На исходе второго десятилетия XXI века у граждан России довольно смутное понимание того, чем в отечественной истории была коллективизация. Чаще всего об этом масштабном процессе сейчас говорят как о трагедии — насильно загоняли миллионы крестьян в колхозы, еще миллионы отправили в ссылку, из-за чего сельское хозяйство страны оказалось в кризисе, а в стране начался голод.
Иллюзия аграрной мощи
Вопрос «Зачем вообще большевикам нужна была коллективизация?» окончательно загоняет обывателей в тупик. Начинаются совершенно бредовые рассуждения о «запланированном геноциде» и «уничтожении русского народа».
Сельскохозяйственная проблема досталась большевикам от царской России. Страна, являвшаяся в начале XX века крупнейшей аграрной державой мира, чьей основной экспортной статьей были продажи зерна, парадоксальным образом не могла прокормить собственное население. Масштабный голод случался периодически и никого не удивлял.
Имея колоссальные посевные площади, Россия одновременно имела один из самых низких показателей урожайности зерновых. Не самые благоприятные климатические условия усугублялись общей отсталостью сельского хозяйства, где преобладал ручной труд, отсутствовали современные средства механизации и т. д.
До 70 процентов продукции сельского хозяйства было сосредоточено в руках помещиков и зажиточных крестьян, которым было выгодно продавать зерно за рубеж. Такая практика не прекращалась даже в неурожайные годы, в результате чего рекорды по продаже русского зерна сочетались со страданиями беднейших слоев крестьянства, у которых попросту не было возможности прокормить свои семьи.
Вопрос о перераспределении земли был одним из ключевых в период русской революции. Но сама по себе передача земли от помещиков простым крестьянам не решала продовольственную проблему. В российских условиях при сохраняющейся общей отсталости сельского хозяйства крестьяне-единоличники с трудом могли обеспечить потребности страны.
В начале 1920-х выбирать не приходилось. «Новая экономическая политика» большевиков объяснялась необходимостью вытащить страну из пропасти, в которой она оказалась в период Первой мировой и Гражданской войн.
Беги, Иосиф, беги!
Но к 1927 году, когда ситуация относительно стабилизировалась, встал вопрос: что дальше? Государство рабочих и крестьян, строившееся на принципиально новых постулатах, оказалось во враждебном окружении. Право на существование можно было добыть, только доказав свою экономическую независимость и способность отразить вооруженную агрессию.
В 1931 году на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности Иосиф Сталин скажет: «История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно… Мы отстали от передовых стран на 50–100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут».
Если Иосиф Виссарионович и сгущал краски относительно времен Российской империи, то не слишком сильно. А относительно текущего момента он был, безусловно, прав. Стране нужен был мощный индустриальный скачок.
Для решения этой задачи требовалось перераспределение рабочих рук в стране. То есть огромное количество крестьян должны были стать работниками промышленности. При этом сельское хозяйство с меньшим числом работников должно было прокормить увеличивающийся рабочий класс.
Разумеется, в этих условиях государство не могло допустить роста цен на продовольствие, в котором были заинтересованы зажиточные слои крестьянства. Необходимо было мобилизовать возможности бедняцко-середняцких хозяйств путем их объединения в коллективные хозяйства — колхозы. Подобное объединение позволяло значительно эффективнее решать вопросы технического вооружения сельского хозяйства — тракторами и прочей техникой куда проще снабжать коллективы, чем единоличников.
Времени нет
Курс на коллективизацию сельского хозяйства был официально провозглашён на XV съезде ВКП(б), проходившем в декабре 1927 года.
Коллективные хозяйства создавались и раньше — к середине 1927 года в СССР их насчитывалось чуть менее 15 000. Через год их количество превысило 33 000, а в 1929 году показатель увеличился почти до 57 000.
Там, где процесс создания сельскохозяйственных объединений действительно проводился на добровольных началах, начинание очень быстро получало поддержку крестьян. Любые сложности, в том числе неурожайные годы, вместе было преодолевать гораздо проще, чем по отдельности.
Но достигнутые темпы советское руководство не устраивали. «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней Poccии», — говаривал когда-то Петр Столыпин, чья аграрная реформа, вопреки ряду современных трактовок, по большому счету провалилась.
У большевиков двадцати лет в запасе не было. Сколько их было, никто точно не знал. Товарищ Сталин, как мы знаем, рассчитывал на десять лет. От момента провозглашения курса на коллективизацию до начала Великой Отечественной войны пройдет 14 с половиной лет. Эти годы вместят и конфликт на КВЖД, и бои на озере Хасан, и Халхин-Гол, и много чего еще… Покой СССР даже не снился.
Запуская первую пятилетку, руководство страны обнаружило, что сельскохозяйственной продукции не хватает. Ряд большевистских лидеров, например Николай Бухарин, возражали против давления на деревню, призывая снизить темпы индустриализации. Сталин полагал, что это слишком дорогое удовольствие для страны.
В ноябре 1929 года в «Правде» была опубликована статья Сталина «Год Великого перелома», в которой, в частности, говорилось: «Наличие материальной базы для того, чтобы заменить кулацкое производство, послужило основой поворота в нашей политике в деревне… Мы перешли в последнее время от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества как класса».
Лидер страны фиксировал курс на так называемую «сплошную коллективизацию», в рамках которой в колхозы стали гнать всех, кто хотел и кто не хотел. Те, кто сопротивлялся, объявлялись врагами советской власти.
«Нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо и реакционно»
Всякое действие рождает противодействие. Начались массовые протесты, которые очень быстро от мирного возмущения перешли к вооруженному сопротивлению. Удивляться этому не приходится — за оружие брались те, кто за десять лет до этого сражался на фронтах Гражданской войны. Причем в рядах «кулаков» порой оказывались и те, кто воевал в свое время в Красной Армии.
К весне 1930 года правоохранительные органы докладывали о тысячах акций неповиновения в различных уголках страны, в том числе с применением оружия, в которые были втянуты более 1 миллиона человек. В планы большевиков определенно не входило развязывание новой Гражданской войны — хотя бы потому, что это убивало надежду на решение ранее поставленных задач.
И тогда слово снова взял товарищ Сталин. 2 марта 1930 года в газете «Правда» была опубликована статья под названием «Головокружение от успехов».
Выбранный курс Иосиф Виссарионович сомнению не подвергал: «Это факт, что на 20 февраля уже коллективизировано 50% крестьянских хозяйств по СССР. Это значит, что мы перевыполнили пятилетний план коллективизации к 20 февраля 1930 года более чем вдвое. Это факт, что на 28 февраля этого года колхозы успели уже ссыпать семян для яровых посевов более 36 миллионов центнеров, т. е. более 90% плана, т. е. около 220 миллионов пудов. Нельзя не признать, что сбор 220 миллионов пудов семян по одной лишь колхозной линии — после успешного выполнения хлебозаготовительного плана — представляет огромнейшее достижение. О чем все это говорит? О том, что коренной поворот деревни к социализму можно считать уже обеспеченным».
Но одновременно генсек партии говорил об «опасных и вредных настроениях», которые не имеют «широкого распространения», но в перспективе могут поставить дело колхозного движения под угрозу срыва.
«Успехи нашей колхозной политики объясняются между прочим тем, что она, эта политика, опирается на добровольность колхозного движения и учет разнообразия условий в различных районах СССР. Нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо и реакционно. Колхозное движение должно опираться на активную поддержку со стороны основных масс крестьянства. Нельзя механически пересаживать образцы колхозного строительства в развитых районах в районы неразвитые. Это было бы глупо и реакционно. Такая "политика" одним ударом развенчала бы идею коллективизации», — писал Сталин.
«Можно ли сказать, что принцип добровольности и учета местных особенностей не нарушается в ряде районов? Нет, нельзя этого сказать, к сожалению, — сетовал генсек. — Что может быть общего между этой "политикой" унтера Пришибеева и политикой партии, опирающейся на добровольность и учет местных особенностей в деле колхозного строительства? Ясно, что между ними нет и не может быть ничего общего. Кому нужны эти искривления, это чиновничье декретирование колхозного движения, эти недостойные угрозы по отношению к крестьянам? Никому, кроме наших врагов».
Сталин определял, что на текущий момент основным звеном колхозного движения является сельскохозяйственная артель: «В сельскохозяйственной артели обобществлены основные средства производства, главным образом по зерновому хозяйству: труд, землепользование, машины и прочий инвентарь, рабочий скот, хозяйственные постройки. В ней не обобществляются: приусадебные земли (мелкие огороды, садики), жилые постройки, известная часть молочного скота, мелкий скот, домашняя птица и т. д.».
Обходной маневр
Сталин приводил примеры того, как по его мнению, делать не надо: «Один из таких ретивых "обобществителей" доходит даже до того, что дает приказ по артели, где он предписывает "учесть в трехдневный срок все поголовье домашней птицы каждого хозяйства", установить должность специальных "командиров" по учету и наблюдению, "занять в артели командные высоты", "командовать социалистическим боем, не покидая постов" и — ясное дело — зажать всю артель в кулак. Что это — политика руководства колхозом или политика его разложения и дискредитации? Я уже не говорю о тех, с позволения сказать, "революционерах", которые дело организации артели начинают со снятия с церквей колоколов. Снять колокола — подумаешь, какая революционность!»
На основании статьи Сталина 14 марта 1930 года вышло постановление Политбюро ЦК ВКП(б) от «О борьбе с искривлением партийной линии в колхозном движении».
Процесс всеобщей коллективизации был остановлен, особо рьяные руководители на местах отдавались под суд. Никто более не чинил препятствий массовому оттоку из колхозов ранее вступивших туда крестьян. Более того, как бы мимоходом брошенная фраза про церковные колокола прекратила политику массового закрытия сельских приходов.
«Ни о какой смене курса речи не шло, Сталин просто сбил волну недовольства», — говорят современные критики вождя.
Все так и есть. Иосиф Виссарионович своим «Головокружением от успехов» сбил кипение страстей. Количество протестных выступлений резко пошло вниз. Возможность сохранять приусадебные участки, мелкий скот и хотя бы одну корову на семью стала фактором, примирявшим большинство крестьян с колхозами. Поскольку их хозяйство и раньше было небольшим, то минусы для них практически исчезали. А за непримиримых на следующем этапе должен был взяться репрессивный аппарат.
Историческая неизбежность
Политика коллективизации уже в 1931 году получила активное продолжение и была доведена до конца.
Как раз в разгар процесса перестройки сельского хозяйства СССР произошел голод 1932–1933 годов, который был обусловлен целым рядом факторов и о котором надо говорить отдельно.
Советский Союз переживет еще одну волну голода — в 1946–1947 годах, который будет обусловлен как последствиями войны, так и засухой 1946 года. Но на этом проблема голода в советский период будет закрыта. Ставка на коллективные хозяйства, сделанная в 1927 году, в итоге себя полностью оправдала — они прокормили страну, позволили сделать ей индустриальный рывок и победить в войне.
В 2003 году философ Александр Зиновьев в своем докладе в Институте философии РАН сказал: «Для России в исторически сложившихся условиях был один выбор: выжить или погибнуть. А в отношении путей выживания выбора никакого не было. Сталин явился не изобретателем русской трагедии, а лишь ее выразителем. Колхозы были злом, но далеко не абсолютным. Без них в тех реальных условиях была невозможна индустриализация, а без последней нашу страну разгромили бы уже в тридцатые годы, если не раньше. Но и сами по себе колхозы имели не только недостатки… Молодые люди получили возможность становиться трактористами, механиками, учетчиками, бригадирами. Вне колхозов появились "интеллигентные" должности в клубах, медицинских пунктах, школах, машинотракторных станциях. Совместная работа многих людей становилась общественной жизнью, приносившей развлечение самим фактом совместности. Собрания, совещания, беседы, пропагандистские лекции и прочие явления новой жизни, связанные с колхозами и сопровождавшие их, делали жизнь людей интересней, чем раньше. На том уровне культуры, на каком находилась масса населения, все это играло роль огромную, несмотря на убогость и формальность этих мероприятий».
«Головокружение от успехов» стало ловким маневром вождя, шагом назад, после которого удалось двинуться дальше к достижению поставленной цели. Конечный результат в данном случае решает все.
