Восемь лет строгого режима и штраф в три миллиона рублей — так звучал приговор московскому художнику, уехавшему в Тверскую область, чтобы превратить маленькое село Мошенка в культурно-туристический центр — и вскоре обвиненному во взяточничестве и злоупотреблении полномочиями. 8 присяжных из 12 признали Илью Фарбера виновным. Спустя три месяца Верховный суд РФ отменил приговор и отправил дело на пересмотр. Художник будет содержаться под стражей до середины февраля следующего года — потом назначат новые слушания. Сейчас общественные деятели, правозащитники движения «Русь сидящая» и родственники пытаются выяснить, почему за хорошие дела приходится так дорого платить. Об идях народничества, женщинах и гении Ильи Фарбера АиФ.ru рассказали его мать Елена Фарбер и ее подруга Нина Ермилова.
АиФ.ru: Верховный суд отменил приговор и отправил дело на пересмотр. Как вы считаете, есть ли в этом намек на возможное освобождение Ильи Фарбера?
В какой-то степени, да, появилась надежда. С другой стороны, если бы меру пресечения сменили на домашний арест, ее было бы заметно больше. Но мой сын все еще в тюрьме. Кроме того, новое рассмотрение дела будет не в Москве, а в Твери — именно там, где, уверена, есть сговор между судом и чиновниками. В прошлый раз судья читал приговор в закрытом режиме. Сейчас на заседании Верховного суда, оказалось, что там неверно указан размер взятки: вместо 150 тысяч — полтора миллиона. Маленькая опечатка с большим смыслом. Вся надежда — на общественный резонанс, что под прицелом камер они хотя бы постесняются.
АиФ.ru: С каким настроением Илья ждет пересмотра дела?
Настрой у него боевой, но болят руки и сердце. Никакой медицинской помощи он не получает, хотя начальник медсанчасти уверяет, что они носят его на руках. Но когда мы пытались передать ему нужные препараты — с соблюдением всех правил и требований — их не приняли. А Илье они нужны. Он каждый день травится дымом — трое его сокамерников заядлые курильщики. Он даже уходил в карцер на 10 дней, чтобы отдохнуть от дыма. Потом это все пошло в дело: мол, такой-сякой он, даже в карцере сидел. Я очень боюсь за сына: до ареста у него были микроинфаркты, проблемы с позвоночником. С лечением в тюрьме все очень плохо.
АиФ.ru: Вашего сына называют народником и человеком, нетипичным для своего времени
Елена Фарбер: Он действительно был таким человеком, тем самым народником, который пришёл в деревню просвещать массы. Только этого никто не понял. Когда он приехал в это консервативное русское село — оно его скрутило. Старики все новое воспринимают с трудом. Даже я в своем возрасте принимаю далеко не всё из того, что он говорит или делает. Но это не значит, что он не прав. Это история отцов и детей: мы просто по-разному смотрим на вещи.
Мы встретились тогда с Ильей в августе 2011 года, за месяц до его ареста. Он мне рассказывал о том, какой Дом культуры задумал построить в Мошенке. Что там не будет алкоголиков. Рассказывал, что в местной школе восьмиклассники читают по слогам, вот какой там был уровень! Хотя были и очень хорошие преподаватели. Илья вызывал в детях тягу к творчеству, к самостоятельному мышлению. Он человек творческий и очень талантливый.
АиФ.ru: почему в Мошенке так прохладно отнеслись к инициативам Ильи?
Нина Ермилова: Я знаю Илью с детства. Он самодостаточен. Одно слово. Не вписался в эту систему. Поэтому пошло такое непонимание. Он не в толпе — он личность. И ему постоянно ставили подножки. Потому что как это так: кругом толпа, а он личность. У него свое в голове, он никогда не был свободен. Подставить Илью оказалось делом нехитрым, даже несмотря на его ум. Просто этот ум не был готов защитить себя.
Елена Фарбер: Когда я впервые увидела бывшую главу Мошинской администрации, депутата Елену Фокину, которая активно противостояла моему сыну, то подумала: Господи, да это же – Сальери. Серость, обличенная властью, противостоит гению. Кроме того, она ведь антисемитка. Когда в село приезжали журналисты с телевидения, она им кричала: вы тут все — еврейская мафия. Сын её моего Илью называл жидярой. И то, что там на заборе написано — тоже его рук дело. Если бы Илья носил фамилию Иванов, это бы всё иначе рассматривалось. Жители села бы даже по-другому относились.
Рядом с Ильей я всегда чувствовала себя женщиной. Когда мы идем по тротуару, он всегда идет с внешней стороны, всегда подает руку на выходе из транспорта. Кажется, это банальные вещи, но в наши дни их мало кто делает. С ним бывает очень трудно. Он много нервничает. Мы живем, как Бог послал. Нигде нет ни приваловских миллионов, ни евроремонта. И тем более в квартире у Ильи. У него же ничего нет. Ни богатства, ни земли. Учитель в сельском клубе! Но Илья такой человек, который может отдать, подарить.
В свое время его жена Татьяна вместе с маленьким сыном Петром уехали в Китай, оставив Илью здесь…Это жизнь. У моего сына очень красивое телосложение. Его замечают везде: стройный, высокий, царская походка, никогда не опускает головы. Прошло около года, и он познакомился с Настей — танцовщицей из Тюмени. Она забеременела.
Нина Ермилова: Татьяна, можно сказать, дала добро на то, чтобы Илья устраивал свою жизнь здесь. Настя родила ему сына, а потом уехала в Таиланд со своей танцевальной группой. Ей там очень понравилось, и она осталась. Илья не мог найти себе места. Эта картина семейного счастья сложилась не так, как он хотел. Представляете, маленький ребенок и две жены — одна в Китае, другая в Таиланде. И он едет в Мошенку: за землей, за творчеством. Куда-нибудь в глушь, подальше, к тёткам. Возможно, именно семейная ситуация и привела его туда. Мы были рады, что он уехал. Думали, что там он себя и найдёт.
Елена Фарбер: Поскольку мой сын никогда не работал в бюджетных организациях, он никогда не писал расписок, не брал никаких квитанций. Когда я приехала к нему на первое свидание, то сказала: У тебя экономическое образование есть? Какие-то курсы бухгалтерские? Нет. Так куда же ты полез? Тебя подставили, чтобы посадить.
Когда Илья обнаружил, что смета на строительство Дома культуры раздута раза в три, что вместо металлических конструкций там стоят деревянные, он в письменном виде уведомил подрядчиков Павлова и Горохова, что будет обращаться в суд. Павлов ему угрожал, говорил, что подвесит его за ноги. Горохов, наоборот, пытался умаслить Илью.Уговаривал,чтобы заявление в суд не пошло дальше главы администрации. Обещал, что сам приедет и всё доделает. Но не делал.А Илья спешил.Сам нанимал рабочих,занимал деньги,чтобы им заплатить.За этим долгом он и поехал в офис к Горохову.Но там его уже ждали сотрудники ФСБ.
С самого начала дело носило обвинительный характер. Прокурор Павел Верещагин требовал девять лет, ввиду особой коррупционной составляющей. Теперь его, кстати, зовут Павел 30 хрустов Верещагин, за то что он сказал на суде: у нас была аудиозапись разговора Фарбера и Горохова, на которой, если прислушаться, слышно хруст тридцати пятитысячных купюр. Если посчитать, получается взятка в 150 тысяч.
Илье к дню села нужно было сдать Дом культуры. К празднику. Это было дело его чести, всей его жизни. Он амбициозный человек, ему нужно было сделать. Он ведь Горохову так и сказал: Вам нужны деньги, а мне нужен Дом культуры! Пусть он виноват, и какой-то срок мог получить. Но не так! Он больше года отсидел, и сидел-то как: с самыми страшными головорезами, с антисемитами. Его перебрасывали из камеры в камеру.
АиФ.ru: Когда приговор прозвучал, общественный резонанс был заметно выше, чем когда его отменили. Люди теряют интерес к громкому делу?
Фея для Серёжи 
«Как ты могла выйти за него?» История первой любви писателя Рубена Гальего 
Ирэн Булатова: Жгучее 1 сентября 
Надежду несправедливо уволили. А она засудила свой завод 
В школьном омуте 
