230 лет назад, 25 июня 1794 года, был оглашён именной указ Ея Императорского Величества Самодержицы Всероссийской о пресечении продажи французских товаров на территории Российской империи.
Первая статья указа начиналась так: «Всякого звания товары французские и тому подобные не только не позволять продавать в лавках, магазинах и других местах, но в случае противного сему поступать с ними по силе Указов Наших».
«Долженствуют быть истреблены»
Так начался новый раунд санкционной войны против Франции. Старт ей мог быть дан ещё в конце января 1793-го, когда до Петербурга дошли известия о том, что король Франции Людовик XVI был гильотинирован 21-го числа этого месяца. Но Екатерина II была уже немолода, и эта новость на некоторое время вывела её из строя: «С получением известия о злодейском умерщвлении короля французского Ее Величество слегла в постель...» Но как только русская императрица оправилась, Европа увидела, что хватка и напор Северной Минервы никуда не делись.
8 февраля 1793 года Екатерина издала именной указ Сенату, согласно которому все французы, находящиеся в России, должны были покинуть страну в трёхнедельный срок. Желающие остаться должны были принести специальную присягу и отречься «от правил безбожных и возмутительных, в земле их ныне исповедуемых, введённых похитителями правления и власти».
Также вводился запрет на заход в русские порты всех судов под национальным флагом Франции. И самое главное — прекращалось действие Торгового договора между Францией и Россией, что был подписан в 1786 году. 8 апреля 1793 года в очередном указе Сенату Екатерина подробно расписала, как именно следует понимать прекращение действия Торгового договора: «Признали Мы за нужное пресечь ввоз в Империю Нашу французских товаров, как на Российских и на иностранных судах, так и сухим путем... Запрещаемые сим указом товары, буде пойманы или отысканы будут, долженствуют быть истреблены».
Правда, тогда запрещался только ввоз. До немедленного уничтожения дело не дошло — те товары, что уже лежали на русских складах и в магазинах, продавать разрешалось. Но, как видим, тоже не бесконечно долго — после 1 июля 1794-го российский рынок следовало полностью зачистить от товаров недружественной державы.
Честью не торгуем!
Кому-то развёрнутая Екатериной санкционная война может показаться глупостью — мы же привыкли считать, что Россия даже на рубеже XIX–XX столетий по части промышленного производства оставалась в роли догоняющей стороны, что уж говорить о конце XVIII века. Ясно ведь, что всё (кроме, может быть, хлеба, леса и прочего сырья) русские покупали за границей. И санкционная война, да ещё и развязанная по идеологическим мотивам, — своего рода выстрел в ногу своей экономике.
На самом деле тот Торговый договор 1786 года был для французов манной небесной. Людовик XVI добивался его принятия лет восемь и к 1784-му почти отчаялся, о чём говорит инструкция послу Луи-Филиппу Сегюру: «Король убеждён, что все его усилия, которые он мог бы сделать для приобретения дружбы Екатерины II, были бесполезны. Пока живёт эта Государыня, поведение в отношении к ней должно ограничиваться простою вежливостью... Что же касается торгового трактата, то, возможно, лишь корыстолюбие русских министров может побудить вступить их в переговоры по этому предмету в надежде получить кое-какие подарки».
Но ставка на коррупцию тоже была ненадёжной. Посол Сегюр дорожил своей должностью и помнил, что случилось с Джоном Хобартом, графом Бакингемширом, который с 1762 по 1764 год был послом Англии в России. В 1763-м англичанин письменно предложил графу Михаилу Воронцову, канцлеру Российской империи, взятку в 2 тыс. фунтов стерлингов за подписание торгового договора с Англией на выгодных для Туманного Альбиона условиях. Михаил Илларионович закатил грандиозный скандал и, заявив, что честью не торгует, вынудил англичанина принести публичные извинения. А на следующий год Бакингемшир отправился восвояси.
Сегюру повезло больше: торговый договор он всё-таки продавил. Но не потому, что, скажем, князь Григорий Потёмкин был дьявольски продажен. Просто к тому моменту назрела необходимость снабжения недавно приобретённых Крыма и Новороссии иностранными товарами, а Франция занимала первое место в торговле по Средиземному и Чёрному морям.
Железо против бус
А вот кому эта торговля была нужнее — большой вопрос. Скажем, в 1774 году в британском парламенте с горечью констатировали: «Баланс в англо-русской торговле склоняется в пользу России. Бедные классы английского народа не могут обходиться без ввозимого русского полотна».
То же касалось и Франции. Её экономисты признали, что торговля нужнее именно Франции. В 1782-м она получила русских товаров на 9,7 млн ливров, а вывезла в Россию на 4,8 млн ливров. Причём в России Франция покупала преимущественно полотно, железо, кожевенные изделия, а 20% русского экспорта проходили как «продукты индустрии», то есть промышленные товары. Россия же вывозила из Франции следующее. На первом месте — вино. Далее, как ни странно, — водка. Следом — фрукты, в основном засахаренные. Четвёртое место делили соль и дёготь. И лишь потом шли промтовары, среди которых относительно прилично выглядели разве что «башмаки мужские, женские и детские, также туфли всякие».
Остальное обозначалось термином «Всякие мелочные дорогих цен вещи». Конкретно: «Кресты, серьги, перстни и кольца золотые, серебряные и всякие. Гребни роговые, также из слоновой и рыбьей кости и черепаховые. Булавки и шпильки всякой величины. Бусы всяких сортов».
Словом, ерунда, но очень дорогая. Так что Екатерина, поясняя прекращение оборота в России французских товаров, была права, когда заявила: «Большая часть из них служит единственно к излишеству и разорительной роскоши, другие же могут заменены быть продуктами и рукоделиями Империи Нашей».
Русским удаются фабрики и ремёсла
Санкционная война, развязанная Екатериной, била по Франции очень и очень больно. А вот Россия не теряла, по сути, ничего. Напротив, стимулировалось производство, например, той же водки, очень скоро ставшей одним из символов России.
Как стимулировалось и развитие мануфактур в целом. Французский историк Пьер Шарль Левек, живший в России в 1773–1780 годах, писал: «Русским удаются фабрики и ремёсла. Они делают тонкие полотна в Архангельске, ярославское столовое бельё может сравниться с лучшим в Европе. Стальные тульские изделия, быть может, уступают только английским. Заставьте русского состязаться с иностранцем — и можно биться об заклад, что русский будет работать с меньшим числом инструментов так же хорошо и выработает те же предметы с менее сложными машинами».
А вот насчёт машин Екатерина Великая, к сожалению, имела своё мнение: «Махины, сокращающие рукоделие, то есть уменьшающие число работающих, во многонародном государстве будут вредны». Возможно, именно поэтому Россия вступила в эру промышленной революции, которая тогда как раз начиналась, с большим опозданием. Но пока длился мануфактурный век, империя уверенно лидировала по части промышленного производства. И первая санкционная война окончилась в нашу пользу.
