В апреле, когда против России чуть ли не ежедневно вводились все новые санкции, а западные компании одна за другой заявляли о приостановке своей деятельности в нашей стране, в инфополе появилось слово «национализация». В Госдуму даже внесли законопроект о национализации активов собственников из «недружественных» стран. Западные страны тут же подняли крик: мол, это грабеж, русские в своём репертуаре, играть по правилам они просто не умеют (хотя о каких правилах можно было говорить в ситуации, когда Запад сам же их и нарушил).
Вновь слово «национализация», но уже гораздо более осторожно, зазвучало на этой неделе применительно к концерну Renault, активы которого переходят в государственную собственность. Глава Минпромторга РФ Денис Мантуров назвал это «сделкой за рубль» (когда акции были выкуплены за символическую сумму).
В принципе, подобную осторожность можно понять и объяснить. После того, что нам твердили с конца 1980-х гг. на протяжении чуть ли не полутора десятка лет, этот термин окрасился в самые мрачные цвета. Что такое национализация? Правильно — сначала происходит штурм Зимнего, а чуть погодя приходит условная пьяная матросня с красными бантами и силой отбирает у рачительных хозяев «всё, что нажито непосильным трудом». Заводы, фабрики, промыслы — словом, всё движимое и недвижимое имущество. Компенсация? Нет, не слышали. Какая вам ещё компенсация в стране победившего пролетариата? Обойдётесь, буржуи заморские. Было ваше, стало наше, потому что в Советской России по законам революционного времени всё переходит в собственность рабоче-крестьянского государства.
«Взять всё и поделить»?
В массовом сознании между понятием «национализация» и понятием «грабёж» в течение длительного периода старательно проводили и успешно провели знак равенства. К сожалению, отчасти в этом есть вина и историков советского времени. Просто по той причине, что им очень-очень нужно было показать — в стране победившего пролетариата по святому для буржуазии принципу неприкосновенности частной собственности с самого начала был нанесён сокрушительный удар. Классический труд 1955 года «Социалистическое обобществление средств производства в промышленности СССР» говорит об этом, что называется, на голубом глазу: «В Советской России национализация промышленности была осуществлена методом конфискации без вознаграждения бывших владельцев».
В реальности дела обстояли ровным счётом наоборот. Или почти наоборот. Никакого «взять всё и поделить» не было. О чём свидетельствует документ, изданный высшим органом власти нового государства — Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом. Чуть ли не сразу после Октябрьской революции, 29 ноября 1917 года в «Газете Временного Рабочего и Крестьянского Правительства» появилось принятое ВЦИК ещё 27 ноября «Положение о рабочем контроле». Это положение никоим образом не ущемляло имущественных прав владельцев предприятий. Подчеркнём — имущественных прав. Другие права и обязанности специально оговаривались. А самое главное сказано в десятом параграфе документа: «На всех предприятиях владельцы и представители рабочих и служащих, выбранные для осуществления Рабочего Контроля, объявляются ответственными перед государством за строжайший порядок, дисциплину и охрану имущества».
Иными словами, получалось так. Владеешь — владей себе на здоровье, развивайся, получай прибыль. Но не забывай, что находишься в государстве, которое установило свои порядки и теперь живёт по принципиально иным законам. Тебе больше нельзя увеличивать рабочий день, он длится 8 часов — и точка. Нельзя урезать зарплаты и штрафовать направо и налево. Нельзя лишать работника оплачиваемого отпуска. Таких «нельзя» хватало, поэтому всем становилось ясно — «как раньше» уже не будет.
Фокус в том, что российские предприниматели в общем и целом были на такое согласны. Причём довольно давно. Скажем, Морозовым хватило урока знаменитой «Морозовской стачки» 1885 года. Выводы из происшедшего были сделаны правильные — рабочий день сократили с 12 до 9 часов, штрафы фактически отменили, жалованье повысили, обеспечили завидный даже по нынешним временам соцпакет, а Савва Морозов так и вовсе носился с идеей предоставить сотрудникам своей фабрики долю в доходах.
А вот владельцам тех предприятий, где солидную роль играл иностранный капитал, эти новости встали поперёк горла. С привычкой безнаказанно ездить на хребте русского рабочего расстаться было чрезвычайно трудно. Причём трудно настолько, что значительная часть иностранных «интересантов» исполнила финальный номер Юлия Карандышева из пьесы Островского «Бесприданница». Тот самый, когда он достаёт пистолет и со словами «Так не доставайся ж ты никому!» стреляет в свою возлюбленную.
Брошенные «дети»
Это не преувеличение. Есть статистика, которая бесстрастно фиксировала процесс национализации в 1917-1918 гг. Так вот — просьбы и даже требования о переходе предприятий в собственность государства тогда исходили «снизу». То есть от рабочих. И в 70% случаев эти требования основывались на том, что владелец либо не закупил сырье и перестал выплачивать зарплату, либо вовсе покинул предприятие.
Предприниматели очень часто играют на эмоциях. Заявления вроде «мои заводы мне почти как дети, я же их растил, холил и лелеял!» вбрасываются в медийное пространство регулярно. Однако иногда за красивые слова приходится расплачиваться репутацией. Предприятия — как дети? Ладно, допустим. Но тогда придётся признать, что 70% таких «родителей» после революции попросту бросило своих «детей» на произвол судьбы. А по аналогии придётся признать также и то, что Советское государство этих самых «детей» усыновило. Или, если угодно, взяло под свою опеку.
И тем самым спасло. Другой вопрос, что, спасая предприятия, где присутствовал иностранный капитал, РСФСР спасала и себя. Судите сами: доля иностранного капитала в таких важных для индустриального рывка областях, как горнозаводская и металлообрабатывающая промышленность, составляла 52%. В электрических и электротехнических компаниях — 90 %. В паровозостроении — все 100%! Представьте себе, что правительство большевиков отказалось бы брать на баланс эти предприятия, потому что у каждого из них вроде как есть законный собственник. Кому от этого было бы лучше? Владельцам? Но они бросили свои заводы. Большевикам? Тоже вряд ли — это означало бы полную деградацию страны и стремительное падение на уровень средневековья.
И потому большевики решили придать процессу «усыновления» иностранных предприятий законный характер. 28 июня 1918 г. Совнарком принял Декрет о национализации. Самое интересное, что он оставлял шанс опрометчивым «родителям» вернуть своих брошенных «детей»: «Предприятия, объявленные согласно настоящему декрету достоянием РСФСР, признаются находящимися в безвозмездном арендном пользовании прежних владельцев. Правления и бывшие собственники финансируют их на прежних основаниях, а равно получают с них доходы на прежних основаниях».
Поставить перед фактом
Но иностранному капиталу хотелось не этого. Им хотелось возврата к прежним временам. Именно этим можно объяснить немыслимые финансовые вливания из-за границы, направленные на эскалацию внутреннего российского конфликта и разжигание Гражданской войны, а потом и на прямую интервенцию.
Правда, этот номер не прошёл. Гражданская война окончилась немного не так, как планировалось. В ходе войны Советское государство мало того что укрепилось, так ещё и было вынуждено перевести управление всеми брошенными иностранными предприятиями под свой контроль — уже безо всяких оговорок. И лишь тогда, с плачем и зубовным скрежетом, поставленное большевиками перед фактом, международное сообщество признало-таки право государств на национализацию. Произошло это 100 лет назад, в январе 1922 г. Конференция Верховного Совета Антанты в Каннах постановила, что внутренняя экономическая жизнь является сферой влияния самого государства, что следует уважать суверенитет государства и, следовательно, признать за ним право на национализацию иностранной собственности. Годом спустя то же самое проделала Постоянная палата международного правосудия, предшественник нынешнего Международного суда ООН. И, если уж быть совсем честными, то РСФСР и СССР всё-таки компенсировали часть стоимости национализированных предприятий — именно на этих условиях в 1920-е гг. учреждались иностранные концессии. Фирмы, согласившиеся возобновить работу с русскими в виде концессий, отказывались от прав собственности, получая взамен от 20 до 40% стоимости своих прежних предприятий.
Кстати, впоследствии этим правом воспользовались очень многие. Скажем, после Второй Мировой войны Франция национализировала предприятия по выработке газа и электричества. А Великобритания — предприятия гражданской авиации, угольной промышленности, телеграфной связи, транспорта, энергетической промышленности и чёрной металлургии... Правда, мало кто вспоминал при этом, что право на национализацию было по факту введено в мировую практику усилиями Советской России.
