Этот человек помимо прочего прославился тем, что не побоялся возбудить дело о шпионаже против своего коллеги по кабинету - военного министра Владимира Сухомлинова.
В сложностях уголовного процесса начала ХХ в. разбирается Александр Звягинцев, заместитель Генерального прокурора РФ. Полный текст материала читайте в очередном номере журнала «Орден».
Это уникальное дело продолжалось в период службы девяти министров юстиции и генерал-прокуроров, и ни один из них не дрогнул перед напором императора.
Шпион в ставке
А началось всё в 1915 г., на второй год Первой мировой войны. Обстановка на фронтах складывалась для России не блестяще. В этих условиях Иван Григорьевич Щегловитов получил донесение о совершении в Ставке Верховного главнокомандующего серьёзного государственного преступления. Без промедления и дрожи в руках Щегловитов тут же подписал командировочное удостоверение товарищу прокурора Петроградской судебной палаты В. Д. Жижину и направил его в Ставку для проведения расследования. Речь шла о шпионской деятельности в пользу Германии полковника царской армии С. Н. Мясоедова, который вскоре был повешен по приговору суда.
По делу были обнаружены факты, бросающие тень и на военного министра В. А. Сухомлинова. Стало известно, что министр принял Мясоедова на службу, несмотря на «заявленные ему предосторожности» относительно этого человека, сообщал ему секретные сведения и поддерживал с ним дружеские отношения.
Жижин систематически направлял секретные донесения Щегловитову, а после отставки Ивана Григорьевича - его преемнику Александру Хвостову. Последний по указанию императора доставлял эти рапорты на высочайшее рассмотрение. Николай II вскоре вернул эти материалы без всякой резолюции.
Когда игнорировать «изменнические действия» Сухомлинова стало уже невозможно, была образована Верховная следственная комиссия. Она работала ни шатко ни валко, но под нажимом следствия Сухомлинов, к тому моменту уже переставший быть военным министром, был арестован и 29 апреля 1916 г. заключён в Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Ему официально предъявили обвинение по статье 108 Уголовного уложения, т. е. в способствовании и благоприятствовании неприятелю в его военных и иных враждебных против России действиях и шпионаже. По этой статье виновный мог быть подвергнут смертной казни.
После ареста Сухомлинова начались неустанные хлопоты о нём высших сановников и даже самой императорской четы. Николай II во время докладов Хвостова всегда интересовался ходом расследования и всякий раз спрашивал, нужна ли такая крайняя мера к «несчастному старику» (Сухомлинову было 68 лет), который «никуда не убежит».
Очередная стычка между императором и Хвостовым произошла в Ставке. После рассмотрения какого-то материала, принесённого генерал-прокурором, Николай II неожиданно сказал:
- Повелеваю вам прекратить дело Сухомлинова.
Александр Алексеевич ничего не ответил. Государь спросил, почему он молчит.
- Думаю, как бы лучше исполнить волю Вашего Величества, - совершенно спокойно ответил Хвостов. - Прекращение дела о Сухомлинове, безусловно, вредно для государства и для династии. Но если вы, Ваше Величество, настаиваете на том, то я бы сделал так: я бы прекратил дело по собственному почину. Не сомневаюсь, что скоро вред такой меры станет очевидным. Тогда Ваше Величество может уволить меня как неугодного министра юстиции, а имя ваше не будет к этому прикосновенно.
Быстро взвесив все «за» и «против», государь принял решение - он отказался от намерения прекратить уголовное преследование Сухомлинова.
Смерть в Берлине
30 июня 1916 года был сделан очередной доклад императору. На сей раз Хвостов представил государю фотоснимки с различных следственных документов, писем Сухомлинова, его дневника. Этот доклад, казалось бы, произвёл на Николая II сильное впечатление. Однако уже через неделю Хвостов был освобождён от должности.
Назначенный на его место Александр Александрович Макаров также отказался прекратить дело Сухомлинова. Однако удержать бывшего военного министра в крепости он не смог: 11 октября 1916 года Сухомлинов был переведён под домашний арест. Николай II снова потребовал прекратить дело, но и этот министр ответил ему отказом.
Заступивший на место Макарова генерал-прокурор Николай Александрович Добровольский, считавшийся ставленником Распутина и ближе всех своих предшественников стоявший к царской семье, также не стал прекращать дело Сухомлинова. Более того, он пришёл к выводу, что имеются все основания для предания Сухомлинова суду. За санкцией императора Добровольский поехал в Царское Село.
Слушая Добровольского, император очень волновался. По мере того как перед ним разворачивалась «картина отягчающих Сухомлинова улик», волнение это усиливалось. Государь не раз прерывал доклад восклицаниями:
- Неужели это всё так? Я так верил этому человеку, я не только уважал его, я его прямо любил! Он казался мне таким чистым, честным и бесконечно преданным...
После Февральской революции дело Сухомлинова попало в руки нового генерал-прокурора - Александра Фёдоровича Керенского. Оно рассматривалось с 10 августа по 12 сентября 1917 г. Большого интереса процесс уже не вызывал - противостояние Временного правительства и большевиков, обстоятельства на фронте - всё это было куда актуальнее, чем измена бывшего царского министра. Вскоре состоялся суд. Он признал Сухомлинова виновным в государственной измене, в бездействии и превышении власти, а также в подлогах.
В окончательном виде приговор был объявлен 20 сентября. Сухомлинова приговорили к лишению всех прав состояния и ссылке на каторжные работы, которые были заменены на заключение в крепость. После Октябрьской революции Сухомлинов был освобождён по амнистии. Он сумел тайно перебраться за границу. Жил в Германии, очень бедствовал, писал мемуары. Ранним февральским утром 1926 года полицейский патруль нашёл его замёрзшее тело на скамейке в берлинском зоопарке.
