1 мая 1918 года всем нам привычный праздник весны и труда, или, вернее, Международный день солидарности трудящихся, впервые отмечали официально и вполне законно.
Тогда вообще много чего состоялось впервые. Например, военный парад РККА в Москве, заложивший традицию советских парадов. Забавно, что многие тогда толком и не разобрались, где же конкретно прошло войсковое дефиле. Часть очевидцев говорит, что на Красной площади и с утра. Часть — что днём и на Ходынском поле.
Реальности, как ни странно, соответствуют обе версии. На 11:00 была назначена демонстрация и шествие частей РККА у Кремля. На 16:30 — парад как таковой, с командующим и принимающим, но уже на Ходынке. Такое впечатление, что новая власть прикидывала, где торжественный проход войск будет выглядеть красивее и значительнее. Результат сейчас известен всем, и в который уже раз подтвердится 9 мая. Но тогда это решение, как и многие другие, приходилось нащупывать: новой армии было всего-то девять недель от роду.
Повод для стыда?
Михаил Кольцов, впоследствии — прославленный советский журналист и писатель, а пока — один из многих и многих репортёров, писал о событии с присущим ему задором и ехидцей: «Сегодня на первом большом параде выступает новое войско. Сбежались друзья и враги. Рабочие кепки пришли смотреть свою защиту, шляпы и котелки — хихикать и злорадствовать».
Если по чести, то повод для злорадства можно было найти без особого труда. Комиссар и тогдашний командующий войсками Московского военного округа Николай Муралов говорил об этом откровенно: «1 мая войска должны были прийти для парада на Ходынку в определенный час. Аккуратно прибыл один латышский полк, другой запаздывал, еще более запаздывали части из районов. У меня скребло сердце. Вдруг прибегает связист и сообщает, что на Ходынку приехал Владимир Ильич. Ну совсем дело плохо. Сгорая от стыда, я подошел к Ильичу. Поздоровавшись, Ленин сказал: „Ну что, товарищ Муралов, кажется, наши войска не совсем аккуратны“. Он сделал ударение на „наши“. Я готов был провалиться сквозь землю».
Среди помянутых советской прессой «шляп и котелков», которые явились на парад «хихикать», присутствовали и настоящие враги новой власти. Не придуманные, а реальные и очень опасные. Например, Василий Клементьев. На тот момент — один из организаторов офицерского подполья, штабной работник антибольшевистского Союза защиты Родины и Свободы. Впоследствии — матёрый гитлеровец, работник созданного абвером «Зондерштаба Р», отвечавшего за зачистку оккупированных территорий от партизан и лояльных советской власти лиц, а также майор власовской РОА. Он спокойно дожил в США до 1981 г. и оставил любопытные мемуары под названием «В большевицкой Москве» (именно так, с издевательским «ц»).
Злой взгляд
В частности, будущий пособник нацистов описал тот самый Первомайский парад РККА. Его отчёт — любопытнейший микс из добросовестных заблуждений, раздражения и злонамеренного жульничества. Например, он явно был среди тех, кто перепутал демонстрацию с участием войск у Кремля и собственно парад на Ходынке. Вот что из этого получилось: «Когда я попал на Ходынское поле, не было ещё и 9 утра... На часах уже 10:10, а все ещё нет участников парада. И зрители — всего несколько кучек вразброд — стоят, и я промеж них хожу. Эх, не так было на царских парадах! Народу было видимо-невидимо, не протолкнуться, не повернуться».
Внезапно ностальгическое сожаление о прежнем многолюдном празднике и издёвка над нынешними «жалкими кучками» сменяется раздражением: «Оркестр уже во все трубы дудит маршевый „Интернационал“. Да здравствует товарищ Ленин! Ура! Ура! Вождь мирового пролетариата! Вопит, кричит, прыгает, из кожи лезет восторженная кучка немосквичей. Она становится все больше, все шире, все смелее разливается по краям Петроградского шоссе. Откуда люди взялись?! И куда гонит их начавшийся прилив экстаза?!»
Всё-таки люди откуда-то взялись, и в немаленьком количестве, что, конечно, не могло не взбесить Клементьева, который прямо говорит о себе: «Но я не участник торжества, а враг захватчиков власти, что острыми клещами схватили и жмут мой народ, мою родину!»
Сам по себе парад представлен им как зрелище жалкое и бестолковое: «Идут: один правой, другой левой, жару дают, да невпопад. Не строй, а баранье стадо мечется, бросается, на ухабы попадет — повалится. Где же „краса и гордость революции“ флотская? Вот что-то и не помню, была ли она 1 мая 1918 года на Ходынском параде. А Красная гвардия закачалась, зашаталась, как бурьян на ветру: один в свою сторону прёт, другой в противоположную загибает. Что-то им крикнул раз и два товарищ Троцкий. Да где там услышать, когда изо всех сил жарит в барабан турецкий и гремит литаврами и трубами оркестр...»
А вот это уже — прямое враньё. Возможно, строевая подготовка у РККА была и не на высоте. Но чтобы совсем уж «стадо» — это перебор.
«Несомненная живая сила»
В том, что это враньё, можно удостовериться прямо сейчас. Клементьев мало того, что не запомнил участвовавших в параде моряков, он ещё и не обратил внимания на то, что всё действо снимает кинохроника.
Между прочим, это был легендарный кинооператор-документалист Пётр Новицкий, снимавший потом и героев-полярников, и Сталина. А пока ему удалось впервые после революции снять Ленина, который действительно приехал на парад. Ну и сам парад и принимавшего его Троцкого, разумеется. Любой желающий может посмотреть доступный в интернете ролик. Это первый выпуск журнала «Кинонеделя», датированный 20 мая 1918 г. Там отлично видно, что части РККА шагают относительно стройно, что лошади у кавалеристов сытые, что моряки очень даже присутствуют, что Ленин бодр и сосредоточен и что Троцкий принимает парад в подчёркнуто штатском виде: костюм, пальто, галстук и вопиюще буржуазная шляпа.
В конце концов, на параде присутствовали и иностранные представители, куда же без этого. Англичанин Роберт Брюс Локхарт оставил о действе честный отзыв, сознавшись, что драйв и мощь РККА ощущались уже тогда: «Май был возбужденный и лихорадочный. Он начался внушительным парадом Красной армии. Троцкий принимал парад в присутствии иностранных дипломатических представителей. Мирбах из автомобиля наблюдал эту картину. Вначале он высокомерно улыбнулся. Затем он стал серьезным. Он был представителем старого германского империализма. В этих плохо одетых людях, которые маршировали мимо него, была несомненная живая сила. На меня это произвело сильное впечатление».
