Мы сложные
Сергей Грачёв, «АиФ»: Фёдор Сергеевич, ввиду разговоров о том, что в отличие от «Гейропы» и «загнивающего Запада» мы сильны духовно-моральными ценностями, вам не кажется, что фильм Германики будет слишком эпатажным для российского зрителя?
Фёдор Бондарчук: Наверное, это кино действительно слишком эпатажное. Но я верю не в проекты, а в режиссёров. Понимал ли я, что это рискованный эксперимент? Конечно! Допускал ли мысль о том, что ничего хорошего из этого не получится? Разумеется! Пользовались мы с моими партнёрами помощью Фонда кино или финансированием Минкульта?! Нет!
- А почему, кстати?
- Потому что посчитал это неправильным и некорректным. Мы вложили свои собственные деньги за право высказываться свободно в свободной стране.
- Фильм в прокат выходит без мата, которого в оригинальной версии было предостаточно. Однако в недавних соцопросах выяснилось, что большая часть россиян регулярно употребляет мат в своей повседневной речи. При этом подавляющее число опрошенных активно поддерживают запрет мата в кино и театре. Это элементарное ханжество или что-то другое?
- (Задумывается.) По-моему, мы просто все сложноустроенные, противоречивые…
- Двуличные и лицемерные?!
- Ну почему сразу «двуличные»? Просто сложные! Друзья мои сложные, внучки мои сложные (смеётся). Да климат у нас сложный, если уж на то пошло! В нас мало самоиронии. Мы не умеем радоваться успехам друг друга. Но зато у нас много других положительных качеств.
- Например?
- Мы отзывчивые, всегда всем приходим на помощь. Мы жизнестойкие. Есть в нас такая черта, как долготерпение. Хотя оно не безгранично. Приходит день, и смирение трансформируется в необузданную ярость. Тогда горе тому, кто встанет на нашем пути. Мы способны на самопожертвование - а я таких людей отлично знаю. Их можно легко встретить, если выехать за МКАД. А ещё мы способны на настоящую любовь. (Пауза.) Только любовь эта у нас зачастую странная. Мы можем залюбить до смерти.
- Ну история про «залюбить до смерти» - она интернациональная…
- Нет-нет! Что вы! Отличительная черта русского человека заключается ещё и в том, что он не готов, не хочет или не может проявлять свою любовь открыто. В этом мы не показушники. Мы не улыбаемся оголтело и бессмысленно первому встречному-поперечному. Нам зачастую трудно признаться в тёплых чувствах самым близким людям или сказать комплименты коллегам. Но при всём этом суровая, загнанная куда-то глубоко внутрь себя любовь к ближнему кажется мне более настоящей, правдивой и искренней.
Зеркала истории
- Вы говорите, что мы не двуличные. Но почему часто у нас выходит так, что мы думаем одно, говорим другое, а делаем третье?
- А как вы хотели?! 70 лет советской истории не могли не оставить яркий след на воспитании, характере, национальном коде. Но даже если откинуть советское прошлое - посмотрите на классическую русскую литературу! Там много позитива? Много героев, которых не раздирают сомнения и угрызения совести по поводу того, что они делают, говорят и думают?
- Давайте вернёмся к современности… Несколько лет назад в интервью, а это было во время одного из первых кризисов, вы сказали: «Меня радует, что мы оказались в ситуации «пан или пропал». Главное, чтобы это понимала и чувствовала власть». Вы и сейчас так думаете?
- Академик Лихачёв писал: «Человек должен иметь право менять свои убеждения по серьёзным причинам нравственного порядка». Я свои убеждения не менял. Да, я по-прежнему в это верю, по-прежнему так думаю. Я не хочу и не могу жить без надежды и веры в лучшее! Я понимаю, что сейчас мы опять проходим максимальную точку накала. Понимаю, что переживаем время, когда всё стремительно и непредсказуемо меняется. И в то же время я не удивлюсь, что, как только мы выйдем из экономического, а главное, политического кризиса, найдутся чиновники, которые, потирая руки, скажут: «Ну, начнём по новой!» И - примутся воровать с удвоенной силой. Но я свято верю в великое будущее нашей страны.
- Я правильно понял: вы говорите о том, что нам только кажется, будто мы переживаем какую-то уникальную и исторически значимую ситуацию, а на самом деле всё это мы сто раз проходили?
- Безусловно! Я не приверженец идеи о том, что уроки истории надо досконально учить, поскольку она - история - бесконечно повторяется. Она повторяется, но чаще всего... с точностью до наоборот. Так что не повторяй ошибок прошлого, но живи здесь и сейчас. Другое дело - вопросы геополитики и наше стремление к установлению многополярного мира, вопросы границ нашей страны - они возникали и будут возникать всегда и всегда будут максимальной точкой напряжения! Иногда слышу разговоры: «А зачем нам Кавказ? А зачем нам западные границы и Калининград?» Я это слышу, и меня это пугает и расстраивает.
- Ваш отец воевал. Вы сняли фильмы о Великой Отечественной войне и войне в Афганистане. Как случилось так, что слово «война» вновь стало актуально?
- (Задумывается.) Я до конца не осознаю, не понимаю всего того, что вижу и читаю, слышу от друзей и знакомых про кризис на Украине. Ну невозможно это осознать! У меня это в голове не укладывается.
Но в то же время, если бы вы задали мне банальный вопрос о том, в каком времени я хотел бы жить, имея свой жизненный и профессиональный опыт, я бы без сомнения ответил - здесь и сейчас.
- В нашем разговоре вы сказали, что вас по-прежнему питает вера в лучшее. А что вам даёт эту веру и надежду?
- Сама вера, воспитание, характер, наверное… Я бы очень хотел верить в гражданское общество, которое для меня неразрывно связано с правовым государством, они не существуют друг без друга. Но пока я верю только в себя, верю в воспитание, образование и традиции!
Война - это не только слёзы 
Андрей Сидорчик: Ералаш, или Почему Бондарчуку не дали «Оскара»? 
Бондарчук против немцев: «Сталинград» выходит в прокат 
Команда Бондарчука. Как снимается сериал «Молодёжка»? 
