстро меняются. Как и пенсия, только на моей памяти они уже испарялись много-много раз. Единственное, что я могу сделать для своего государства, – это не дожить до старости.
Всем будет лучше – правда. Все равно старикам здесь не место. Россия, как война, – только для молодых.
Честно сказать: «Я больше так не могу». Три шага для выхода из одиночества 
Семья по-американски: любовь не вписывается в брачные контракты 
Павел Астахов: «Нет такого диагноза, который бы разорвал связь между матерью и ребенком» 
Евгений Коган: «Дайте пройти, не толкайтесь!» 
