Слово – одному из ведущих российских кардиохирургов, академику РАМН, руководителю отдела сердечно-сосудистой хирургии Института клинической кардиологии им. А. Л. Мясникова Российского кардиологического научно-производственного центра Минздрава РФ Ренату Акчурину.
Обойтись малой кровью
Анна Гришунина, «АиФ. Здоровье»: – Ренат Сулейманович, вы одним из первых в нашей стране стали проводить малоинвазивные, щадящие операции на сердце и сосудах. Расскажите, пожалуйста, в чем их суть.
Ренат Акчурин: – Представьте, что у человека стеноз аортального клапана – это когда нежные створки клапана начинают зарастать кальцием и выходное отверстие из сердца вместо 2,5–3 см в диаметре становится таким узким, что едва может пропустить дамский мизинчик. У больного начинает раздуваться сердце, но он еще не знает, что болен, врачи тоже часто пропускают это нарушение из-за незнания. Постепенно развивается сердечная недостаточность, ставят запоздалый диагноз, появляется одышка, дальше – отек легких, и больной погибает мучительно, в кровавой пене. Чаще всего подобные нарушения бывают у пожилых, а они из-за сопутствующих заболеваний могут не пережить открытую операцию на сердце. Таких тяжелых больных, которые обращаются к врачу, лишь когда появляется одышка, наберется около 15–20 тысяч. Выход для них – такая малотравматичная операция, без остановки сердца и использования искусственного кровообращения, чего требует открытая операция. Это существенно увеличивает их шансы выжить.
– Но как можно через тонкий сосуд поставить искусственный клапан?
– Мы делаем небольшой разрез на бедре или на груди и через артерию подводим к сердцу катетер, снабженный системой доставки. Сначала запускаем специальный баллон, который под давлением 12 атмосфер разрывает изношенный клапан больного. На его место встает искусственный – из бычьего перикарда. До поры до времени он в свернутом виде прикреплен к стенту из тоненькой проволоки. Под давлением стент из металла раскрывается и встает враспорку в аорте, прижимаясь к ее стенкам. Вместе с ним расправляется искусственный клапан. Ну а баллон, который уже сделал свое дело, вытягивается наружу.
Эти технологии позволяют уменьшить травму от большой операции, быстрее поднять человека на ноги. Они существенно сокращают финансовые затраты и время пребывания больного в стационаре.
– Почему такие операции называют гибридными?
– Они сочетают разные технологии. Например, эндоваскулярную методику – через прокол артерии и хирургическое вмешательство, проводимое через небольшой разрез. При помощи гибридных технологий мы лечим аневризму аорты, восстанавливаем сердечный ритм, меняем клапан легочной артерии. Наш институт также уже много лет использует гибридные операции у онкобольных с сердечной патологией. За таких тяжелых больных никто не хочет браться, все боятся. А у нас на счету уже более 500 операций, при которых одновременно удаляется опухоль и выполняется кардиологическая операция. Мы их проводим совместно с лучшими специалистами Онкоцентра и его директором, академиком М. И. Давыдовым. И получаем очень хорошие результаты.
– С какими сложностями сталкиваются кардиохирурги при подобных операциях?
– Здесь очень важен постоянный контроль всех манипуляций врача. Поэтому они проводятся в особой, гибридной операционной, укомплектованной самым современным оборудованием: ультразвуковым аппаратом, позволяющим в режиме реального времени получать трехмерное изображение, рентгеновской дугой, ангиографом, эхографической системой, компьютерным и ядерно-магнитным томографами.
Гибридные операции – это коллективное творчество, они объединяют усилия врачей пяти специальностей: терапевта-кардиолога, специалиста по ультразвуковой диагностике, анестезиолога-реаниматолога, который дает наркоз и отвечает за поддержание гомеостаза у больного, кардиохирурга и рентгенолога.
– Насколько подготовлены наши врачи к выполнению высокотехнологичных операций?
– Наш кардиоцентр посылал на обучение специалистов в ведущие центры Европы. За счет нашего центра они ездят в другие города России и проводят там мастер-классы. Мы уже шестой год подряд проводим ежегодную международную конференцию, посвященную применению гибридных технологий в кардиохирургии, которая собирает по 150–200 специалистов самого высокого уровня. Я считаю, медицина не должна быть сосредоточена только в столице, все жители нашей страны имеют одинаковое право на оказание качественной медицинской помощи. У нас хорошо подготовленные врачи, настоящие энтузиасты. Но не все зависит только от них, важно и своевременное финансирование. В этом году Минздрав дал нам квоты.
Запчасти для сердца
– А сколько стоят такие операции?
– Самое дорогое в них – эндопротезы. Например, аортальный клапан мы вынуждены покупать у европейских или американских производителей. Он стоит 34–35 тысяч евро. Это тем более обидно, что СССР был пионером в этой области. Например, технологию эндоваскулярной операции при аневризме аорты предложил харьковский кардиохирург Николай Володозь. Он придумал следующий метод: трубочку, свернутую в жгутик, мы помещаем в катетер, вводим затем в бедренную артерию, а потом доталкиваем до аневризмы, раскрывая ее там и «залатывая» аневризму.
Степлеры для сшивания сосудов – тоже изобретение нашего инженера и врача Василия Гудова, сделанное в далеком 1945 году. Теперь весь мир сшивает прямую, тонкую кишку, желудок, легкие с помощью гудовского метода.
То же – с аортокоронарным шунтированием. Впервые сделал его в эксперименте Владимир Демихов в 1953 году, а в клинике – ленинградский профессор Василий Колесов. И было это 50 лет назад – в 1964 году.
– Но ведь при таких ценах на эндопротезы никаких денег не хватит… А можем ли мы сами наладить производство? Как говорится, перейти на импортозамещение?
– Конечно, если бы мы сами выпускали такие клапаны, они были бы в разы дешевле. Китайцы же делают, а чем мы хуже? Но ждать, когда образуется производственная база в России, бессмысленно. Мы и так уже отстали лет на двадцать. Надо идти тем путем, каким идет автомобилестроение. Ведь выпускают же наши заводы и корейские, и немецкие, и японские машины. То есть надо завозить технологии, покупать патенты на производство подобных клапанов. Но эти проблемы должны решаться на государственном уровне. Мы сейчас прорабатываем вопрос создания собственного производства клапанов, но к этому делу «примазывается» много нечистых на руку людей, которые хотят получать деньги и при этом ничего не делать.
Дать шанс пожилым
– Как же вы выходите из положения?
– Мы организовали несколько благотворительных вечеров, собрали около 350 тысяч евро на 10 протезов, потом нам очень помог Алишер Усманов. Я ему рассказал про этих несчастных пациентов, и он дал средства на имплантацию 60 искусственных клапанов. Я думаю, мы вместе с ним можем гордиться этим полезным делом.
Пытались мы организовать благотворительный фонд, расставляли урны для сбора средств в магазинах, но удалось набрать денег лишь на 2–3 такие операции. Старикам люди не очень расположены помогать. Да и врач, как мне кажется, не должен ходить с протянутой рукой. Его дело – оперировать.
– Как долго живут люди после подобных операций?
– Порядка 10–12 лет. Но это больные, к которым даже пальчиком хирург боялся прикоснуться, у которых по европейской шкале риска SCOR, риск открытой операции превышает 15–20 единиц. Это значит, что половина из них должна была умереть после операции, а мы 97% из них спасаем. Это колоссальный прогресс! Думаю, если бы мы потратили хоть немного денег на наших стариков, то года через 3–4 добились бы существенного прироста выживаемости и качества жизни после сердечно-сосудистых операций. И в конечном счете сохранили бы старшее поколение для воспитания внуков. Их жизненный опыт неоценим для молодых.
