Экс-руководитель Управления правительственной информации России, генерал-майор ФСБ в отставке Александр Михайлов рассказал aif.ru, кто может защитить нас от диверсий и как не проиграть информационную войну.
Мы воюем на своей территории
Екатерина Барова, aif.ru: — Александр Георгиевич, вы говорите, что диверсии в России, будь то аэродром или нефтебаза какая-нибудь, несут не столько военный, сколько пропагандистский эффект. Это работает?
Александр Михайлов: — Конечно, работает и оказывает очень мощное влияние на людей. Посмотрите на ситуацию в Курской области. Удар по нефтяному накопителю — это яркая картинка, которая тиражируется в соцсетях, в СМИ и создает тот самый эффект пропагандистского значения. То есть этот удар военного значения особого не принес, но вызвал бурю негодования в соцсетях. Это влияет не только на настроение, это, в конце концов, влияет даже на состояние здоровья, психического, прежде всего. Дело в том, что наша пропаганда до Украины не доходит, а их пропаганда до нас — достаточно активно. Это ключевой вопрос. Когда мы говорим об информационной войне, надо понимать, что у нее должно быть поле боя. На сегодняшний день мы с вами такого, по сути, не видим, потому что мы воюем на своей территории — мы распространяем информацию на своих граждан, а Украина распространяет свою информацию и на своих, и на российских. И мы с этим ничего поделать пока не можем, потому что каждое утро люди просыпаются и бросаются к интернету. И видят продукт их пропаганды, все эти фейки. Ведь если они нас искусственно изолировали, то мы, к сожалению, искусственно не изолировали их.
— Поэтому с 1 декабря действует приказ ФСБ, он направлен против фейков?
— Давайте будем реалистами. Мы с вами прекрасно понимаем, что приказ ФСБ — это ведомственно-нормативный акт. И он должен быть каким-то образом распространен на весь социум соответствующим нормативным актом: закон, постановление правительства или указ президента. Давайте не забывать, что и сами наши жители в соцсетях разносят большое количество откровенно панических сведений, разгоняют истерию, не задумываясь о последствиях. Думаю, что этот приказ является профилактической мерой. Распоряжение о сборе несекретных сведений не рассчитано для сотрудников СМИ и военкоров, а нужно для того, чтобы защитить от паники обывателей. Это предупреждение: если человек преступил грань закона, он будет отвечать не по приказу ФСБ, а будет отвечать по закону, в котором прописаны все объективные и субъективные стороны.
— Как людям ориентироваться, где фейки, а где нет?
— Все зависит от интеллекта и способности человека анализировать ситуацию. Есть люди подозрительные, которые говорят: все, что пишут, — все дерьмо. А другие, наоборот, верят только написанному в газетах, и это критерий истины. Но реально аудитория даже телевидения сильно снизилась, молодежь вообще его не смотрит. А те, кто смотрит... Есть эта дурацкая мода, когда на наши телепрограммы приглашают различного рода «конченных», которые начинают поливать грязью Россию. С ними спорят в эфире, обрывают, но мы же сами открыли маленькую щелочку, куда они влезли. Они без приглашения приходят к нам в дом и вещают то, что считают нужным, поэтому это тоже элемент информационной войны. И с этим нам надо как-то самим определиться. Так что пока надежда только на интеллект людей. И до тех пор, пока мы не выйдем на их пространство, информационная война будет проиграна.
— Вы имеете в виду только Украину или Запад тоже?
— Запад тоже, конечно. Мы же понимаем — Украина, это всего лишь инструмент, это острие нашего противостояния. А все остальное — это Запад, который не только финансирует эту войну. Ну, кто будет рассказывать во Франции про провокацию в Буче? Да никто! И про то, что Донецк утюжат каждый день, не будут. Это самая большая проблема, с которой мы сегодня столкнулись: то есть информационное пространство существует само по себе, а мы существуем сами по себе.
Откуда у нас диверсанты
— Но когда мы говорим об ударах на нашей территории, дело ведь не только в пропаганде. Диверсии — это уже реальность?
— Вы в самую точку схватили, потому что я уже месяца четыре талдычу, что необходимо что-то делать. Дело не только в ударах артиллерии. Вы что, думаете, у нас просто так леса загорались летом? Конечно, нет. В массе своей. Может, и природные катаклизмы были, но я прекрасно понимаю, мы же в период Чеченской кампании сколько раз ловили чеченских диверсантов, которые поджигали нам леса. И склады горят далеко от границы... Я глубоко убеждён, что эта тема требует самого пристального внимания. В СССР — я в то время служил в госбезопасности — мы активно занимались взаимодействием с обществом. Раз в месяц точно встречались с трудовыми коллективами. Это называлось «Лекции о бдительности», но, по сути, это был доверительный разговор с людьми об угрозах, вызовах. Где это все? Нет ничего. У нас сегодня с вами нет нормальных, подчеркиваю, народных дружин! Ведь вы помните, после взрывов на Каширке как объединялись люди для защиты своих домов? Но и тогда власти в этой истории не было. Надо тем же дружинникам рассказать, по каким признакам выявлять угрозу. Люди должны четко понимать, с чем столкнулись. Должны знать, куда звонить, в случае подозрения. Мы людей должны вооружить хотя бы первичной информацией. Но никто этим не занимается сегодня. Надо работать с людьми в частном секторе, в деревнях и небольших городах, где легко можно снять дом или квартиру и спрятаться. Большой город в известной степени прозрачен, Москва тем более прозрачна с системой распознавания лиц и прочим.
— Сейчас очень большой поток беженцев, с ними эти диверсанты могут проникать?
— Когда мы говорим про диверсантов, мы с вами предполагаем управление ими из-за рубежа. Это классический вариант. Но мы должны понимать, что есть огромное количество маргинальных лиц, которые по собственной инициативе могут что угодно делать. Что, СБУ сжигало машины с буквой «Z»? Да, конечно, нет. Это маргиналы, люди, которые стоят на таких абсолютно нероссийских позициях. И поджоги военкоматов туда же. Мы можем предположить, что кто-то кому-то чего-то заплатил за эти вещи, но в большинстве своем это маргиналы. Не только украинские, и наши. Но в любом случае, если это какие-то случайные люди или завербованные диверсанты, общество должно участвовать в этом процессе и помогать их выявлять. Сколько раз предотвращали преступление за счет того, что человек увидел что-то. Как какой-то черт пилит, условно, газовую трубу, подходящую в подъезд. Очевидец позвонил куда следует. У нас, слава богу, на сегодняшний день есть заточенные на защиту государства спецслужбы. Но если эти процессы будут разрастаться?
— А не получится так, что общественность начнет подозревать всех беженцев? Люди и так натерпелись...
— Нет. Мне об этом тоже один из губернаторов сказал: мы что, будем нагнетать обстановку вокруг Украины? Ребят, а причем здесь Украина?! Мы с вами говорим о бдительности. Мы же не говорим с вами о персональном — у нас что, помимо беженцев с Украины, мало людей? У нас с вами еще игиловцы* до сих пор не уничтожены все до конца — их и в Тюмени, и в Якутии ловили. А с беженцами просто надо обращать внимание на желто-синие ленточки на одежде и татуировки. Конечно, не все люди, имеющие атрибуты с украинской символикой, диверсанты — они могут быть патриотами своей страны, но бдить надо. Также, как и за их политическими взглядами. Вот мне рассказывали, как в одной из школ у мальчишки из пятого класса — приехали они тоже из Украины — спросили: «Где твой папка?». А он ответил — «москалей режет». То есть ребенок озвучил то, что слышал от взрослых. И это мог быть и его старший брат, и мать, и какие-то другие близкие родственники. Я понимаю, что с одной стороны мы сегодня заточены на правильную тему, а с другой, что обстановка меняется достаточно динамично, и поэтому работать надо на упреждение.
С кадрами проблема
— Тем более что ЦРУ уже открыто говорит, что вербует наших граждан.
— Они это всегда делали, ничего нового в этом нет. Они всегда набирают с улицы, это только мы подбираем тех, кто нужен. Сейчас работа ЦРУ во многом упростилась: большое число людей покинуло Россию, часть недовольных осталась. По сути, ведомство имеет дело с людьми, которые по мировоззрению занимают позицию как ЦРУ, так и НАТО. Если в прошлые периоды необходимо было продумывать материальный вопрос для вербовки, то теперь не нужно и это. Есть идейно-политическая основа. Но мы с вами тоже должны понимать, что у нас достаточно высокий уровень контрразведывательной работы, поэтому они здорово стеснены с точки зрения влияния на наши внутренние процессы. Думаю, что на данный момент они активно финансируют, обучают этих пропагандистов украинских.
— Когда вы говорите, что процессы будут разрастаться, вы подразумеваете гражданские объекты? Те, на которых в лучшем случае стоит один охранник с мизерной зарплатой и ни на что не обращает внимание?
— Конечно. Основное внимание сейчас сосредоточено на прифронтовых участках. Если такие диверсанты появляются в других регионах, они оказываются в мертвой зоне, как бы за спиной. Главное, чтобы спецслужбы их выявляли. Когда произошел взрыв на Крымском мосту, по мере расследования оказалось, что этот дальнобойщик забрал на складе груз, потом где-то перегружался и никто не досматривал его. Ни у кого даже в мыслях не было, что в этой пленке может быть большой объем взрывчатки. Мы ведь говорим и о такого рода диверсиях. И тут должны работать не только высокопрофессиональные кадры из числа силовиков, но и, не устану повторять, бдительность граждан надо повышать.
— Насчет профессиональных кадров, мне кажется, у них сейчас много работы на новых территориях.
— Правильно. Помимо того, что нам нужно здесь обеспечить профессиональными кадрами, мы должны и туда отправлять. Полиция, ФСБ, Росгвардия — нас интересует не только передовая, нас интересует ближний тыл, где диверсантов сегодня намного больше. Но где их взять столько? Это тоже еще одна проблема, которую надо решать.
*Запрещенная в России террористическая организация
