В хоспис его привезли из за границы. Так уж сложились у него обстоятельства, что из самых близких остались только телохранитель и шофер. Жена с ним рассталась. Бывшие подчинённые по работе привозили документы на подпись, стараясь сохранять оптимизм при посещении.
Уходили поспешно, тщательно закрывая за собой дверь в палату.
Телохранитель с шофером выполняли роль сиделок и вечерами, когда В. спал, рассказывали медсестрам о бывшей крутости и суперобеспеченности нашего теперь В.
Со мной отношения у него поначалу складывались странно. Он оценивал в чем я одета, будучи знатоком брендов и фирм. Вместо «Здравствуйте, доктор» он произносил «Колготки у Вас дорогие, я сразу вижу». Или «Часы у Вас правильные». В смысле, марка часов.
Еду он заказывал только из ресторана, спиртные напитки ему приносил все тот же телохранитель из "старых запасов«.Он не хотел ни от кого зависеть, считая, и справедливо считая, скажу вам, что он всё может сам.
В палате все было его. Телевизор, белье, одежда, пеленки. Он не хотел ничего казенного. В общем, полное материальное благополучие. Вот только дома, где его ждут под конец жизни у него не оказалось.
Роскошный Мерседес стоял на приколе около хосписа, так и не понадобившись в последствии своему хозяину.
Он провел в хосписе пять полных месяцев. Был всем доволен,и, несмотря на расхожее заблуждение моего персонала о том, что «все богатые сволочи», полностью его опроверг.
Веселый, хорошо образованный, очень остроумный был человек.Он не допускал мыслей о смерти. Не спрашивал результатов обследования. Не говорил о будущем. Я с трудом узнала, что он вообще осведомлен о своем диагнозе.
Его раздражало, что в хосписе есть другие пациенты. Он мог потребовать осмотра и анализов в люойе время дня и ночи, и был очень разочарован тем, что одной ночью меня вызвали ни к нему, а к буянящему соседу по палате, который ничего в жизни, по его меркам, не достиг.Он не хотел быть равным с другими. Он был уверен, что из хосписа он поедет в клинику в Германии.
За пять месяцев мы сильно подружились.И вот наступил момент, когда он не мог встать, и, так как говорить о выздоровлении уже не приходилось, я спросила его, чего он хочет именно сейчас.
Я ожидала услышать просьбу поправиться, съездить в Испанию, заказать редкое лекарство или привезти какого-нибудь консультанта. Цветы, виски, новый телефон, машина, сменить охрану и так далее. Его просьбы до этого дня не отличались разнообразием.Ну разве что по брендам и названиям вин.
А он попросил меня принести ему козлёнка. Маленького козленка с непробившимися рожками. Потому что оказалось,что В. вырос в деревне. И его растила мать, а отец умер очень рано.И единственным светлым воспоминанием для него был маленький козленок, с которым он играл в деревне, когда был мальчиком.
Козленка я ему принесла. Он обкакал мою ординаторскую и орал или блеял — не знаю как правильно сказать.
Зайдя в палату, санитарка сказала В., что «сейчас будет сюрприз».
Принесли козленка. Он был совсем маленьким, с не отвалившимся ещё пупочком. Его дал на прокат молочник. За 50 гривен. До вечера.
В. не мог встать и козленка положили в кровать.
Он обнял его и заплакал.
Впервые за пять месяцев.
Елизавета Глинка Исполнительный директор фонда «Справедливая помощь», врач паллиативной медицины, блоггер |