Корреспондент АиФ.ru Алина Менькова встретилась с бывшим следователем уголовного дела под кодовым названием «Лесополоса» Иссой Костоевым и узнала, что помогло вычислить Чикатило, кто виноват в том, что маньяк так долго был на свободе, и какие недостатки существуют в следственной системе сейчас.
Алина Менькова, АиФ.ru: Исса Магомедович, сегодня в каждом втором споре о том, нужна ли в стране смертная казнь, вспоминают историю Александра Кравченко, расстрелянного за убийства, совершённые Чикатило, в 1983 году. Я знаю, что для Вас это болезненная тема, но всё же расскажите об этом. Как вы узнали, что он невиновен? Как поняли, что поиски нужно продолжать?
Исса Костоев: Лену Закотнову, убийство которой повесили на Кравченко, в 1978 году убил Чикатило. Впервые об этом мне рассказал сам Чикатило. Закотнова была его первой жертвой. О таком убийстве следствие ничего не знало, а если бы знало, то преступная деятельность Чикатило пресечена была бы намного раньше. Немногие знают, что Чикатило именно по этому эпизоду оправдали. Конечно, если исключить из 55 убийств одно, два и даже 10, сути дела это не меняет — всё равно расстреляли бы. Но важно то, что его можно было поймать ещё на том убийстве. Это самое печальное. К нему подошли совсем близко, опрашивали его жену, ещё несколько шагов оставалось. Но тут появился Александр Кравченко — он проживал недалеко от места обнаружения трупа, так ещё и был судим ранее за изнасилование. Всё просто — арестовали, систематически избивали, устраивали насилие над ним, и он сознался. Ему смерть — а кому-то «благополучно раскрытое» тяжкое преступление.
— Моё сердце болело, когда я читал жалобу Кравченко в президиум, он писал: «Наступит день, когда всем вам будет стыдно за мою безвинно погубленную жизнь!». 40 листов написал — как издевались, как мучили его. Если меня на том свете спросят, почему так случилось, я не смогу найти этому оправдания. Я знаю, как чувствует себя человек, совершивший тягчайшие преступления, в смертной камере, как он сходит с ума от каждого шороха, лязга ключей за дверью. А потом домысливаю, как чувствует себя тот, кто не совершил, а я его приговорили к расстрелу. И он не может доказать государству, что не виноват. Мне тягостно вспоминать о Кравченко. Я послал следователя к его матери на Украину с бумагой — что невиновен он. Она говорила: «Что-то мне сын давно не пишет, я во сне его вижу... он рассказывает, что ему холодно, я ему носки вяжу. Хочу отправить». Представляете — она, бедная, даже не знала, что его казнили.
— В итоге вы доказали Верховному суду, что Кравченко невиновен?
— Верховный суд под давлением убедительных доказательств, которые я представил ему, с третьего захода был вынужден отменить ранее состоявшиеся судебное решение о расстреле Кравченко. Мной было проведено дополнительное расследование. Когда я его завершил, уголовное дело против Кравченко было прекращено. В суд поступило дело об обвинении Чикатило, но примерно через 3 года судом это обвинение было исключено. В итоге дело оказалось подвешенным — убийцы Елены Закотновой документально до сих пор нет.
«Его нашли с вазелином, верёвкой и ножом и снова отпустили убивать»
До Иссы Костоева Чикатило искали 8 лет. Под его руководством — ещё четыре года. Ещё до приезда Костоева в Ростове арестовали несколько человек, которые, как оказалось, были психически больными. Но местные правоохранительные органы уже сообщили в ЦК КПСС, что дело раскрыто. И только представитель прокуратуры засомневался в виновности задержанных. Казаков доложил о своих сомнениях в центр. Генеральная прокуратура СССР решила отправить на место Иссу Костоева. Так 10 ноября 1986 года он оказался в Ростове-на-Дону. Прибывший из Москвы следователь пришёл в ужас: в области по-прежнему находили трупы жертв. Костоеву пришлось начинать следственную и оперативно-розыскную работу заново.
— С какими установками вы начали участие в операции «Лесополоса»?
— Я постоянно твердил одно и то же работникам — в условиях, когда у нас нет прямых доказательств, искать приходится вслепую, методом исключения. И тут самое страшное, если преступник пройдёт через нас... как и случилось с Чикатило. Он был отработанным, непричастным. В этом была вся беда.
— Как Вы почувствовали свою правоту в отношении Чикатило? Ведь доказательства говорили об обратном.
— У меня был полный криминологический портрет преступника, который составили опытные специалисты-криминологи. Я почувствовал, что это Чикатило, когда у меня оказались материалы, собранные на него в 1984 году, задолго до моего приезда. Как выяснилось, эти материалы долгое время хранились у одного из руководителей местных органов МВД. Когда он переехал на работу в другой регион, он их бросил ростовским оперативникам. Они там долго лежали. Из материалов усматривалось, что его задержали на вокзале, когда он хотел соблазнить очередную жертву. И задержали со всеми причиндалами — с вазелином, с верёвками, с ножом. Дело в том, что в это время у ростовских сыщиков сидели арестованные другие люди, психически больные подростки. Они за наркотики и сигареты готовы были всё, что угодно, рассказать. Так что появление в это время Чикатило ростовских сыщиков никак не устраивало. И его отпустили, продержав несколько месяцев и обвинив в краже аккумулятора. Плюс, его прошлое подсказывало мне, что виновен он — из школы его уволили за сексуальные домогательства по отношению к детям. Это долгая-долгая история, всего не расскажешь.
— Какое впечатление на Вас произвёл Чикатило, когда Вы его задержали, ведь Вы искали преступника 4 года? Было ли Вам страшно?
— Мне не было страшно. Когда я задержал его, поместил в следственный изолятор КГБ, так, что ни у одного работника не было к нему доступа. 9 дней мы были вместе, только я и он. Даже те люди, которые со мной работали, жили в гостинице, не знали, что происходит между нами. Это была схватка очень ответственная, очень тяжёлая. Только когда он уже признался — показал места убийств, по всем эпизодам его показания были записаны — он начал твердить, что якобы страдает непонятными психическими отклонениями, что его надо лечить. Я ему говорил: «Если ты больной, то тебя будут лечить». И до последнего он верил, что его оправдают.
— Как Вы думаете, он был болен?
— Я считаю, что он не был болен. Да, у него были какие-то отклонения, но он был абсолютно вменяем. Просто бессилен в половом плане. Его это возмущало. Он говорил: «Я образованный, здоровый мужчина. Почему природа лишила меня такого удовольствия? А другие — пьяницы беспробудные — это могут?». Он действительно был толковый и грамотный в рабочих вопросах. К нему на работе обращались, чтобы он «улаживал» дела с начальством. Но в сексуальном плане не повезло... от этого протест и такая нечеловеческая месть.
— Много раз в работе помогало Вам чутьё, интуиция?
— В раскрытии дела интуиция следователя должна быть построена на анализе, логически правильно выстроенных решениях, ну и опыт немаловажен. И никогда не надо торопиться. Мой первый прокурор, который брал меня на работу, говорил: «Исса, ты вступаешь на такую работу, где много будет соблазнов принять быстрое решение. Но всегда, решая судьбу человека, возвращайся и взвешивай все “за” и “против”. Только когда вина очевидна, принимай решение». Я так и делал всегда. Поэтому никто ещё не сказал, что Костоев кого-то незаконно посадил».
«За ошибки, связанные со смертной казнью невиновного, никто не отвечает»
— Всё-таки маньяк в первую очередь больной или преступник? И можно ли его после серийных убийств выпускать на свободу, как стало с убийцей Владимиром Ретунским?
— Я считаю, что маньяк — это преступник. Ему нечего делать на свободе и через 15, 20 лет. Это как радиация для людей. Опасно — нельзя выпускать.
— Что думаете о смертной казни? Какое наказание заслуживают серийные убийцы?
— Многократно высказывался на эту тему. Я считаю, что смертная казнь в условиях российской действительности необходима. Другой вопрос — когда мне говорят, возможна же судебная ошибка... вот чтобы не было ошибок, не должно оставаться никаких сомнений в том, что подозреваемый действительно преступник. А если ошибка всё-таки произошла, то люди, имевшие даже отдалённое отношение к этой ошибке, — прокуроры, судьи, полицейские, инспекторы, независимо от рангов, должны нести самую жесточайшую ответственность. Тем самым можно свести к нулю судебные ошибки. К сожалению, сегодня реальность такова, что за ошибки, связанные со смертной казнью невиновного, никто не отвечает.
— Исса Магометович, что повлияло на выбор вашей профессии?
— В 44-м году нашу семью депортировали в Сибирь, в Казахстан. За 20 лет, которые я там прожил, я увидел столько ужасной несправедливости в отношении людей. И я дал себе слово, что когда стану старше, я буду бороться за справедливость. А кто борется за неё? Юристы, а среди юристов — следователи. Как правило, будущее решение суда в руках следствия.
— Что-то должно быть изначально в характере человека, чтобы он стал следователем, криминалистом, или всё можно в себе воспитать, обучаясь и приобретая опыт?
— Не может следователем стать человек, даже блестяще образованный в юриспунденции, если у него нет особого таланта. Следователем надо родиться. Всё, что вытекает из закона, можно сделать безупречно, но так и не добиться результата. У следователя должна быть особая жилка, высокое обладание логикой, психологией, психиатрией. Надо изучать всё досконально, много раз проверять. Следователи — это штучные люди. Важно своим трудом и упорством найти и изобличить именно негодяя — виновного. Можно, конечно, первого попавшегося посадить. Ему в полиции рёбра пересчитают, побьют, и он готов будет рассказать всё, что и не совершал. Но в следствии всё должно быть объяснено, до мельчайших деталей. Ибо ошибка, допущенная следователем, повторяется на суде. И невиновный человек, находясь в заключении, каждый день и час проклинает того, кто его туда посадил ни за что. Виновный же, пусть и не признается, но в душе знает, что справедливость восторжествовала.
— Как вы относитесь к тому, что сейчас прокуратура — отдельное ведомство, следственный комитет — отдельное ведомство, следователи в МВД — отдельное ведомство. Хорошо это или наоборот, мешает правильно вести расследование?
— У прокуратуры в отношении следствия должно быть больше полномочий, чем сейчас. Я считал и считаю, что у нас должен быть один следственный аппарат — единый, по всей территории страны должно быть одно подразделение с жёстким прокурорским надзором. Не должно быть следователей полиции, прокуратуры, следователей ФСБ, следователей наркоконтроля. Конечно, такое разнообразие следственных аппаратов не способствует борьбе с преступностью, к тому же это и огромные материальные расходы.
«Выйти с автоматом на улицу стало обыденностью»
— Скучаете по работе следователем?
— Иногда. Я прошёл долгий путь — от районного следователя на Северном Кавказе до начальника отдела по борьбе с бандитизмом, а далее начальника главного международно-правового управления генеральной прокуратуры РФ. Но нельзя же постоянно работать, ведь не мамонт же.
— Что бы Вы в своей жизни изменили, если бы была такая возможность?
— Я бы начал по новой с того же. Я ни о чём не жалею. У меня есть чем заниматься. Прекрасная работа, прекрасная семья — 5 детей, две девочки, три сына — двое из них пошли по моим стопам... 10 внуков.
— Что изменилось в преступном мире за последнее время? Какой диагноз вы бы поставили современному обществу?
— С убийствами на бытовой почве ещё можно бороться, но что делать с преступными группами, с террористами? Это требует координированной борьбы всех органов — и судебных, и правоохранительных, и государственных. С этим злом надо бороться всем миром! Я считаю, что наша судебная система — крайне отсталая, несовременная, несамостоятельная в своих решениях. Суд должен быть независимым в полном смысле этого слова — только закону подчиняться. В советское время если было совершено какое-нибудь преступление с использованием автомата, вся страна наша — великий Советский союз — «вставала на уши». Пока не найдут преступника, никому не было покоя. Сегодня взял автомат, пострелял, ограбил, захватил — дело завели, провели несколько допросов, положили в сейф и забыли. Это стало обыденностью, а это опасно.
Об укрытиях преступности и кровной мести
— Исса Магомедович, вы — представитель Ингушетии в Совете Федерации РФ. Уровень преступности на Северном Кавказе год от года снижается. Но есть и другой показатель, который говорит, что количество незарегистрированных преступлений в Дагестане, Ингушетии, Кабардино-Балкарии и других субъектах Северо-Кавказского Федерального округа растёт. Оказывается, преступность падает, потому что её не хотят регистрировать?
— Доля правды в такой постановке вопроса есть. Факты укрытия преступлений имеют место не только на Северном Кавказе, но и на всей территории нашей страны. Ни один регион от этого не застрахован. С другой стороны, по поводу Северного Кавказа, я не исключаю, что некоторые показатели не соответствуют действительности. Там уровень преступности, особенно террористического плана, снижается — это факт. Фальсификация статистики преступности имеет место, и с этим видимым благополучием необходимо решительно бороться.
— После теракта в Чечне заговорили о коллективной ответственности, мол, родственники знают и помогают террористам, поэтому их надо выгнать со своей земли. В Ингушетии идёт программа скорее, наоборот, там помогают бывшим боевикам и их семьям. Расскажете подробнее об этой программе?
— Это не совсем так. В Ингушетии, например, ведётся профилактическая работа с родственниками ушедших в подполье молодых людей и родственниками погибших. Не забывайте о том, что там, как и в Чечне, до сих пор существуют кровная месть. В одном селе могут жить как родственники убитого, так и родственники убийцы. Вот представьте на минуту, каково им. С ними разговаривают, им советуют: «Уезжайте, иначе при первом же столкновении будет кровопролитие, будет месть». Руководителям этих республик приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы успокоить людей после терактов, удерживать от кровной мести и не позволить им устроить самосуд.
— Чтобы устроиться на работу в правоохранительные органы Северного Кавказа, нужны родственники, которые замолвят словечко. К сожалению, клановость признал и бывший Полпред президента в СКФО Александр Хлопонин. И объявил этой клановости бой. Хотелось бы узнать результаты этой борьбы?
— Не знаю, какой бой он объявил? Не слышал. Да, такая клановость есть. Это бич северокавказских народов. Там существует и жуткая клановая разделённость общества, и коррупция, собственно, ничего особенного, чего нет в других регионах России, за исключением, конечно, расстановки кадров по фамильно-кадровому принципу.
Возможно вам будет интересно: Кем на самом деле был Джек Потрошитель →
