Корреспондент АиФ.ru Виталий Колбасин побывал в бывшем шахтёрском селе Ростовской области и посмотрел, как выживают россияне без работы.
Шесть лет назад шахтёрский город Гуково Ростовской области вошёл в группу из 27 моногородов РФ, наиболее пострадавших от кризиса 1990-х. Этим населённым пунктам обещали помощь из федерального бюджета в первую очередь. Но в более сложной ситуации оказались соседние маленькие посёлки, которым, в отличие от Гуково, после банкротства шахт никто ничего не обещал.
Бизнес на границе
Мы въезжаем в хутор Платово Красносулинского района. Это продолжение города Гуково, гремевшего в советские времена рекордами по добыче каменного угля.
«Живём в угледобывающем регионе, а уголь для отопления дома приходится покупать втридорога. Стыдно сказать, у нас нет газа, может быть, кто-то ещё не знает, что люди в XXI веке живут в таких тяжелейших условиях», — рассказывает мой сопровождающий, хуторянин Василий Аксёнов, депутат собрания депутатов Красносулинского района.
Как поясняет пенсионер, одна тонна угля стоит семь тысяч рублей. Для отопления дома на зимний период требуется пять тонн, за которые нужно заплатить 35 тысяч рублей. Его месячный доход с женой-пенсионеркой составляет 20 тысяч рублей на двоих. Поэтому приходится ущемлять себя во всём и тратить деньги только на продукты и уголь. «А ведь обещали в «Гуковуголь», что, когда выйду на пенсию, углём будут обеспечивать», — говорит ветеран, проработавший в угольной отрасли 43 года.
По дороге нам навстречу проезжает старенький ЗИЛ, доверху гружённый углём. Оказалось, уголь везут с соседней Украины, гуковские предприниматели разбавляют породу штыбом для большего количества и продают населению.
В Гуково украинцы едут за продуктами, а в Россию из охваченной гражданским конфликтом Луганской области они везут уголь. Продажа угля — это основной бизнес на границе.
По словам депутата, в Платово, как и в других шахтёрских сёлах, люди живут в основном на детские пособия и пенсии, потому что с закрытием шахт людям очень сложно найти новую работу. Практически невозможно.
Первый наш собеседник — бывший горнорабочий Николай Воронов, у него семья и двое маленьких детей: «Раньше работал на шахте «Антрацит» горнорабочим, когда закрыли предприятие, пошёл на стройку, но сейчас зима, поэтому сижу дома».
У Дмитрия Соловского трое маленьких детей. С семьёй он приехал на Дон с Сахалина несколько лет назад, но постоянной работы в Гуково так и не нашёл. «Пытался работать таксистом, но за два дня заработал всего 500 рублей, себе в убыток», — говорит он. Угля для отопления дома у семьи осталось на неделю, а впереди ещё вся зима…
Говорят, что главная российская беда — это плохие дороги. Но в маленьком, всего в полторы тысячи жителей, Платово автомобильные дороги в хорошем состоянии, есть и уличное освещение. Однако многие здесь не хотят жить. Из-за безысходности, отсутствия работы люди в Платово оставляют нажитые дома и уезжают.
«Живу дикарём…»
Мы заходим в первый попавшийся бесхозный двор. Усадьбу по улице Степной хозяева бросили несколько лет назад. Таких оставленных домов в Платово больше десятка. Они — как немые свидетели житейской драмы российских семей, российского села. У всех полуразрушенных строений судьба в чём-то схожа. Владельцы планировали продать недвижимость подороже, но, не найдя покупателя, уехали. Есть и безнадзорные домовладения, в которых случился пожар (топили дровами).
Неожиданно из соседнего кирпичного дома к нам выходит старик, похожий на отшельника. В руке незнакомец держит кочергу с острым концом. Железный прут служит ему одновременно и клюкой, на которую он опирается, и, по всей видимости, средством защиты.
Местный житель представился Анатолием Манухиным. Ему 76 лет.
Анатолий родился в Платово, ушёл в армию в 1958 году, служил в Министерстве обороны СССР. В 1988 году мужчина демобилизовался и вернулся на родину, «купил эту лачугу» и с тех пор тут живёт.
«Я бывший военный. Супруга моя «сгорела» от водки — Любаша», — рассказывает он. Немного помолчав, как бы вспоминая Любашу, он продолжает: «Живу дикарём, это нелегко, случилось так в жизни».
Неожиданно отшельник обращается к депутату Аксёнову: «Скоро из тюрьмы придёт парень, 25 лет, его нужно трудоустроить и найти ему жильё, только чтобы он не со мной жил».
Как выяснилось, сидящий в тюрьме парень связан родственными узами с бывшей женой старика.
Я задаю вопрос: «Вам не страшно здесь?»
Улыбаясь, отшельник отвечает: «Уже нет. Приходят гости всех мастей, одних — побили, других — посадили. Оставшихся полиция пугает, но всё равно стучат в дверь, просят и переночевать, и покушать, и самогона».
Мужчина поворачивает беседу в другую сторону: «Коля вот приходил, жаловался, что сын отобрал пенсию. На переправе видели Колю?»
Действительно, до этого мы встретили на переправе (здесь так называют маленький мостик через речку) мужчину без шапки, одетого в фуфайку. Это был «Бондарь Коля», который живёт в «халупе» и топит дровами. На переправе он просит у проходящих людей милостыню.
«Товарищ депутат, помогите Коле, поговорите с его сыном, чтобы тот не забирал деньги у отца. Коля не пойдёт в полицию жаловаться, а вы можете надавить на сына», — обратился отшельник к депутату.
Старик рассказал и о судьбе соседнего кирпичного дома, его обитателей. Главу семьи убили, на переправе мужчину столкнули с моста. Хозяйка ушла в мир иной «от сердца». Невестку убил сковородкой бывший муж. «Некоторые меня до сих пор упрекают в том, что я не слышал, как их убивали, и не вызвал полицию», — говорит старик.
В итоге домовладение разделили на два хозяина. Усадьбу пытались долго продать, но владельцы не могли договориться о выставляемой цене, не шли друг другу на уступки. В конце концов все куда-то уехали. Сейчас строение растаскивают на топку.
…Когда возвращались обратно, Бондарь Коля по-прежнему «крутился» на переправе в надежде на подаяние от прохожих.
«Подмазать щели, и здание будет держаться!»
Несмотря на жизненные трудности, нехватку денег и угля, жители посещают местный Дом культуры, чтобы скоротать свой досуг. В Ковалёвском сельском Доме культуры занимаются участники народного хора, женщины от 30 до 70 лет. Хор отметил своё 36-летие.
Новые песни селяне разучивают в фойе помещения, потому что зрительный зал закрыт из-за аварийного состояния. Закрыты и помещения библиотеки, музыкальной школы — они переехали в здание сельской администрации.
В момент нашего визита директор клуба Любовь Солонченко и два работника сверяли какие-то бумаги.
«Клуб работает, ничего не брошено, ремонт делаем своими силами. Когда идёт снег или дождь, то подставляем корыта и вёдра, чтобы в них стекала вода с потолка», — рассказывает директор ДК.
По словам Любови Солонченко, есть документация на ремонт здания, но 300 тысяч рублей на эти цели в казне сельского поселения не находится.
«Если кирпичную коробку клуба стянуть металлическим каркасом, то можно подмазать щели, и здание будет держаться», — резюмирует женщина.
«У нас в Ростовской области строится международный аэропорт, стадион к чемпионату мира по футболу, а периферия заброшена. А ведь Гуково находится всего лишь в 120 километрах от Ростова», — говорит депутат Василий Аксёнов.
Он считает, что инвесторы не идут в Гуково по той причине, что здесь недостаточно резерва газа и воды. По федеральной программе поддержки моногородов здесь даже начали строить завод, но ничего не вышло. Инвестор приехал, посмотрел — газа нет, в итоге стройку бросил.
Шахту охраняют бабушки
В 1970-е годы Гуково был известен на всю страну, здесь добывали уголь антрацит, который экспортировали за рубеж.
В наше время последним оплотом угольной отрасли Гуково оставалась шахта «Алмазная», крупнейшая в Ростовской области, тянувшая за собой все убыточные горнодобывающие предприятия бывшего объединения «Гуковуголь».
Мы отправляется к ней. От Гуково до «Алмазной» ехать минут пятнадцать.
Красавица шахта встречает нас включёнными прожекторами на вышке. На входе в административное здание красными лампочками горит табло.
Только какая-то странная тишина стоит вокруг. Ворота нараспашку, охранников не видно. Никого не видно.
Стрела шлагбаума опущена, нас никто не останавливает. Шахта, видно, серьёзно охранялась: по периметру построен основательный металлический забор, и, чтобы сюда попасть, требовалось пройти два пункта досмотра.
Постояв минуту – другую, мы поднимаемся по лестнице в «теплушку» рядом со шлагбаумом. В маленьком помещении находятся две пожилых женщины. «Всех распустили, никого нет, только директор на месте», — говорят женщины, представившись сторожами.
Идём к директору в трёхэтажный административный корпус. Увязавшаяся за нами собака смело забегает в помещение погреться. Здание административного корпуса встречает нас пустыми и холодными коридорами. Эхо от наших шагов отдаётся в длинных проходах, но никто нас не останавливает, никто не требует пропуск. Странное ощущение: кажется, что тысячный персонал вышел на обед в столовую, и вот-вот люди вернутся на рабочие места.
Директор шахты «Алмазная» Константин Рутьков, одетый в бушлат с изображением фирменного логотипа «Кинг Коул» (эта компания является владельцем предприятия), принимает нас дружелюбно.
«С 16 ноября 2015 года людей вывели из шахты, потому что дальше работать не предоставлялось возможным», — поясняет Рутьков.
На вопрос, почему прогрессивная шахта закрылась и почему людям не платят зарплату полгода, он отвечает: «Закрыли потому, что собственник зарулился, по имеющимся запасам угля шахта могла работать ещё пять – шесть лет», — говорит он.
Участь шахты, кажется, решена — со временем забор, как и весь другой металл, растащат и сдадут на «вторчермет», а деревянные двери пойдут в топку. Как и на других обанкротившихся шахтах — «Антрацит», «Ростовская», «Замчалово», «Гуковская»…
Ветеран угольной отрасли делает неутешительный вывод: «С 1990 года у объединения «Гуковуголь» сменилось с десяток собственников: пришли, поработали, обанкротили и ушли. И вот теперь конец…»
Обратно едем молча. Снежный пейзаж разбавляли терриконики, главная достопримечательность этих шахтёрских мест. Приезжие люди часто думают, что искусственные насыпи из отработанных пород угля — это настоящие горы. Редкий командировочный заворожённо будет смотреть на терриконы и потом неуверенно скажет: «Горы у вас здесь какие-то странные!»
