Среди писем в конвертах — большинство с просьбой помочь. «Помогите» — вместо «Добрый день» или «Здравствуйте».
Утро понедельника — это отправка бездомных домой, по всему бывшему Союзу, и чтение этих писем, после которых ощущение нереальности происходящего не оставляет до поздней ночи.
Больные дети, умирающие в общежитиях и на снятых квартирах, одинокие мужчины и женщины, которым некуда пожаловаться на болезнь, несостоявшуюся жизнь, безденежье, полунищенское существование, тоску, страх, боль, оскорбления в регистратурах поликлиник и магазинах, на слабость и безнадежность будущего.
В этих письмах редко просят денег. Чаще — возможность высказать на листке бумаге то, что высказать, наверное, больше некому.
Принять решение о помощи предоставлено нам. Мне, Петровичу, добровольцам, сотрудникам фонда. Из десяти помочь мы можем одному. И выбираем — кому. Это самый тяжелый день недели. И самый тяжёлый выбор.
Звонки начинаются с утра и заканчиваются к ночи. В фонде четыре номера: городской, мобильный и мой с Петровичем.
Попытка прочесть факс из Богом забытого города прерывается в очередной раз.
«С больным ребенком я живу в общежитии, где располагаются конторы и гостиница для командировочных...»
«Я хочу, чтобы приехали именно Вы, лично, сами, поймите меня...»
«Ребенок из-за невыносимых условий жилья...»
Хлопает дверь, пришёл Петрович.
— Привет, девочки!
Вместо ответа он получает три листка бумаги с наспех записанными жалобами больных. Теперь говорим вдвоём — каждый в свою трубку. Наизусть выученные фразы, тысячу раз выслушанные вопросы. Очередная попытка понять, что от нас хотят из факса.
«У ребенка огромная распадающаяся опухоль...».
«А что сказал Ваш районный онколог?».
«Нет, наркоманом Ваша мама не станет. Дозы, которые она получает, достаточно для обезболивания».
«У меня второй ребенок, которому четыре года...».
«Лиза, умоляю отправь узбека, он просто не доедет через неделю».
«Сергей Петрович, что делать с больным из Бутово?».
«Елизавета Петровна, у нас снова выключают свет. Мосэнерго требует договор».
«Он послал меня к вам. Вы должны помочь моей дочери».
«Из приюта забирать Наиля в пятницу, кто поедет?».
«Петрович, прикрой тут, мы с Леной скоро вернемся».
По Пятницкой — к чиновнику, от которого зависит договор аренды. Столкнулись у входа.
— Нам нужен договор.
— Это не ко мне.
— А что к Вам?
Смотрим на его безразличное, выспавшееся лицо. Чиновник входит в лифт и обреченно вздыхает.
— Понедельник — день тяжёлый.
Мы с Леной смеёмся.
— А что это с вами? Смешного что?
— У нас не было выходных. Так бывает.
— Не понимаю.
Он не понимает. Он не может. Я в мыслях хочу подарить ему один из наших мобильных. На выходные. Или на день.
— Мне не нравится тон Вашего голоса.
Уходим ни с чем. Мы не должны всем нравиться.
Снова подвал.
«Нет лекарств в Киеве».
«Ребенок, который лежал в пятой палате — умер».
«Нам предложили операцию, соглашаться или оставить?»
«21 год, опухоль средостения, ответьте что мне делать сним дальше, везде отказывают или просят денег».
— Вам снова звонит чиновник.
— Сбрось, я не буду разговаривать больше. Работаем сами.
— Журналисты хотят.
— Пусть хотят.
Темно. Пора к семьям. Последний вопрос.
— Ты летишь в Киев или нет?
Надо успеть выстирать куртки на вокзал — две из них в грязи, остальные — кровь с гноем.
«Вас беспокоят из приёмной».
«Ваш номер мне передала дочка больной К».
«Я из Энска. Я присылал факс, вы обещали ответить».
Так и не дочитала, чего они просят. Забыла на столе.
«Вы будете со мной, когда я буду умирать? Только правду скажите...».
 |
|
| Елизавета Глинка Исполнительный директор фонда «Справедливая помощь», врач паллиативной медицины, блоггер |
