Владислав Иноземцев, доктор экономических наук, завкафедрой мировой экономики факультета государственного управления МГУ им. М. В. Ломоносова:
– Известно, что ряд государств — и США, и Китай — успешно применяли стратегию наращивания внутреннего спроса для ускорения экономического развития. Но в России — своя специфика.
Во-первых, коррупция и монополизм. Сама идея наращивания внутреннего спроса предполагает зависимость между увеличением вложений и их результатами. В той же КНР в 2004–2013 гг. затраты на дорожное строительство выросли в 3,8 раза, а протяжённость вводимых дорог — в 2,9 раза: с 9,3 до 26,7 тыс. км в год. В России в 2000–2012 гг. затраты выросли в 13,1 раза, а ввод автодорог в строй сократился с 6,2 до 1,7 тыс. км. Сегодня мы выпускаем, например, стройматериалов в 1,3–1,5 раза меньше, чем в РСФСР в середине 1980-х годов, и это значит, что увеличение государственного спроса вызовет прежде всего повышение цен, но вряд ли рост производства.
Во-вторых, что, собственно, мы собираемся переориентировать на внутренний рынок? Для Китая в 2008 г. было актуально продать своим гражданам часть товаров, которые из-за экономического кризиса не находили в США и ЕС сбыта, но Россия не экспортирует готовую продукцию, продавая лишь необработанное и частично переработанное сырьё. Поэтому, если мы попытаемся нарастить доходы населения, то это даст ограниченный эффект, так как вызовет, скорее всего, лишь рост импорта. Разумным было бы повысить доходы наиболее нуждающихся — тех, кто потребляет российские товары, но это не «вытащит» крупные сектора экономики.
В-третьих, ещё одна сложность состоит в том, что для наращивания потребления требуется сократить в ВВП долю инвестиций. В Китае этот шаг выглядел давно назревшим, и в кризис доля инвестиций упала с 48,9 до 44,3 % ВВП. «Сэкономленные» средства увеличили доходы граждан или были ими взяты в виде потребительских кредитов. Однако при этом темпы роста китайской экономики сократились с 7,8 до 6,5 % (хотя при отсутствии подобной политики они могли упасть и более резко). В нашем случае, с одной стороны, доля инвестиций в ВВП составляет 19,5–21 %, и сокращать её дальше крайне рискованно. С другой стороны, темп роста и так колеблется около нуля, и экономика может не перейти в рост от таких мер.
В-четвёртых, и в том же Китае, и в США рост потребительских расходов в последние годы был обусловлен не столько резким повышением зарплат, сколько облегчением условий кредитования. В России это невозможно, так как власть поддерживает курс рубля и повышает, а не снижает кредитные ставки. Кроме того, сегодня отношение платежей по кредитам к доходам населения составляет в России 11 %, тогда как в США — 10,5 %, и потому кредитная накачка более невозможна.
У российской экономики сегодня две беды — и обе сформировались начиная с 2000 г. С одной стороны, это государственный сектор, который вырос за эти годы с 31 до 53 % ВВП и который выживает только за счёт постоянного повышения цен и тарифов на свои услуги (цена электроэнергии для промышленных потребителей с 2001 по 2013 г. выросла в среднем в 5,4 раза, на газ — в 6,3 раза, грузовой железнодорожный тариф — в 7 раз). Поэтому вливание денег будет провоцировать только рост цен. Во всех наших «отраслях-локомотивах» объём добычи газа, нефти, производства стали и стройматериалов, услуг транспорта и т. д. остаётся ниже показателей советского периода или на уровне таковых, но дальнейшего прогресса как не было, так и нет. С другой стороны, это огромный импорт оборудования и потребительских товаров, который неизбежно поглотит дополнительные средства, если они окажутся в распоряжении потребителей.
Вывод прост: «вытянуть себя за волосы» из кризисного «болота» могут сегодня только те страны, которые обладают мощным индустриальным сектором, ориентированным на производство готовой конечной продукции. Именно её можно и нужно в моменты кризиса переориентировать с внешнего рынка на внутренний — и для этого не жалко бюджетных вливаний. Но если переориентировать нечего, не стоит и начинать.
Конечно, часто приходится слышать, что нужно развивать инфраструктуру: строить дороги, газифицировать города и посёлки, прокладывать новые стальные магистрали. Это, конечно, может принести небольшие подвижки, но вряд ли они достигнут хотя бы 1 % дополнительного прироста ВВП, даже если средства будут использоваться рачительно.
Поэтому, мне кажется, для ускорения роста в сегодняшней России существует только один путь — повышение спроса за счёт… снижения налоговой нагрузки.
Сегодня налоговая нагрузка на экономику России составляет 36,9 % ВВП — на 2,1 пп. больше, чем в среднем по странам ОЭСР, в 2,2 раза больше, чем в Китае, и в среднем в 7 раз больше, чем в крупных нефтедобывающих государствах — от Катара и Саудовской Аравии до Ливии и Нигерии. При этом по мере сбора налогов и инвестирования бюджетных средств «теряется» до половины суммы — как за счёт уклонения от уплаты, так и за счёт чиновничьего воровства или бессмысленности инвестиций. Если же пойти по пути снижения налогов, бизнес воспримет это как сигнал к развитию, да и государство будет тратить деньги экономнее, настаивая на повышении эффективности.
Международный опыт показывает, что снижение налоговой нагрузки на 1 % ВВП способно обеспечить рост на 1,3–1,5 % ВВП, сохраняющийся на протяжении 3–5 лет. И если государство оставит больше денег у предпринимателей, это даст и рост инвестиций, и повышение зарплат, и, в конечном счёте, увеличение трат частного сектора.
Если мы хотим создать в России значительный дополнительный внутренний спрос и подтолкнуть производство, мы должны сделать нашу страну одной из самых привлекательных с налоговой точки зрения. Только в этом случае темпы роста снова пойдут вверх, а тучи на экономическом горизонте начнут рассеиваться…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
