В прокат выходит фильм «Балканский рубеж», сценарий которого основан на тех трагических событиях, что разворачивались в Югославии в 1998-1999 годах. По сюжету российская спецгруппа под руководством подполковника Асланбека Етхоева (Гоша Куценко) получает приказ взять под контроль аэродром Слатина в Косове и удерживать его до прихода подкрепления. Но стратегический объект важен и местному албанскому полевому командиру, и генералам НАТО...
Начальника полиции, сербского генерала, сыграл известный всем «индеец» Гойко Митич.
Ольга Шаблинская, АиФ.ru: Гойко, почему вы согласились участвовать в «Балканском рубеже»?
Гойко Митич: Для меня эта картина очень личная. Если бы кто-то мне сказал, что на моей родине начнутся бомбежки, я бы каждому ответил: «Ты сумасшедший». Я родился в 1940 году, гремела Вторая мировая война. Я и брат выжили, остальные дети моей матери умерли. Мы никогда не думали, что война может случиться снова… Наша деревня Стройковцы — в 150 км от Косова. Когда там бомбили, было ужасно.
К моменту конфликта на Балканах я уже жил и работал в Германии. Каждый день звонил на родину брату и матери, они жили вместе. «Ну, мама, как ты сегодня?» — «Мой сын, я хорошо, но сегодня бомбы так близко падали, были такие взрывы, что я чуть не упала с кровати». Через несколько дней я снова позвонил. Но брат сказал: «Мать не разговаривает вообще, у неё шок». Она даже не спускалась, чтобы поесть. В итоге мама погибла под бомбёжкой. Не знаю, как я пережил то, что не мог попрощаться с ней. Брат сказал: «Подожди, когда всё кончится, тогда приедешь. Иначе сам погибнешь». Только 6 месяцев спустя я попрощался с матерью на её могиле. Поэтому для меня очень важно всё, что показано в «Балканском рубеже». Бомбили простых людей, были нарушены все права: международное, человеческое… Я потерял самого важного для меня человека в жизни: мою маму. Она меня родила, она всё мне дала.
— Это правда, что все трюки в картине вы исполнили сами?
— Конечно, потому что занимаюсь спортом. Кстати, в первый съемочный день мы с режиссёром поругались. Я пришёл на площадку и увидел мужчину, похожего на меня, в моей по роли одежде, в таком же гриме. «Это кто?» — «Ваш дублер». Я ответил: «За 76 лет ни разу у меня не было дублера. Никогда! Вы меня хотите обидеть?» В итоге все трюки, что есть в «Балканском рубеже», я выполнил сам.
— Главным человеком в вашей жизни была мама. А почему вы сами не женились?
— Я был женат на своей работе. Правда. На семью не было времени: всегда на съемках. Это проблема. Человек, когда молодой, думает: «Я всё сделаю вовремя». Но время идёт быстрее, чем мы чувствуем. Поэтому так случилось: у меня не сложилось семьи. Хотя я жил вместе с одной дамой. Она не актриса, нормальная женщина. У меня есть дочка, ей 35 лет. Работает в туристическом деле. У нас сейчас очень хорошие отношения. Да и раньше были прекрасные. Когда она была маленькая, я играл в амфитеатре под открытым небом Виннету — вождя апачей — в Германии. 8 тысяч зрителей на каждом представлении. Я всегда играл главную роль в течение 15 лет. Брал дочку на спектакли с собой, катал на лошади после спектакля…
— А почему вы расстались с её матерью?
— Это не моя вина. Так ситуация сложилась, у меня не было много свободного времени. А женщинам надо, чтобы муж всегда был дома. В итоге она сказала: «Ухожу». Мы прожили вместе 9 лет.
— После того как вы сыграли в нескольких фильмах про индейцев, в Советском Союзе в Чингачгука и Зоркого Сокола все женщины были влюблены, вы знаете?
— (смеется) У меня очень много почты было из бывшего Союза. Не успевал всё прочитать. Многие русские женщины писали: «Я хочу от тебя ребенка, женись на мне». Но я им не отвечал. Иначе только бы сидел, писал письма и не мог больше заниматься кино.
Когда встречался со зрителями в СССР, меня на руках носили. Это такое чувство, которое каждый актер мечтает испытать. Это награда за работу, которую делает артист.
— Как вы считаете, роли индейцев в вашей жизни дали больше плюсов или минусов?
— Для меня это был плюс. Я постарался исторически посмотреть на индейцев: что и как там случилось. Это ужасно, геноцид. Это их земля. А мы из Европы пришли туда. Но это сейчас мы знаем. А раньше в Югославии показывали американские фильмы. Там индейцы были плохие. Когда я был маленький и мы играли, я не хотел быть плохим индейцем: хотел быть белым хорошим ковбоем. Но сейчас мне стыдно за то, что я так думал. На самом деле индейцы жили в ладу с природой, брали от неё лишь то, что им для жизни надо, не больше. А мы сегодня берём всё! Уничтожаем экологию.
— Вы ведь были первым культуристом, первым «Шварценеггером»…
— Я не занимался культуризмом, но был студентом Института физической культуры. Мы там делали гораздо больше, чем культуристы. Вот почему я мог на съёмках всё сделать без дублера. Мне вообще не было трудно сниматься в этих ролях. Только жарко, вот это неприятно. Мы делали фильмы про индейцев во многих странах, например, на Кубе, в Монголии. В бывшем Союзе снимали около Самарканда, в Бухаре, в Ялте, на Кавказе. Я изучал русский, с русскими легко мог договориться. И до сих пор понимаю всё.
С трудностью я столкнулся лишь однажды. В детстве у меня была баба Вукана. Очень умная женщина. Однажды мне, ребенку, на улице показала на черный асфальт и сказала: «Если ты будешь курить, будут твои легкие такие же черные». Ой, это для меня было страшно. Всегда, когда видел людей, которые курят, думал: «У него легкие черные!» Ни разу в жизни не пробовал курить. Но в кино мне пришлось курить трубку мира в «Сыновьях Большой медведицы»…
Я некурящий, а они там сделали для меня во-от такую трубку. Начинаю курить, а они: «Надо крепко втягивать!» Начинал кашлять… И снова дубль. 20 раз снимали эту сцену. Ужасно.
— Сейчас вы в каком статусе, Гойко?
— Есть у меня партнёрша. Имя не скажу. Она чуть-чуть младше. Я считаю так: если человек хочет найти любовь, не найдет. А если не ищет, то любовь его найдет. Я случайно с ней встретился. И начал гореть. Она не актриса, это нормальная женщина.
— Почему вы называете женщин не из актрис нормальными?
— У меня был роман с актрисой. Это тяжело, каждый тянет одеяло на свою сторону. Я не смог вместе быть. А почему вы задаете мне такие личные вопросы?
— Просто наши женщины по-прежнему в вас влюблены и хотят узнать, свободны вы или нет.
— Знаете, человек всегда свободен. Каждый волен делать что хочет. У каждого человека должна быть своя территория, необязательно становиться одним целым и не давать друг другу свободы, надо, чтобы воздух был у каждого. Тогда будет возможна длинная жизнь вместе. А если будет ревность, то это сразу значит рассориться.
— Женщины вас изводили ревностью?
— Иногда очень сильно. Это неправильно. Нормально отпускать, не держать: «Это моё!» Если женщина будет такая, тогда она останется со мной. На самом деле любовь нужна каждому человеку, любовь держит на этом свете, даёт энергию.
— Что вы делаете для подержания себя в такой великолепной форме?
— Надо двигаться. Генетически мы охотники. Сегодня человек садится в машину, идет в магазин, покупает еду, потом дома сидит. Мало движения. Поэтому болезни не дают по-нормальному жить. Значит, надо заниматься спортом. У меня это тренажёры и гребля.
«Было ощущение беспомощности». Кто виноват в смерти каскадера Олега Шилкина 
Лидеры проката. Почему российские фильмы редко показывают за рубежом? 
Настоящий «шестидесятник». Чем запомнился режиссер Марлен Хуциев 
Кредит доверия Люка Бессона. Режиссер, который снимает по-американски 
Юрий Стоянов: «Без театра нельзя жить, а без кино нельзя выжить» 
