Как там у Юры Шевчука… «Что такое осень? Это небо, это камни… Это…» Но до осени еще, слава богу, далеко. Лето в разгаре. Высокий Сезон.
А что такое Высокий Сезон? Это Отпуск. Это Лето, Путевка, Курорт. Слова-то какие! Вкусные и долгожданные, как вареная сгущенка моего коммунального детства. Четыре часа ее ждешь, пока она сварится, и за тридцать секунд съедаешь и смотришь в пустую банку, как Дориан Грей на свой портрет.
Высокий Сезон – это, конечно, счастье. Только… трудное оно. Что-то вроде счастливой любви с обоюдным мордобоем. Есть что-то в июльско-августовском курортном раю от преодоления препятствий, от «а кому сейчас легко» или от «я шагаю с работы устало…»
Хургада, Анталья, Коста-дель-Соль, Златы, опять же Писки... Вот оно – трудное счастье россиян.
Высокий Сезон всегда напоминал мне массовые батальные сцены из фильма Бондарчука «Война и мир». Очень жарко, очень много народу, камера твоего внутреннего воображения нависла где-то на высоте птичьего полета, и недоумевающий внутренний голос за кадром: «И Пьер не понимал: зачем все эти люди пришли сюда? Что делают здесь тысячи и тысячи людей разных возрастов, национальностей и вероисповеданий?..» и т. д. С тем же толстовским экзистенциальным напором. А действительно – зачем?
Может быть, мне просто не везет?
В Высокий Сезон, скажем, мне всегда в переполненных самолетах достаются продублированные места. И стюардессы на мои негодующие вопли отвечают с улыбкой одно и то же: «Раньше надо было на посадку приходить. Кто первый сел, тому и место. Ну ладно, что-нибудь придумаем». И «придумывают» мне в конце концов какое-нибудь откидное место у самого сортира. И ко мне в течение всего полета стоит скорбная очередь, как к Ленину. Высокий Сезон – высокие отношения.
Высокий сезон – это очень высокая температура. Жара, похожая на недоумение после третьего стакана портвейна «777».
Раскаленные экскурсионные автобусы, в которых сиденья – в любом уголке мира – упорно пахнут колбасой.
Вечная струйка пота, стекающая по позвоночнику в шорты. Струйка эротически щекочется, но тебе не до эротики.
Садистские западные родители, везущие новорожденных младенцев по пятидесятиградусной жаре к каким-нибудь пирамидам. Бедные дети! Зачем им пирамиды?
Пляжи, похожие на картину Васнецова «После битвы». Люди лежат в самых немыслимых мученических позах. Но их не только убили, но и раздели. Вороны, правда, не кружат. Но зато кружат аборигены, продающие очки и фрукты.
И ты лежишь, убитый и раздетый солнцем, на своем лежаке, как князь Андрей, и смотришь в небо своего египетско-турецко-испанского Аустерлица.
В высокий сезон все дается с большим трудом. Трудно найти лежак, потому что лежак – дефицит, как мебель в советские времена. На одну бесплатную раскладушку претендуют десятеро. Надо успеть положить на нее полотенце. Я лично научился метать полотенце с двадцати метров. Прямо на глазах удивленных японцев. И мне не стыдно.
Трудно занять хороший столик в ресторане. Самое частотное слово в высокий сезон – «постереги». И еще – «занято».
Трудно лежать, дышать, ходить и говорить. Потому что жарко. Трудно зайти в море, потому что лень. Лень мазаться кремом, потому что трудно. Главное пляжное выражение высокого сезона: «Намажь мне спину» (ср.: «Откройте мне веки»).
Высокий сезон – это, конечно же, очень высокие цены. Потому что в июле-августе ты не человек и даже не турист или отдыхающий. Ты – кошелек в шлепках. Кредитка в панаме. Копилка в трусиках. Обгоревший евробакс.
И бредут табуны копилок по Коста-Браве. И топчутся толпы потных кошельков по итальянским достопримечательностям. И летят евробаксы (ср.: «Летят журавли») во все концы планеты Земля.
И нет нам покоя. И хочется обгорать, стоять, потеть. Стоять в пробках и бегать наперегонки с японцами в поисках лежаков и столиков. И плескаться в знойной хлорке бассейнов. И выть, как раненая собака, перебегая от лежака к морю по раскаленному песку.
Потому что все это – хотя и трудное, но все-таки счастье. Я люблю тебя, Высокий Сезон. «Странною любовью», но все-таки люблю. Честное слово! Бакс даю. Век евро не видать.
