Церковный раскол. Как русских патриотов сделали изменниками и шпионами

В 1653 г. Великий Пост начался в последнюю декаду февраля. Стартовал он с большого сюрприза от главы Русской православной церкви – патриарха Никона. 22 февраля московские храмы получили его распоряжение об употреблении троеперстного крестного знамения вместо двуперстного. Так начался знаменитый и до сих пор не изжитый церковный раскол.

Не изжитый, хотя кое-какие шаги к сближению и предпринимаются, причём с обеих сторон. Но уж слишком серьёзен был накал страстей, слишком много было крови, клятвопреступлений и прямого предательства, чтобы разом всё отбросить и забыть. А начиналось всё, как нам кажется, с мелочей.

Дьявол в мелочах

Как известно, изменения, вводимые патриархом Никоном, касались обрядовой стороны: «Не подобает в церкви метания творити на колену, но в пояс бы вам творити поклоны; еще и тремя персты бы есте крестились». Изменили также написание имени Христа – вместо Исус теперь полагалось писать Iисус. Это то, что на виду у всех и каждого. Остальное нынче заметит лишь тот, кто часто ходит в церковь. Например, то, что алтарь обходят не «посолонь» - вслед за движением Солнца, а «противосолонь» - наоборот. Или то, что возглас «аллилуйя» произносится во время службы трижды, а не дважды, как было раньше. Возникает логичный вопрос – а стоило ли вообще устраивать безобразную свару с тяжкими последствиями из-за этих вот мелочей?

Церковный раскол. Дела духовные – дела мирские Подробнее

Люди середины XVII столетия решили, что стоило. Дело даже не в мелочах как таковых. А в политической и национальной подоплёке. Согласно замыслу Никона, русские богослужебные книги следовало исправлять по греческим образцам. Это воспринималось как прямое оскорбление, которое снести никак нельзя.

К тому моменту греческая православная церковь уже лет двести влачила существование не просто жалкое, а предельно униженное. После завоевания Византии турками и падения Константинополя она могла бы сгинуть вообще, если бы не постоянная русская финансовая подпитка. Кроме того, на Руси сроднились с идеей, что Москва – Третий Рим. Первый Рим пал за грехи. Второй Рим – Константинополь – поплатился опять-таки за грехи. Москва – Третий Рим – новая столица Православия. Именно из Москвы исходит свет истинной веры. Всё логично, патриотично и чётко.

А тут вдруг велят сделать «налево кругом» и менять русское богослужение по греческому образцу. Братцы, да ведь это прямая измена!

Самое забавное, что куда более радикальная реформа богослужения имела место в XIV столетии. Как раз во времена самого почитаемого русского святого – Сергия Радонежского. В те годы Русь вслед за Константинополем переходила со Студийского богослужебного устава на Иерусалимский типикон. Отличия между ними были гораздо более серьёзными, чем те, которые вводил Никон. И – ничего страшного. Перешли без сучка и задоринки. Ученик Сергия Радонежского Афанасий Высоцкий специально ездил в Константинополь переводить новый устав. И никто не считал переход на «греческие рельсы» постыдным. По той простой причине, что Константинополь был тогда хоть и обложен турками со всех сторон, но сохранял ещё и силу, и славу. Учиться у него было не зазорно. А вот теперь, без малого триста лет спустя, показалось уже оскорбительным и даже опасным. Как же так? Греков Господь за их грехи покарал турецким нашествием, и теперь нам у них чему-то учиться?

Никон и Аввакум

Интересно, что вождями двух церковных группировок, можно сказать, олицетворением церковного мейнстрима и церковного раскола стали люди очень похожие. Патриарх Никон и протопоп Аввакум. Причём похожи они были во всём. Вплоть до того, что родились, хоть и с разницей в 15 лет, но, практически, в одном и том же месте. Вот что писал Аввакум о своём старшем коллеге: «Мы с Никоном ис тех мест… Я от попа родился, а Никон – в деревне между Мурашкина и Лыскова, я его знаю, отец у него черемисин, а мать – русалка (русская). Минка да Манька родители его».

Такое внимание к происхождению и национальности Никона было оправданным. Многие раскольники считали его Антихристом. И честный Аввакум, хоть и был идейным противником патриарха, своих единоверцев поправлял: «Антихрист – от Галилеи, от колена Данова, от жены-жидовки». То есть Никон, будучи наполовину русским, наполовину черемисином (марийцем) на роль настоящего Антихриста, по мнению Аввакума, никак не тянет.

Кроме общей малой родины вожди церковных группировок имели и общие взгляды. Скажем, оба ненавидели пьянство и искореняли его в священнической среде. Никон – с опорой на административный ресурс: «Патриаршие стрельцы постоянно обходят город, и как только встретят священника или монаха нетрезвого, немедленно берут его в тюрьму и подвергают всякому поношению…». Аввакум – пламенной проповедью: «Мудрецы, дрожжами прокисшие, книги пишут трясущимися руками, ползая пьяны по земле, яко гады… Проспалися с похмелья, и самим себя соромно и стыдно: борода и ус в блевотине, а от гузна весь и до ног в говнех, с заздравных чаш голова кругом идёт».

Более того. Поначалу они были соратниками и даже друзьями. Оба искренне считали, что церковная реформа необходима, и что без неё Церкви в ближайшее время придётся худо от нестроения. Оба считали, что для исправления ситуации надо прежде всего исправить устав богослужения и церковные книги.

Шпионы и изменники?

Единственное расхождение – в образцах, по которым книги следует править. Позицию Никона мы уже знаем. Став патриархом в 1652 году, он разогнал русский штат «Книжной справы» и заменил его поляками во главе с Арсением Греком. Среди отставленных «справщиков» был Аввакум, который считал, что образцом должны стать древнерусские рукописи.

Кто из них был «по-настоящему» прав, а кто нет – каждый в то время решал самостоятельно. Да и потом – тоже. Позиция Аввакума многим казалась симпатичнее – всё-таки без «развратных греков», с опорой на собственные силы и на национальную святость.

Результат был плачевен – все последующие крупные бунты и народные выступления опирались именно на последователей Аввакума. Власть же до такой степени боялась радикально настроенных старообрядцев, что давила и уничтожала их и без малого триста лет спустя. Собственно, всем известный писатель Михаил Салтыков-Щедрин свою карьеру по линии Министерства внутренних дел сделал как «чиновник особых поручений», расследующий дело сарапульских раскольников, которых подозревали чуть ли не в шпионаже в пользу враждебных России держав.