Перед Новым годом надо просто залечь на дно и не отсвечивать. Сидеть себе тихонько на работе и «впахивать», а не дерзко помышлять о встречах с друзьями в центре города, театрах, кино и прочих экспозициях. Постлужковские пробки давно и неофициально сделали всех заложниками 60- и более часовой рабочей недели. Зачем тратить государственные деньги на то, что и так уже давно и быстро катит по рельсам «деловой активности России»? Мы - узники офисов, «опэн спэйсов» и контор. Большинство моих друзей и коллег встретили предложение олигарха Михаила Прохорова о шестидесяти часах дружным и жизнерадостным хохотом, заглушающим клёкот пальцев по компьютерной клавиатуре.
Если серьёзно, то я решительно не понимаю, о чём в принципе говорит господин Прохоров. Узаконить "трудовыебудни" в виде нескольких дополнительных часов? Да ещё в форме добровольного согласия обеих сторон? Позвольте, это всё «разговоры в пользу бедных». Вернее – в пользу богатых. Мы только-только начинаем «очухиваться» от кризиса, в стране тысячи и тысячи безработных. Кто, скажите на милость, «добровольно» скажет начальству, что он НЕ готов, НЕ хочет удлинять свою рабочую неделю? Только что подписавший трудовой договор сотрудник? Работник, чьё место дирекция регулярно планирует «сократить для экономии»? «Ценный кадр»? Да, позвольте, ценный кадр и так будет сидеть, не разгибая спины, пока не закончит проект, отчёт или презентацию, не докрутит все болты, не довернёт все гайки. Остальные тоже не станут рисковать. Так зачем пытаться впихнуть в рамки закона надуманное согласие? Это что – инновационная форма издевательства?
Но и работодателя такое «узаконенное» нововведение вряд ли порадует.
Ведь то, что раньше он получал просто так, бесплатно, пусть даже под аккомпанемент недовольного брюзжания персонала, теперь ему придётся получать за дополнительные деньги, отгулы и т.п.
А ему это надо?
Возможно, 60-часовая рабочая неделя нужна для государственных организаций, являющихся эталоном мер, особенно мер времени. Потому что бизнес – он обладает способностью саморегулироваться. Ему, бизнесу, вообще (если начальники не самодуры) не важно, сколько именно часов служащий проведёт на работе. Ему важно, чтобы дело было сделано, продукция – произведена, результат – достигнут. А за час или за шестьдесят – это каждый из наёмных работников выполняет в меру своих способностей.
Так, может быть, господин Прохоров, продвигая свою идею, имел в виду деятелей бюджетной сферы, где расписание «с 9 до 6» и в самом деле не просто набор цифр? Вот об этом уже стоит подумать. Ведь все вы прекрасно знаете, что и представители благородных профессий отлично знают, что такое почасовая оплата труда. Возьмите медсестёр или учителей. Буквально на днях в одной из центральных московских школ, где учатся дети моих близких друзей, преподаватель математики практически в открытую заявила: какой мне, мол, интерес учить ваших детей, когда я за час репетиторства получаю полторы тысячи рублей?
Вопрос об интересе возник тогда, когда выяснилось, что у целого класса благополучных «домашних» детей, сообразительных и успевающих по другим предметам, по алгебре и геометрии стали вырисовываться сплошные двойки и тройки вторую четверть подряд.
Когда я училась в школе, такой ситуацией не то, что не гордились – её пытались искоренить всеми правдами. Да чтобы РОНО узнало, что в советской школе учат на оценку, не выше «трояка»?! Это же позорище – не для детей, а для учителя, директора и всего комсомолоугодного заведения!
А сейчас – ничего особенного?
Та часть образования, которая еще осталась на бюджетном кормлении, активно саморегулируется и встраивается в бизнес-процесс России XXI века. И когда за час репетиторства светит пятьдесят американских долларов, «отдельно взятые» учителя готовы удлинить свою рабочую неделю хоть до 70, хоть до 80 часов. Так? Так или не так?
Вопрос лишь в том, что далеко не все россияне готовы оплачивать эту «удлинённую рабочую неделю».
Так что и вы поймите, господин Прохоров, нельзя взрастить ВВП, фехтуя Трудовым законодательством. Россияне готовы «работать на благо» больше и дольше. Только, видимо, не за те деньги, которые им может предложить государство.
