145 лет назад, 21 августа 1877 г., началась битва за Шипкинский перевал – одно из самых показательных сражений русской армии, ставшее символом последней победоносной войны Российской империи.
Именно здесь во всей полноте проявились качества русского солдата и некоторые особенности отечественного стиля ведения войны, восходящие к мрачным временам татаро-монгольского ига.
В те далёкие годы русское войско приобрело феноменальную устойчивость в обороне. В период ордынских набегов боевая задача русских войск сводилась к тому, чтобы занять какой-либо рубеж, а потом истечь кровью, защищая его. Дав тем самым мирным жителям шанс укрыться в лесах-болотах и избежать поголовного истребления. Если взглянуть на самые славные, самые громкие сражения русской армии, то выйдет, что по своей структуре все они были оборонительными: Куликовская битва. Стояние на Угре. Полтава. Бородино. Сталинград. Курская дуга.
Русский блицкриг
Во всех упомянутых случаях устойчивость в обороне и презрение к смерти изначально ложились в основу операции. К сожалению, чаще война, задуманная как блицкриг, из-за просчётов исполнителей начинала буксовать, а потом превращалась в серию поражений. Вот тогда устойчивость в обороне становилась палочкой-выручалочкой. И это как раз случай Шипки. Гора высотой 1523 м и одноимённое болгарское селение стали «точкой сборки» всей кампании, местом, где решалась судьба войны 1877–1878 гг.
В плане войны, который был разработан генералом Николаем Обручевым, Шипка фигурировала только как место переправы за Балканский горный хребет основной ударной силы русской армии. Необходимо было перебросить корпуса общей численностью до 120 тыс. человек. Что сделало бы возможным стремительное наступление русской армии на Константинополь-Стамбул и навязывание Османской империи русских условий мира. Марш к столице Османской империи нужно было проделать до того, как в Большую Балканскую игру на стороне турок включатся Англия и Австро-Венгрия. План был хорош и вполне осуществим. Логика подсказывала, что осуществлять этот план должен его автор, то есть Николай Обручев.
Саботаж или маразм?
Однако главнокомандующий, великий князь Николай Николаевич, младший брат императора Александра II, категорически этому воспротивился. Его личная неприязнь к Обручеву была настолько велика, что он пошёл на весьма подлый поступок – оклеветал генерала перед императором, заявив, что Обручев, дескать, некогда поддерживал приятельские отношения со «смутьяном Чернышевским» и под его влиянием отказался участвовать в подавлении Польского восстания 1863 г.
Современные историки доказали, что это была ложь. Но в 1877 г. умный и талантливый Обручев был задвинут на Кавказ. А штаб Дунайской армии был сформирован из людей, о которых полковник Николай Бобриков, прикомандированный к главнокомандующему, впоследствии скажет: «Слабые духом, но безгранично кичливые, они не выполняли своих прямых обязанностей. Минуты глубокой веры в свою непогрешимость быстро сменялись часами полнейшего маразма…»
По плану Обручева для занятия и обороны перевалов через Балканы и последующего марша к столице неприятеля предполагалось выделить три корпуса численностью 35–40 тыс. человек в каждом. Вместо этого главнокомандующий отправляет на этот самый ответственный участок боевых действий так называемый передовой отряд генерал-лейтенанта Иосифа Гурко в 5,8 тыс. человек. Да, ему удалось перевалить через Балканы и навести большого шороха – паника в ставке турецкого командования поднялась нешуточная. Гурко даже успел занять ту самую Шипку. Отряды турецкого начальника Хулюсси-паши бежали с перевала, побросав пушки и продовольствие. Путь на столицу неприятеля был открыт.
Одна из аксиом стратегии гласит: «Имеющий преимущество обязан атаковать под угрозой потери этого преимущества». Однако верховное командование Дунайской армии не поняло, что Шипка – преимущество, которое нужно использовать и одновременно беречь как зеницу ока. 26 августа, в разгар финального боя за перевал, военный министр Дмитрий Милютин будет рвать и метать: «В течение целого месяца главное начальство армии не позаботилось о том, чтобы обеспечить оборону занятых нами балканских проходов и даже не полюбопытствовало узнать, как именно заняты эти проходы!»
«Ляжем костьми»
Этот самый месяц промедления русских был использован турецким командованием. Из Черногории морем был переброшен корпус Сулейман-паши, перед которым была поставлена задача выбить русских с перевала во что бы то ни стало. 27-тысячный корпус Сулейман-паши при 48 орудиях фактически без помех подошёл к Шипке, которую занимал русско-болгарский отряд генерала Николая Столетова численностью в 6 тыс. человек при 27 орудиях и почти никуда не годящихся укреплениях. Общая беспечность, исходящая с самого верха, успела поразить и средний комсостав русской армии. Штабс-капитан Иван Поликарпов вспоминал: «При самом поверхностном взгляде на укрепления было ясно видно, что все они крайне поспешны и не могут представлять собой каких-либо серьёзных преград».
Русское командование прозрело буквально накануне штурма Шипки. Николай Столетов на военном совете в ночь перед штурмом признался, что теперь вся надежда исключительно на качества русского солдата: «Будем стоять до последнего, ляжем костьми. Но позиции не сдадим».
Сулейман-паша надеялся на численное превосходство: «Наши воины должны идти без перерыва. Пусть они падают тысячами – на их место станут другие». И турки шли. А русские стояли. В ходе почти непрерывного шестидневного боя не раз доходило до рукопашной: «У пехотинцев кончались патроны, и они бились штыками, прикладами и камнями. Казалось, что и нападавшие, и обороняющиеся потеряли рассудок – хватали друг друга за горло или старались выдавить глаза…»
Германский генштаб, анализируя сражение за Шипку, пришёл к выводу: «На позиции этой трудно было продержаться и три дня». Дело тогда спасла лишь невероятная стойкость русского солдата в обороне. Этой стойкости хватило на шесть дней непрерывных боёв. А потом ещё на 4 месяца осады.
Война, как известно, закончилась победой. Победу, как положено, отметили парадом. В нём должны были принять участие и те полки, которые отстояли Шипку. Но их вид настолько поразил господ из штаба своей непрезентабельностью, что героев Шипки поставили в сторонке, заслонив спинами более подтянутых и бравых солдат. Тогда и родилась горькая поговорка: «На параде назади, а как дело – впереди».
