Время — вещь неумолимая. Через три десятка лет после распада СССР образ советского человека начинает стираться из памяти. Даже те, кто сам застал времена Советского Союза, начинают путать реальность с вымыслом, старательно вбивавшимся в головы ниспровергателями.
«Война!»
И радость от гагаринского старта может кому-то покажется надуманной, и искренний порыв, заставлявший парней и девчонок отправляться на строительство БАМа, рисуется исключительно принудиловкой.
Ровно за двадцать лет до Чернобыльской катастрофы произошло событие, наглядно продемонстрировавшее, какие ценности были первичными для советского народа.
Ранним утром 26 апреля 1966 года древний Ташкент мирно спал. Но в 5 часов 22 минуты 53 секунды в город пришла беда. Ощутившие ее люди в первые секунды не понимали, что происходит. Страшный рев, рушащиеся стены домов, крики ужаса. Очевидцы вспоминали, как услышали чей-то крик: «Война!» И многие готовы были поверить, что город подвергся бомбардировке.
Несмотря на то, что Карибский кризис несколько охладил пыл двух главных ядерных держав, жители обеих стран верили в то, что однажды может произойти самое страшное. Но вскоре более опытные осознали: удар пришел не с неба, а из-под земли.
На руинах
Землетрясение в Ташкенте было довольно нетипичным. Магнитуда по шкале Рихтера составляла чуть более пяти баллов, однако неглубокий очаг залегания привел к тому, что в городе произошли очень серьезные разрушения. Землетрясением были разрушены 236 административных зданий, около 700 объектов торговли и общественного питания, 26 коммунальных предприятий, 181 учебное заведение, 36 учреждений культуры, 185 медицинских и 245 промышленных зданий. В общей сложности были превращены в руины 37 395 зданий, в том числе более 35 000 жилых домов. За несколько минут столица Узбекской ССР лишилась более 2 миллионов квадратных метров жилой площади. Без крова остались около 300 000 человек, то есть примерно каждый пятый житель Ташкента.
Настоящим чудом в этих условиях стало относительно малое число человеческих жертв — 8 погибших и несколько сотен раненых. Хотя медики утверждали, что позднее пожилые жители Ташкента умирали от последствий пережитого психологического шока.
Брежнев спешит на помощь
Глава Узбекской ССР Шараф Рашидов сразу после землетрясения позвонил в Москву Леониду Брежневу. Это еще были не те усталые и увешанные наградами люди с плакатов: Рашидову было 49 лет, Брежневу — 59. Узнав о произошедшем, советский лидер немедленно отдал команду сформировать правительственную комиссию, которая сразу должна была вылететь в Ташкент. В пострадавший город отправился и сам Брежнев вместе с главой правительства Алексеем Косыгиным.
Сильнее всего пострадал от удара стихии центр Ташкента, где были сосредоточены старые глинобитные здания. Рашидов с момента прихода к власти строил планы перестройки республиканской столицы, но таких денег в бюджете Узбекистана не было. К тому же жители старого центра покидать свои старые дома не хотели, и казалось, что планы реконструкции так и останутся делом далекого будущего. Брежнев и Косыгин, осмотревшись на месте, решили: Ташкент будем восстанавливать всем миром. Было решено, что свой вклад должна внести каждая союзная республика.
Общее дело
Миллионы советских людей испытывали признательность к Узбекской ССР. В годы Великой Отечественной войны эта республика приняла на себя роль фронтового тыла. Здесь размещались госпитали, где возвращали к жизни раненых бойцов, здесь разместились сотни эвакуированных предприятий. Узбекские семьи принимали эвакуированных из оккупированных районов страны детей и заботились о них как о родных.
И когда Ташкент оказался в беде, в Москве, Свердловске, Риге, Куйбышеве, Кишиневе, Ленинграде люди готовы были поделиться последним. На разрушенной улице к дереву кто-то прикрепил от руки написанный плакат: «Ташкент скоро будет лучшим городом страны». И это не были пустые слова.
Пока решали самые насущные проблемы, разворачивая палатки и обеспечивая пострадавших водой, едой и одеждой, в разных городах Советского Союза шла запись добровольцев. Как за четверть века до этого добровольцы уходили на фронт, так в 1966 году бригады отправлялись возвращать Ташкент к жизни.
Возрождение
Тех, кому было негде жить, нужно было обеспечить новыми домами до зимы. И пусть в Узбекистане она наступает позже, чем в средней полосе, но времени у строителей все равно было немного. Но они справились — следующий, 1967 год десятки тысяч ташкентцев встречали в своих квартирах. В городе один за одним поднимались новые кварталы.
330 тысяч квадратных метров жилья от РСФСР, 230 тысяч квадратных метров от Москвы, 160 тысяч квадратных метров от Украины, 100 тысяч от Ленинграда… Свои дома в Ташкенте построили Азербайджан и Армения, Казахстан и Грузия, Белоруссия и Киргизия, Туркмения и Таджикистан, Латвия, Молдавия, Эстония. А еще со всей страны на специальный счет люди отправляли денежные переводы. Их в общей сложности собрали на 10 миллионов рублей — по меркам середины 1960-х гигантская сумма.
Полностью последствия землетрясения были устранены в течение трех с половиной лет. Строительством на месте разрушений дело не ограничилось — на бывших пустырях были возведены совершенно новые микрорайоны. Активно строились объекты культуры, детские учреждения, гостиницы, музеи.
«Была с ним рядом вся Россия и все республики мои»
После землетрясения Рашидов сумел убедить руководство страны в необходимости начала строительства метрополитена в Ташкенте. Работы были начаты в 1968 году. Спустя девять лет метро в столице Узбекской ССР было открыто. Ташкентский метрополитен стал первым в Центральной Азии. Благодаря помощи всего советского народа Ташкент превратился в современный и развитый город, который действительно имел основания претендовать на звание лучшего в СССР.
Популярная группа «Ялла» написала в свое время песню «Сияй, Ташкент», в которой были такие строки:
Когда угрюмая стихия
Под ним взломала пол земли,
Была с ним рядом вся Россия
И все республики мои.
Глядит он тысячами окон,
Вершит высокие дела.
Сияй Ташкент — звезда Востока
Столица дружбы и тепла!
Распад единой страны заставил местные элиты заняться созданием новой идеологии, в которую такое понятие, как интернационализм, никак не вписывалось. Потому с высоких трибун в независимом Узбекистане можно услышать, что и восстанавливали Ташкент не так, без учета национальных традиций, и делали это в основном местные, а не добровольцы из всех уголков СССР.
С годами мы стали забывать, какими на самом деле были еще недавно, во что верили, на что опирались, ради чего готовы были пожертвовать всем. А Ташкент, согретый теплом миллионов сердец, по-прежнему сияет.
