На телеканале «Россия-1» продолжается показ сериала «Елизавета» — первый сезон из 12 серий перевалил уже за половину. А, значит, у зрителей, насытившихся красивой картинкой, костюмами и париками, шпагами и амурами, возникает вопрос — какой Елизавета была на самом деле?
Судя по всему, авторы сериала, создавая образ Елизаветы, обратились к наследию авторитетных историков — Николая Карамзина и Василия Ключевского. Их отзывы о «дщери Петра» стали своего рода каноном. Вот что писал об императрице Ключевский: «Ленивая и капризная, она пугалась всякой серьёзной мысли, питая отвращение ко всякому деловому занятию. Елизавета была беспорядочная и своенравная русская барыня XVIII столетия». Карамзин вообще рубит сплеча: «Елизавета, праздная, сластолюбивая, не могла хорошо управлять государством...»
Отходить от канона страшновато — решившийся на такое должен предоставить взамен какое-то новое видение Елизаветы, а это сложно, долго и сопряжено с серьёзными научными изысканиями. Следовать укоренившемуся штампу, конечно, легче и надёжнее. А ещё лучше — предельно упростить этот канон, отсечь от него всё «лишнее» и оставить только то, с чем точно справишься.
Видимо, именно этим объясняется совершенно дикая, невероятная картина. Ни в одной из показанных серий зритель не видел ни храмов, ни богослужений, ни юродивых, ни певчих, ни монахов. Был лишь один эпизод, намекающий на то, что какая-то религия в Российской Империи всё-таки имеется — это когда «пажи» Елизаветы переодеваются монашками, чтобы проникнуть в дом Остермана. Получается, что Россия того времени — чуть ли не атеистическое государство. Ну и Елизавета, соответственно, плоть от плоти и кровь от крови этой системы. Православие? Набожность? Нет, не слышала.
Реальная Елизавета Петровна могла бы от такой картины прийти в бешенство. В этом плане шикарный ход был сделан создателями фильма «Гардемарины, вперёд!». В первой сцене нам показывают Париж — место, откуда против России плетутся интриги. А вторая сцена — уже Петербург. Но не просто столица Империи, а служба в храме, где присутствуют основные персоны, задающие исторические рамки сюжета — и вице-канцлер Бестужев, и его свояченица Анна Гавриловна Бестужева, и её дочь Анастасия Ягужинская, и французский посол Д’Альон, и лейб-медик Елизаветы Лесток... Что, кстати, соответствовало исторической правде — попробовал бы кто-нибудь пренебречь церковной службой! Елизавета Петровна таких штучек не прощала. Православное богослужение, да и религия вообще, занимали в её жизни особое место. Огромное количество «странниц и странников» при дворе. Постоянные беседы с блаженными и «старцами» — императрица называла их «самыми важными людьми». Постоянные паломничества, в том числе и пешие, в Троице-Сергиеву Лавру. Вернее, тогда ещё в Троице-Сергиев монастырь — почётный титул лавры присвоили обители как раз по настоянию Елизаветы. По её же указу там открыли Духовную семинарию.
Елизавету называли «последней истинно богомольной русской правительницей». И эти качества она демонстрировала ещё будучи цесаревной. Как можно было «не заметить» глубокого и своеобразного религиозного чувства Елизаветы — большая загадка. Интереснее всего, что пресловутая «любовь» прекрасно вписывается в этот контекст. Елизавета была необыкновенно одарённой музыкально. На первом месте стояла, конечно же, церковная музыка — цесаревна «сама разумела хорошую музыку и певала в хорах с певчими». А теперь вспомните, как, собственно, попал ко двору простой казак Алексей Разумовский, полунищий сын горького пропойцы? Он же — самый известный, самый главный фаворит Елизаветы? Правильно — его заметили в церковном хоре села Чемер, что на Черниговщине. И судьба Алексей Григорьевича была решена — хорошие голоса Елизавета ценила на вес золота.
Вообще же с именем Елизаветы связывают небывалый взлёт отечественной музыкальной культуры. Поэт Гавриил Державин называл 20 лет её правление «веком песни». Между прочим, есть мнение, что она сочиняла и сама — Елизавете приписывают авторство песни «Во селе, селе Покровском», которая по стилю весьма напоминает классический жестокий романс. А если учесть, что именно при её дворе отечественные музыканты начали осваивать такой инструмент как гитара, то получится, что вся нынешняя русская песня — от бардов и шансона до романса и панк-рока уходит корнями в век Елизаветы.
Тут, правда, есть большой соблазн принять за чистую монету строфу из чудесного юмористического стихотворного трактата Алексея Константиновича Толстого «История государства Российского от Гостомысла до Тимашева»:
Весёлая царица
Была Елисавет:
Поёт и веселится,
Порядка только нет.
В самом деле — создатели сериала демонстрируют категорическое нежелание Елизаветы заниматься делами. И не то чтобы государственными. А вообще любыми, кроме амурных. Некоторая доля правды в этом есть. Когда она уже вступила на престол, вице-канцлеру Алексею Бестужеву приходилось привлекать императрицу к государственным делам с помощью лукавства. Зная, что Елизавета бумаги читать не любит, Бестужев приписывал на конверте: «Ея величеству не токмо наисекретнейшего и важнейшего, но и весьма ужасного содержания». От природы любопытная, Елизавета никак не могла пройти мимо такого, и непременно вскрывала конверт.
Но фокус в том, что это было уже в зрелые годы Елизаветы. И её отвращение ко всякого рода бумагам не в последнюю очередь объясняется тем, что в юности она этого всего хлебнула через край. Её мать, императрица Екатерина, взошедшая на престол после смерти Петра Великого, была почти неграмотна. И потому в период её правления именно Елизавете приходилось читать все без исключения документы, отправленные на высочайшую подпись. Читать вслух. Обсуждать их содержание с адресатом. А потом ещё и подписывать за неграмотную матушку. По сути, Елизавета отдала ремеслу личного секретаря первого лица государства свои самые лучшие годы. С 1725 по 1727 гг. она не носилась по дюнам и не пудрила мозги «пажам», вовлекая их в бессмысленные и опасные интриги, а была при матери и занималась делами. Ясное дело, что фактически из-под палки. Вернее, повинуясь дочернему долгу. Мудрено ли, что это занятие, отчасти отнявшее у неё молодость, не вызывало впоследствии никаких добрых чувств?
Справедливости ради надо сказать, что некоторыми делами императрица Елизавета занималась прилежно. И характер этих дел, в общем-то, вполне себе государственных, рисует её как личность, во-первых, одарённую, а во-вторых — симпатичную.
Так, Елизавета проявляет завидную осведомлённость в торговых делах, в европейской логистике и в пищевой промышленности. Известно несколько её именных указов и записок, где императрица подробно объясняет, как и где нужно покупать Токайское вино, как чем его транспортировать и как может отразиться негодная транспортировка на качестве вина: «Вина венгерские отправить сухим путем до реки Вислы, текущей в Балтийское море; а оною рекою в судах отправить во Гданск, куда мы пришлем пакетбот, для перевоза оных в Петербург. А впредь, когда мы, паки в Москве будем, тогда отправлять вина в Москву чрез Польшу и Киев. Однако ж помните, что винам молодым может быть повреждение от моря...» Возродив деятельность специальной Токайской комиссии, занимавшейся поставкой венгерского вина ко двору, императрица фактически курирует работу этого учреждения долгие годы — тут уж затронут её личный интерес: «А я обойтись без оного вина не могу, что и вам известно...»
Но гораздо больший размах Елизавета продемонстрировала, регламентируя кошачью службу. Первый именной указ о котах принадлежит Петру Великому — именно он велел «иметь при амбарах котов — для охраны таковых, а также для крыс и мышей устрашения». Его дочь пошла дальше. Известен её указ от 2 ноября 1745 года: «Сыскать в Казани здешних пород кладеных (кастрированных) самых лучших и больших тридцать котов, удобных к ловлению мышей, и прислать в С.-Петербург ко двору ея императорскаго величества». Ну как тут не вспомнить реплику Бестужева из «Гардемаринов»: «Яковлев! Не заведёшь кота — самого заставлю мышей жрать!»
Впоследствии Елизавета развернётся на этом поприще по полной программе. Её указы 1750-х годов рисуют картину всеобщего процветания котиков на «государевой службе». «В Новом Зимнем дворце в камер-юнкерских и прочих покоях отобрать до тридцати кошек и приставить к ним из Придворной конторы особливых людей». «Для посажения в новосделанные при Головинском ея императорского величества доме зимние покои отобрать кошек до трёхсот». И, наконец, шедевр: «Офицерам Придворной конторы от сих пор говядину и баранину котам отнюдь не отпускать, а взамен того отпускать в каждый день рябчиков и тетеревов по одному».
Словом, вместо взбалмошной, ленивой и недалёкой барышни, которая только и занята, что поиском «любви и женского счастья», перед нами предстаёт довольно-таки симпатичный человек. В меру религиозный, талантливый, умеющий заставить себя слушаться, обладающий нерядовыми организаторскими способностями, и, в конце концов, любящий котиков.
