Ирине Жуковой было 16, Александру Пороховщикову — 40. Они познакомились в театре им. Пушкина, и их служебный роман длился без малого 18 лет. Она — помощница костюмера. Он — известный актер. Ими восхищались и им завидовали. О них сплетничали и злословили. До 56 лет Александр Пороховщиков оставался холостяком. Сверстники уже нянчили внуков, а он все еще мечтал о детях...
Последние годы их жизни были неспокойными. В прессу попадала негативная информация — проверенная или нет, кто теперь разберет. А шесть лет назад оба неожиданно ушли в другой мир. Ирина, узнав, что Александру Шалвовичу в больнице стало хуже, наложила на себя руки. К Пороховщикову господь был милостив — он так и не узнал, что его любимая совершила страшный грех. И прожил без нее чуть больше месяца. Венчанные на земле, супруги соединились на небе.
Мне довелось брать интервью у Ирины. И несколько раз общаться с Александром Шалвовичем. Их история любви достойна романа, фильма, поэмы в стихах. А таких мужчин, как Пороховщиков, больше не было при его жизни, нет и сейчас. Что бы об Александре и Ирине не писали любители «жареного»...
Из наших бесед получились монологи о любви. Мне хотелось, чтобы в них было как можно больше глаголов настоящего времени. Вышло, в основном: люблю, люблю... Как той весной. Когда они только-только поженились. И были безумно счастливы.
«Решайся, а то я сам на ней женюсь»
Александр: Когда мы познакомились, Ирочке было 16. Однажды она подошла в театре и сказала, что любит меня. Я ответил: «Детка, а я тебя люблю еще больше...». Я ведь ее воспитывал. Она мне не только жена, но еще ребенок. Иногда хочется взять ее на ручки и укачать, чтобы уснула. У нас так и бывает. И пусть надо мной смеются...
После того объяснения Ирочка стала регулярно ходить на репетиции, всегда очень внимательно смотрела.
Как-то сразу родилось большое чувство. Будто мы давным-давно знакомы. И уже целую жизнь вместе. Увлечений у меня было много. В большинстве случаев я к девушкам относился серьезно, даже помню всех, хотя их было очень много. Но, понимаете... В каждой я искал ЕЕ. Поэтому от всех не просто уходил — убегал. Даром что девчонки были хорошие. И друг корил: «Решайся, а то я сам на ней женюсь!». А мне постоянно что-то мешало. Потом понял — что: во всех я искал свою маму... И только в Ирочке нашел.
Ирина: Я поставила родителей перед фактом лет в 17, хотя и до этого скрывать было нечего. Не было ничего такого, что повергло бы маму в шоковое состояние... То есть, небольшой шок присутствовал, но когда они познакомились с Сашей, то все поняли. Саша относился ко мне, как к ребенку, которого хотел воспитать и сделать достойной своей мамы.
В него были влюблены все женщины театра, а я уж так — решила «попробовать». Он был слишком избалован вниманием, у него оставались подарки от дам, какие-то сувениры. Про меня он подумал, что я чья-то дочь, поэтому болтаюсь за кулисами. Мы часто встречались на репетициях. И единственным проявлением наших чувств в течение года было держание за руки, когда на две минуты воцарялось затемнение. Как только включали свет, мы сидели как ни в чем не бывало, чтобы никто не заметил. И никаких разговоров. Потом только он пригласил меня в кино.
Александр: Я сказал ей: «Ирочка, у тебя такая светлая голова, такое нестандартное мышление, чистое, ни от кого не зависимое — оставайся такой!». Конечно, я защищу ее. Но важно не это. Главное, говорил ей: я смотрю тебе в глаза, ты смотришь в глаза мне. Я тебя поцеловал, ты меня поцеловала. Ой, ребенок получился. Мама радуется. Все остальное — чушь собачья. Я искренне удивлялся: как она может приносить носки, подавать костюмы не всегда опрятным мужчинам? Понимаю — Шаляпину... Но не Ваське же алкоголику. Детка, неужели жизнь так неинтересна, что ты готова тратить ее на это? — спрашивал я. И убедил поступить в ГИТИС на театроведческий. Окончив его, она работала в театрах, печаталась в газетах, делала передачи на ТВ... Я очень жесток в том, что касается профессии. О бездарном никогда не скажу: «Хорошо!». Пару раз Ирочка поплакала, потом вроде стала понимать. Конечно, я подло мечтал, что она будет сидеть дома с ребенком. Пока его нет...
Но дворянский род будет продолжен. Сейчас я уже достиг уровня, когда могу иметь ребенка, у которого будет своя комнатка. Что делать — у меня это в крови: ребенок должен иметь свой угол. И не надо к нему лезть. Даже если он совсем маленький, сидит на горшочке, надо постучать в дверь: можно к тебе, Сашенька? И у Ирочки своя комнатка должна быть. Мы можем лежать в постели и заниматься прекрасными интимными делами (не надо называть их любовью, это совершенно другое!). Но как только она заснет, моя прекрасная, я должен уйти к себе. Спать. Так испокон веков было.
А то жена просыпается, смотрит на супруга: в ушах волосы, из носа торчат волосы... А если так каждый день? Да, для меня все в ней прекрасно... Но во сне мы бываем разные. И не надо, чтобы при этом кто-то присутствовал.
«А ты кто такая?!»
Ирина: Думаю, мне повезло. Мы оба были абсолютно свободны в своем выборе, а у меня просто не было ни одного соблазна. Не встретился мне в жизни ни один человек, который бы по человеческим качествам, интеллекту, порядочности оказался выше моего мужа.
Александр: Знаешь, я вдруг понял, что это для меня свадьба — ерунда. А она, молоденькая девочка, боится. Люди еще попадаются жестокие: «Он тебя бросит!», «Куда ты лезешь?». Она страдала. Тихо. Про себя. Ни разу даже не намекнув мне об этом. Если б хоть раз спросила: «Когда мы поженимся?», я бы тут же сказал: «Прощай!». Навсегда. Ира просто жила со мной, как с мужем. Как будто мы давно обвенчались. Лишь иногда я чувствовал, где-то, в глубине души, что делаю ей очень больно. Поэтому однажды, когда мы отдыхали в Анталье, я пошел в ювелирный и купил два кольца. Вернулся: «Ирочка, подойди», — и надеваю на пальчик. Она смотрит и не понимает. «Ирка, да ты что?». А у нее — слезы. Обнял, шепчу: «Ну что ты, детка, маленькая моя... прости...». А сам думаю: надо же, каким был жестоким. Приехали в Москву — пошли в ЗАГС. 13 мая. Друзья узнали — стали ругаться: ты с ума сошел! В мае — век маяться. Да еще 13-го... А для меня это число счастливое.
Ирина: Конечно, мне импонировало, что его узнают на улице. Что многие относятся к нему с уважением. Но за него было так сложно выйти замуж, что я даже не мечтала. Произошло это лишь спустя годы, когда поняла, что этот человек — единственный в моей жизни. Штамп в паспорте ничего не изменил. Я даже не хотела брать фамилию мужа. Мне было удобно со своей, и у нас в ЗАГСе разгорелся скандал. Я хотела остаться Жуковой, а мне говорили: будь Пороховщиковой. Наконец я согласилась быть Жуковой-Пороховщиковой, но документы пришлось бы долго переоформлять. Пришлось уступить.
Александр: Границ у любви нет, даже в физиологическом смысле. Недаром у дворян жены были минимум на 20 лет моложе. Мужчина должен быть в ее глазах воином. Опытным, мудрым. Это он должен ей рассказывать про сексуальные страсти и фантазии, а не она ему. Когда женщина начинает это делать, получается чистый секс, что быстро надоедает. Секс в любви — совсем другое, а когда мужчина рассказывает об этом еще и с отцовской позиции — это глубже, интереснее, тоньше. Бывает, Ира скажет: пойдем куда-нибудь. А мне не охота. Она злится: «У, черт старый!».
Ирина: К слову, после Саши многие знакомые выбрали себе женщин значительно моложе себя. Тот же Сережа Шакуров. Он женился на Тане Кочемасовой (мы с ней дружили, когда она еще была замужем за другим). Или Анатолий Ромашин — его Юля на 40 лет моложе. Удивительно, что среди всех мы остаемся с Сашей лидерами — к нам прислушиваются. И, между прочим, женщина в такой семье более рациональна — она строит не воздушный замок, а быт.
Александр: Только не надо воображать, что ты единственный и неповторимый. Завтра может найтись другой. И она будет смотреть на него. Так что, надо быть во всеоружии. Это не значит, что я должен закрывать ее на замки. Но должен быть таким человеком, от которого она глаз не сможет оторвать. Быть для нее идеалом. Так устроена женщина: она не изменяет, но как только ты покачнулся, уйдет к более сильному. Я стараюсь вести себя так, чтобы она была во мне стопроцентно уверена. Хотя, конечно, я не ангел.
Ирина: А знаете, какая я ревнивая! Иногда так кровь в голову ударит — ух!.. Особенно это проявлялось в первое время... Только поняв, что не могу без этого человека, я много сделала, чтобы с ним остаться: он всегда был под контролем, я не давала ему вздохнуть. И ходила за ним, и если что-то мне казалось не так, могла ночью поймать грузовик и приехать к нему домой — учинить проверку. Поводов, кстати, было много... Сначала это его жутко раздражало. Саша мог накричать: «Кто ты такая?» И я объясняла... А потом он просто понял, что не может без меня.
«Мучитель, садист, хочу к маме...»
Александр: Мы все время ссоримся. И непонятно из-за чего. Бывает, я прихожу в ярость и закипаю. Если заедает быт. Если Ира приходит с работы уставшая. Терпеть это не могу и обычно говорю: «Чтоб больше такого не видел!». Она обижается, плачет, мычит: мучитель, садист, хочу к маме... Но я ведь все делаю любя. Когда быт засасывает, страшно. Эти «бактерии» просто сминают человека. Женщина приходит уставшая, с кошелками — какая уж тут любовь? Вообще... Ты посмотри на руки наших жен — жилы одни. Тюки таскают, несчастные. А на самом деле — великие...
Любовь — такое состояние души, когда мы должны просто раствориться друг в друге, быть одним целым. Иначе для чего жениться?.. Я стараюсь, чтобы у нас с Иркой оставалось ощущение первозданности. Как в самом начале. Когда я потрогал ее ручку...
Она вот порой обижается, что нет каких-то туфель.... Я мог бы сейчас спокойно зарабатывать триллионы, но как только это случится, она сама же от меня и сбежит. А если я стану гнидой — сбегу сам. Но не стану. Потому что люблю ее. В жизни всякое бывает: свирепствует зло. Предают так называемые друзья. У каждого мужчины случаются моменты, когда надо отстреливаться. Но если на меня нападают, а любимая в это время спрашивает: «Что ты натворил?», — извини, прощай. Ира подобных вопросов не задает. Она просто поверила мне. И сразу сказала: «Если что — буду подавать тебе патроны...».
Ирина: Он очень легко относился к женщинам. Всегда. И сейчас я не скажу, что Саша семейный человек — он свободный, независимый. Семья для него самое главное, но должно быть и чувство свободы. Лидер — он. Всегда. Даже когда мы что-то обсуждаем, я часто слышу: «Дура! глупая! молчи и делай, как муж велел». Ну, «дура» он не говорит. Хотя может и грубее...
Бывало, хотелось все бросить, сбежать. Однажды даже собралась на юг — к родственникам. Сказала, что мне все надоело, и уехала. Но по пути на вокзал зашла к подруге, и мы с ней и ее мужем завалились в ночной клуб: погуляли, потанцевали... А потом я позвонила Саше: «Я согласна вернуться». Раза два у меня так было — он давал мне возможность перепсиховать и ни разу не упрекнул. Боялся, что могу уйти серьезно...
Александр: Ира — чистый человек, замечательная девочка. Думаю, бог мне и послал ее, потому что я не злой, никому не причинял боли. Хотя мне гадостей делали много. Как говорится, вся спина исколота лжедрузьями. Бог с ними! Самое потрясающее, что с каждым часом, с каждой минутой я люблю Ирку все больше и больше. И это — главное.
Кто унаследовал недвижимость Фриске, Пороховщикова и Джуны после их смерти? 
Кому достанутся миллионы Пороховщикова? 
Тело актёра Пороховщикова будет эксгумировано 
Следствие не нашло состава преступления в гибели жены Пороховщикова 
Лишенный наследства: знаменитости не хотят завещать ценности родственникам 
