Она уже выцвела, истрепалась от многолетнего употребления, эта телеграмма от военачальников, лежащая первой в толстой папке документов, рассказывающих скорбную историю санитарного врача Нины Александровны Пистехиной. Историю 73-летней женщины, поседевшей, ослепшей и оглохшей на полях сражений - за эту самую память сына.
…Фотография Димы - в сумочке, рядом с двумя парами очков. Пухлые губы, прямой взгляд, 33 года. Его косточки - тонкие, искромсанные, где-то стёршиеся в пыль - за диваном, в белой обувной коробке, завёрнутые в прозрачную бумагу с идеальными надписями, видимо, сделанными женским почерком: «Фрагменты длинных трубчатых костей, вероятно, человека».
- 200 граммов я похоронила. 200 граммов оставила себе.
Это всё, что осталось от её сына. Того, который, как-то возвращаясь из музыкалки, съехал с горки верхом на виолончели. Того, в ком души не чаяли все - друзья, учителя… Перед Новым, 2001 годом, в конце декабря, старлей Дима Пистехин, за плечами которого было много горячих точек - Ош, Степанакерт, Баку, Тбилиси, Душанбе, - вошёл в горящий блиндаж на посту в чеченском селе Алхан-Юрт и вывел оттуда солдат, потом вынес оружие, в третий раз ринулся в дым - и уже не вернулся. Обрушилось перекрытие. Дима сгорел дотла.
Или не сгорел.
«Вдруг Дима вернётся?»
Нина Александровна много раз говорит: «Дима погиб…» И так же часто повторяет, что не верит в его смерть. Дотла в крематории сжигают человеческие кости за 10 часов - пожар в блиндаже потушили через 30 минут. В гробу лежали только гимнастёрка и тапочки - от Димы, оказывается, не осталось даже «смертничка», номерка на шее. И так далее. «Дима в плену! Или, может, погиб, но не на пожаре, а раньше, и кому-то выгодно было его спалить…»
- Гибель сына Нины Александровны ничем, по сути, не подтверждена, - говорит Лидия Дубикова, член Общественно-наблюдательной комиссии г. Москвы, знающая историю Пистехиной. - И я тоже считаю, что он жив.
- Дима мечтал стать военным с детства: мы жили в Липецке напротив Школы высшего пилотажа и часто встречали в парке людей в форме. Дима перед ними замирал… «А давай возьмём его в папы!» - говорил он. Игрушечных солдатиков у нас было столько, что под ними продавливался диван. А когда Дима поступил на первый курс военного училища и я решила их отдать, он натурально плакал от обиды…
Своим уже реальным солдатам офицер Пистехин был отцом. «Мама, сегодня на сутках я и три солдата!» - говорил он, и это значило, что мне нужно приготовить термос чая, напечь пирожков и сделать бутерброды - все солдатики мечтали нести дежурство с добрым старлеем. Когда Дима погиб, я видела слёзы на их глазах… Чуткий, внимательный мальчик: я сама забывала, когда у нас День медицинского работника, но каждый раз находила на столе три розы. Никогда не садился без меня за стол: «Мама, ты сама голодная!» Я иной раз и совру, что поела, когда нечего было есть, но он всё чувствовал. А про меня всегда говорил: «Мама у меня золотая. Всемогущая!» Как он ошибался!..
Я смотрю на косточки, просвечивающие через тонкую бумагу. «Развернуть?» - на слёзы, текущие из-под очков прямо в обувную коробку… И не знаю, что думать. Могу только чувствовать. Передо мной мать человека, награждённого орденом Мужества. Посмертно.
И после этого даже как-то нехорошо говорить о мирском. О том, что за гибель сына Нина Александровна хочет получить квартиру. В Москве. Слишком разного порядка истории - та, что скрывается за истлевшей телеграммой 12-летней давности, и та, что таится в кипах бумаг, - документальный рассказ о битве Нины Александровны за квартиру. Но также неловко говорить и о том, что я вижу, когда прихожу в помещение Комитета за гражданские права: спальный район, окраина Москвы. Потерянные люди, пришедшие сюда в поисках правды, притуляются на краешке продавленного дивана, за которым ночуют Димины кости, Нина Александровна заваривает за столом суп из пакетика. За этим столом она и спит - здесь её приютили 3 года назад, держат из милости, а она, старуха, моет в комитете полы, оттирает следы толп обездоленных - лишь бы не выгнали. Под этим же столом Нина Александровна хранит 471 документ о своих баталиях с сильными мира сего. Эпопея!
- Мы с Димой стояли в очереди на жильё с 1989 г. Снимали дом в Липецке, где он служил в военной части № 6668, расформированной в 2002 г., откуда ездил в свои командировки. Из предпоследней поездки в Чечню Дима вернулся сам не свой - целовал пол нашего съёмного жилья: «Мама, я живой, живой!..» А когда погиб, мне пришла телеграмма от командующего по тылу, в которой он предлагал определиться с местом жительства, и я выбрала Москву. Здесь совсем другие пенсии! А у меня нет родственников, я стара и больна, за мной некому ухаживать... В ожидании квартиры я приехала в Москву, поселилась в общежитии военной части № 7456 при Московском округе ВВ МВД РФ - и на моих глазах рос ведомственный дом, в котором я рассчитывала получить жильё…
Но квартиру Нине Александровне никто не спешил давать. И тогда она начала действовать. Она рассказывает, и я понимаю, что после потери сына в этой борьбе - вся её жизнь. Вся пенсия уходит на адвокатов и копирование документов! Она тверда: «Буду биться! Вдруг Дима вернётся!» Я понимаю, что здесь нужен взгляд, не затуманенный горем и обидой. Звоню липецкому адвокату Пистехиной.
Жизнь заново
- Уже много лет я пытаюсь доказывать во всех инстанциях, что Нина Александровна имеет все права на получение двухкомнатной квартиры в выбранном ею регионе, - говорит мне юрист Михаил Клычев. - Это подтверждается ч. 5 ст. 44 Федерального закона «О внутренних войсках МВД РФ» (имела силу в год гибели Д. Пистехина), ст. 27 Конституции, п. 3 ст. 6 ФЗ «О статусе военнослужащих», а также ещё десятком законодательных актов!
Но суды глухи. Военные слепы. Вокруг Нины Пистехиной - горстка таких же обездоленных и редкие общественники. Она даже устраивала голодовку. И в 2006 г. дождалась милости - ей предоставили квартиру.
- Но не было указано, что я получаю жильё за гибель сына, они написали, что я стою в очереди и получаю квартиру на общих основаниях! Это значило, что я не имею права её приватизировать и меня могут в любой момент этой квартиры лишить! Ордер я подписывать не стала. И подала в суд. Суд занял мою сторону, но тут же лишил меня права на положенное жильё.
Через 3 года после сноса общежития, в котором жила мать героя, к ней прислали солдатиков, которые перенесли её вещи в давно сданный дом. Плиты там не было, трубы текли, обои ободраны... Но дальше события стали разворачиваться совсем драматичным образом. Нина Александровна попала в больницу со сломанной ногой. За это время суд принял решение о незаконности её проживания в той самой квартире с текущими трубами, а МВД прислало письмо об официальном прекращении переписки на предмет её жилищного устройства. Когда спустя 2 месяца Нина Александровна пришла домой, она увидела новую железную дверь, за которой жила семья военнослужащего в отставке. Все вещи, а также ордена сына пропали. «Жизнь надо было заново начинать - с трусишек! Осталось только то, что на мне!» Нина Пистехина трое суток жила на лестничной клетке. Потом перебралась на вокзалы. Потом добрые люди подсказали ей адрес Комитета за гражданские права, где она и живёт за столом уже четвёртый год, поливая слезами 471 документ, косточки сына и свою судьбу матери офицера с посмертной корочкой ордена Мужества...
«Надо было сложить оружие и сидеть тихо!» - так говорят злые языки. А Нина Александровна продолжает потрясать телеграммой: «Смерть вашего сына была ненапрасной!» - и идти вперёд. Вот сейчас очередное её письмо лежит у президента. Неужели и в этот раз всё останется по-прежнему?! Нина Пистехина - на чужом столе, кости героя - за продавленным диваном…
