В свете новых мер, принимаемых государственными органами для защиты чувств верующих от оскорблений, внимание оказалось привлечено к книгам, включённым в школьную программу. В обществе стали возникать сомнения, а не попадут ли книжки, ранее рекомендовавшиеся детям в рамках программы средней школы, в число запрещённой или как минимум нерекомендуемой литературы.
Пушкин и Римская Папа
И в самом деле, взять хотя бы наше всё – Александра Сергеевича Пушкина. Он, мало того что позволял себе в своих произведениях писать слово «бог» с маленькой буквы, так ещё и его история про попа и работника его Балду с чертями и избиением священнослужителя, мягко говоря, может обидеть чьи-то чувства.
Александр Сергеевич, кстати, подобные проблемы имел ещё при жизни. Не все знают, но в «Сказке о рыбаке и рыбке» изначально был эпизод, где старуха восхотела стать «Римскою Папой». Но тут поэт подумал о том, что ему ещё жить в этой стране, где Священный Синод – не самая последняя организация, и предпочёл сам себя процензурировать.
Глава Министерства культуры РФ Владимир Мединский опасений не разделяет, хотя и железной уверенности в этом не проявляет. «Ничего из школьной программы изыматься не будет. Давайте подождём и увидим, в какой форме законопроект будет принят», – сказал министр.
Дарвин снова под угрозой?
Вообще, школьной программе в свете новых веяний может прийтись очень несладко. Вспомнить хотя бы курс биологии, из-за которого уже ломались копья даже в суде. А ну как кого из верующих учеников или их родителей оскорбит теория Дарвина? Или курс анатомии, изучение которого может вселить сомнения в божественном происхождения хомо сапиенса? И в истории тоже не всё ладно.
.png)
Лет десять назад мой приятель, преподаватель истории, неосторожно на своём уроке обмолвился о «библейских мифах», за что получил гневную отповедь от ученицы:
– Как вы смеете называть это мифами! Всё так и было на самом деле!
А ведь есть ещё химия, где некоторые опыты с веществами могут быть восприняты как покушение на «божественное чудо».
Вернёмся к литературе. Что же в школьном курсе теоретически может рассматриваться как оскорбление чувств верующих?
От Воланда до Тёркина
Вышеописанная «Сказка о попе и о работнике его Балде» – несомненно. Вслед за ней, очевидно, должен проследовать роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита», где мало того что фигурирует сам повелитель зла, так ещё и даётся неканоническое описание истории распятия спасителя человечества. Может это оскорбить чувства верующих? Вполне.
Компанию этим двум классикам составит и Александр Блок с поэмой «Двенадцать». Ибо Христос в белом венчике из роз путешествует по Петрограду в крайне неподходящей компании.
.png)
Блок проштрафился в школьной программе ещё раз, вот этими строчками:
Вхожу я в тёмные храмы,
Совершаю бедный обряд.
Там жду я Прекрасной Дамы
В мерцаньи красных лампад.
Тут у верующих вполне может возникнуть вопрос: а чего это обряд бедный и почему, собственно, Блок ходит в храмы с целью встретить некую даму?
Если Блок проштрафился частично, то Лев Николаевич Толстой, который, как известно, в своё время вовсе был отлучён от церкви, – сам по себе причина для оскорбления чувств верующих. И неважно уже, «Лев и собачка» или «После бала».
Не по пути чувствам верующих может оказаться и с Гёте, имевшим неосторожность написать «Фауста», где опять-таки фигурирует враг рода человеческого.
В списке крамольных с точки зрения чувств верующих оказывается и поэт революции Владимир Маяковский, который тоже пишет слово «бог» с маленькой буквы и чрезвычайно вольно обращается с образами Господа, ангелов и прочих персонажей, неуважительное обращение с которыми может задеть верующего человека.
Александр Твардовский с поэмой «Тёркин на том свете» немало претерпел от советских властей, а теперь рискует нарваться и на религиозный конфликт, ведь его описание того света, мягко говоря, контрастирует с представлениями основных религиозных конфессий.
.png)
Мир пор иным ракурсом
Михаил Юрьевич Лермонтов наследил в курсе литературы поэмой «Демон», которая тоже может пробудить у верующих не те чувства. У Николая Гумилёва в стихотворении «Дон-Жуан» герой собирается «в старости принять завет Христа», а до того пускается во все тяжкие. Кому-то в этом может привидеться намёк на монахов и на их не совсем праведную жизнь.
У Николая Гоголя, которого в школьной программе богато, в каждом втором произведении творится какая-то чертовщина – если не «Мёртвые души», так «Вечера на хуторе близ Диканьки».
Вообще, изучив список литературы для школьной программы, понимаешь, что каждое второе произведение так или иначе может задеть чувства верующих.
