Придираться легко. Но, досмотрев до финала, должна сказать: «Оттепель» — очень хороший фильм. Признаюсь, я сама повелась сначала на сравнительный анализ: и девушки излишне гламурны, и кубанских казаков снимали раньше, и не блестели боками машины в 60-е годы. Словно художник ставил целью создание музейной экспозиции и кое в чем просчитался.
Произведение искусства — это всегда высказывание о современности.
Фильм говорит своему зрителю: «Вам раскрашивают в яркие краски Советскую власть? Да, и я могу. Посмотрели? А теперь заглянем, что было на самом деле за красивыми декорациями. За Диором на Красной площади, за обложкой советского экрана, за дружными застольями на коммунальных кухнях. Гламур лупят ногами за скамейкой, сплоченный коллектив по сигналу включается в коллективную травлю, и сколько не снятого, не написанного, не созданного уносят с собой герои: сценарист, режиссер и оператор. Зафиксируйте внимание еще раз: трое молодых мужчин — три разбитые жизни».
Прицепите крепко к памяти, рядом с девушками в юбках солнце-клеш.
Их не убивают, не гнобят в лагерях, даже не бьют на допросах, — и это большое преимущество, как замечает отец одного из персонажей. Можно выращивать помидоры, снимать хронику про кукурузу или уехать в Коктебель.
Но кричит им в лицо девочка, которая и есть главная героиня фильма, потому что именно она доживет до того времени, когда все это рухнет: «Вы все врёте!».
Я была помладше Аси в то время, но хорошо помню и доску, о которую мы с мамой по очереди терли белье, и школьные бойкоты, и вечно приподнятый тон дикторов на только что появившимся голубом экране.
Бедность помню, но меньше — тогда все были бедны. А о существовании московского золотого мирка с поездками в Италию, распределителями и фирменными шмотками, я узнала только сейчас, из трогательных воспоминаний его обитателей.
А хорошо помню это нарастающее чувство ненависти ко лжи.
Такое крепкое, что до сих пор не вышибешь.
И конечно, фильм говорит с современным зрителем о современности. Очень точно фокусирует, откуда взялись и кто такие нынешние ханжи и моралисты. И как сильно и неизбывно в них желание взять под ноготь живую жизнь.
До чего должна опротиветь коллективная «Мизулина», чтобы зритель с радостью отмечал: на экране свободно курят, пьют, любят друг друга, не спрашивая согласия месткома, а главное — не сдают и не сдаются.
Вот и Тодоровский не сдался.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
