105 лет назад, 26 августа 1914 года, в Восточной Пруссии началось то, о чём историки впоследствии напишут так: «Триста тысяч человек выступили друг против друга, маневрировали и контрманеврировали, стреляли, напивались, если им везло и они занимали деревню, или сидели на земле в лесу с приятелями, когда наступала ночь, а на следующий день бой начинался снова. Шло огромное сражение на Восточном фронте».
Сражение это в историографии носит название «Битва при Танненберге». Очевидцы и участники (во всяком случае, с русской стороны) предпочитали несколько иной термин. «Танненбергская катастрофа» — так назвал при издании в 1939 году свои дневниковые записи командир 2 батальона 5 пехотного Калужского полка Юлий Бучинский.
Основания для этого были, и достаточно веские. Всякий, кто мало-мальски знаком с историей Первой мировой войны, помнит, чем закончилась операция русских войск в Восточной Пруссии и чем отличились генералы Павел Ренненкампф и Александр Самсонов. Пожалуй, катастрофа — это ещё мягко сказано. Общий итог Восточно-Прусской операции — это тяжёлое отступление и потери в 64% от начальной численности войск. Для сравнения: знаменитый полководец, прусский король Фридрих Великий, известный своим спокойным отношением к потерям, считал, что утратить 56% личного состава — это почти полный разгром. Заметим, что потери несли не только «серые шинели», то есть рядовые русской армии. Серьёзно был прорежен и офицерский состав. Включая высший: сам генерал Александр Самсонов, сообразив, что сражение катится к бесславному концу, отошёл в лес и застрелился. Это сказалось на управляемости и боевом духе его 2-й армии понятным образом.
Хорошим тоном считается в обязательном порядке сказать, что да, быть может, это и была катастрофа. Но катастрофа святая. Так сказать, необходимая жертва на алтарь общей победы Антанты. Да, армии Ренненкампфа и Самсонова выдвинулись в Восточную Пруссию и нанесли удар раньше, чем было положено. Но почему? Да потому, что об этом просили французы, оборона которых разваливалась на глазах и которые под ударами немцев отступали чуть ли не до самого Парижа. Немцы же, обеспокоенные вторжением русских с востока, были вынуждены перебросить туда из Франции целых два корпуса, что сорвало немецкое наступление и сделало возможным «Чудо на Марне» — успешное контрнаступление французов. Грубо говоря, гибель русских при Танненберге не была напрасной: царь Николай II, верный своим союзническим обязательствам, спас Францию.
В этой стройной схеме есть несколько уязвимых моментов. Самый, пожалуй, важный — это вопрос численности тех самых корпусов. Немецкий корпус образца 1914 года — это 2 дивизии. То есть 24 батальона пехоты плюс кавалерия, артиллерия, пулемёты, сапёры… Словом, около 30 тыс. человек. Два корпуса, соответственно, вдвое больше.
А теперь — внимание. Пункт первый. В сентябрьской Битве на Марне сошлись армии численностью примерно по миллиону каждая. Пункт второй. В те же дни немцы отправили в Эльзас и Лотарингию ещё три корпуса — совершенно спокойно и без истерик в стиле: «Ах, сейчас казаки ворвутся в Фатерлянд!»
Могли ли два корпуса, отправленных «на русских», но так, кстати, и не успевших к Танненбергу, серьёзно ослабить миллионную армию? Английский историк Макс Макдональд Гастингс, автор книги «Первая мировая война. Катастрофа 1914 года», уверен, что нет. Взять Париж немцам помешало не русское вторжение в Восточную Пруссию, а отсутствие мобильности, ряд тактических ошибок и ошибок разведки и, наконец, банальные просчёты в управлении такой массой войск.
К тому же, если судить совсем уж по справедливости, вторжение русских армий в Германию вовсе не имело целью «истечь кровью, но оттянуть силы тевтона от Парижа». Это утверждение — всего лишь недобросовестная попытка нарисовать мишень вокруг угодившей в молоко пули и сказать, что как раз туда-то и целились. Потому что цели были принципиально другими, что просочилось в разухабистый пропагандистский стишок: «Клином вышибаем клин: вы в Париж, а мы — в Берлин!» Дескать, пусть немцы увязнут под Парижем, русские возьмут Берлин, тут и войне конец.
А вот это уже совсем другой коленкор. Действительно, один-единственный (но успешный) удар русских армий мог тогда изменить ход всей войны. Начальник германского Полевого Генерального штаба Хельмут фон Мольтке ещё перед войной говорил: «Все наши успехи на Западном фронте ничего не будут стоить, если русские придут в Берлин».
Могло такое случиться? Да, в принципе, могло. Германский Генштаб, узнав о русском вторжении, был крайне озабочен. Особенно неприятными были известия о том, что немецкие войска 20 августа потерпели поражение в столкновении с Ренненкампфом при Гумбиннене, а командующий немецкой 8-й армией Максимилиан фон Притвиц принял решение отступать за Вислу. А тут ещё наваливается Самсонов со своей 2-й армией. Ситуация складывалась критическая. Если бы всё продолжалось в том же духе, для Берлина создавалась бы серьёзная опасность. Начальник русского Генштаба генерал Яков Жилинский уже рассчитывал занять пост генерал-губернатора Восточной Пруссии и негодовал по поводу того, что Ставка продавливает на эту роль другого человека.
Однако германский Генштаб принимает решение сделать рокировку. С поста командующего 8-й армией снимают неудачливого фон Притвица. А вместо него ставят тандем: на пост командующего армией попадает Пауль фон Гинденбург, а начштаба при нём — Эрих Людендорф. Отступление за Вислу было прекращено. Но и наступать на столь сильные русские армии было как-то страшновато. А главное, было непонятно, что эти русские собираются делать и куда нанесут следующий удар.
Всё стало ясно, когда штаб немецкой армии перехватил русские радиограммы.
Из радиограммы Ренненкампфа от 25 августа выходило, что он, даже если изо всех сил поспешит на соединение с Самсоновым, будет на следующий день всё ещё слишком далеко, чтобы угрожать немцам с тыла.
Из радиограммы Самсонова стало ясно, что вчерашнюю стычку с небольшим отрядом немцев он принял за крупную победу, а отход отряда — за паническое отступление. И решил преследовать противника, чтобы окончательно добить.
Гинденбург и Людендорф не могли поверить в свою удачу. Неужели генералы Самсонов и Ренненкампф, эти герои японской войны, обстрелянные и опытные, настолько беспечны, что обмениваются по радио открытым текстом, даже не утруждая себя шифровкой? Неужели они могут так поступать во время войны? Генерал Макс Гофман, бывший немецким наблюдателем на японской войне и знавший стиль и Ренненкампфа, и Самсонова, подтвердил: эти — могут.
Крах планов взятия Берлина или Кёнигсберга, а также общее поражение русских были предрешены именно в тот момент.
Последний из Габсбургов. Как Карл I пытался спасти Австро-Венгрию 
Авторский проект АиФ.ru о Первой мировой войне 
Наперекор прогнозам. Почему не удалось остановить Первую Мировую войну? 
