Его величество случай
Ему нужно было отобрать девочку на роль Алтынай для своего дипломного фильма «Первый учитель» по повести Чингиза Айтматова. Андрей Сергеевич сразу обратил внимание на Раушан Байсеитову — миниатюрную девочку с пухлыми губами и довольно характерной внешностью.
— Мы её пригласим на «Мосфильм».
Однако забыл записать имя отобранной девочки.
Спустя несколько дней в интернат позвонили с «Мосфильма»:
— У вас есть девочка из казахской группы — худенькая, симпатичная?
— Это, наверно, Наташа Аринбасарова?
— Да-да! — воскликнули на другом конце провода.
На удивление быстро приехал большой дребезжащий автобус. Воспитательницы вытолкнули ничего не понимавшую Наталью.
— Езжай, тебя приглашают на «Мосфильм»!
Когда Наташа в огромном драповом пальто на вырост, цвета бордо, похожая на ночного сторожа, ввалилась в рабочий кабинет режиссёра, от удивления глаза Андрея Сергеевича полезли из глазниц.
— Не та, да к тому же не девочка, а чучело гороховое!
Наташа, как бабочка, избавилась от своего громоздкого кокона. Теперь посреди серой комнаты стояло нечто очень хорошенькое. Глаза Андрея Сергеевича вернулись на положенное место. Режиссёр широко разулыбался...
«Первый учитель»
«Киргизфильм» помещался в большом ветхом здании, вокруг которого рассыпались маленькие постройки, тонущие в зелени. Наталья, без пяти минут солистка Большого театра, старалась держаться независимо. Рядом с ней неотлучно была мама.
— Слушай, она слишком рафинированная! — сказал на ухо Андрею Сергеевичу оператор. — Надо фактурить!
Гримёрша усадила Наталью в кресло, встала за её спиной, распустила длинные волосы и, не успела девочка опомниться, быстро чикнула ножницами. «Полголовы» оказалось на полу.
— Что вы делаете?! — заорала вне себя Наташа.
— Спокойно! Ты сирота, должна быть нечёсаной, грязной! А как сделаешь твои шёлковые волосы лохматыми? А? — Из остриженных волос она начесала на темени мерзкий колтун, остальные заплела в тоненькие косички, удлиняя их искусственными прядками. Получилось пятнадцать косичек, между которыми возмущённо торчали Наташины уши.
Потом поднесла пахучую губку и широкими мазками принялась чумазить Натальино лицо, делая его обветренным и загорелым. Руки покрыла морилкой, под ногти запихнула чёрного грима, после чего накапала на щёки глицерина и, оставив ошеломлённую, обессиленную девушку, куда-то убежала. Придя в себя, Наталья хотела было удрать, но её схватили в дверях. Гримёрша принесла горсть земли и, велев девушке закрыть глаза, решительно дунула песком ей в лицо. Земля прилипла к глицерину, Наташа получилась чумазой-пречумазой. В колтун насовали пёрышек, соломинок, травинок. В таком «офактуренном» виде привели Наташу к Андрею Сергеевичу.
— Во-во, уже ничего! — внимательно глядя на девочку, сказал он. — Пошли на съёмочную площадку!
Вышли во двор студии, где уже стояла камера. Наташу подвели к немолодой женщине.
— Познакомься, это народная артистка Даркуль Куюкова! Даркуль будет играть твою тётю. Попробуем сцену из сценария. Алтынай приносит с гор огромную вязанку хвороста, и её встречает тётя.
Наташа тащит вязанку, внезапно на неё набрасывается злобная фурия, хватает хворост и начинает колошматить племянницу. Куюкова — замечательная актриса, заводится мгновенно, но у актёров есть одно ремесленное умение — не увечить партнёра. В тех далёких краях об этом, видимо, не знали. Куюкова, делая всё взаправду, долго дубасила девушку вязанкой. Вдохновенная муза снизошла на неё, и она, отбросив хворост, схватила Наташу за жидкие косички и начала бить головой о плетень.
— Здорово, хорошо! — вопил Андрей Сергеевич. — Вот так и будем снимать!
Начали снимать. Андрей Сергеевич — тогда ещё неопытный кинорежиссёр — любил репетировать и делать дубли. Куюкова распалялась всё больше и больше, казалось, что совершенству её игры нет предела. Наташа изо всех сил крепилась, но после двенадцатого дубля упала на вязанку хвороста, и злые слёзы брызнули из её глаз.
— Почему она меня взаправду бьёт?
— Но это же кино! — округлил глаза Андрей Сергеевич. — В кино нужно всё делать по-настоящему!
— А убивать тоже по-настоящему?!
Из-за камеры это действо наблюдала Наташина мама. В полуобморочном состоянии женщина причитала:
— Девочка моя! Красавица! Зачем я её растила! Изуродовали, как хотели, а теперь ещё и избивают. Не надо нам этих съёмок!
Прошло два дня, материал кинопроб проявили. Собрался художественный совет, по окончании которого Андрей Сергеевич сказал:
— Ну что, Наталья, мы тебя утвердили, но тебе надо худеть. Щёки у тебя со спины видны.
— Как это «со спины»? — возмутилась Наташа.
— Ну, у тебя такая будка, что крупным планом в экран не помещаешься, — деликатно пояснил он.
Однажды утром, взглянув на актрису, Кончаловский сказал:
— О! Сегодня личико худенькое, будем снимать крупные планы.
А через час, когда добрались до места съёмки, начал орать:
— Что ты съела? Опять у тебя будка!
Как выяснилось позже, от сердечной недостаточности ни в чём не повинное создание опухало...
Андрей Сергеевич вознамерился снять игру Алтынай с верблюжонком — дикую, красивую в своей естественной грубости игру. Верблюжонок был метра два ростом.
Для операторов вырыли яму, в которой они укрылись вместе с камерой и Андреем Сергеевичем. Бесстрашный режиссёр оставил артистку одну воплощать свой творческий замысел. Наташа должна была валить верблюжонка с ног, дёргать за шерсть, прыгать на него. В планы верблюжонка не входили столь бесцеремонные игрища, и вследствие плохого расположения духа он начал дико орать и плеваться зелёной вонючей жижей.
Невдалеке лежали со спутанными ногами родители верблюдика — два огромных верблюда. Заслышав вопли своего дитяти, они могуче заревели, пытаясь встать на ноги. Взрослым верблюдам казалось, что их чаду грозит смертельная опасность. От страха Наталья разревелась, но самоотверженно продолжала делать вид, что ей, с ног до головы оплёванной, опасливо косящейся на беснующихся родителей, очень весело играть с диким животным. Ко всему этому ужасу и ору примешивались вопли Андрона, несущиеся из ямы:
— Прыгай на него, прыгай! Вали его! Вали! Всё ты неправильно делаешь! Как ты играешь?
Когда Наташины мучения закончились, она стояла, растопырив ноги и руки, с её платья стекали верблюжьи плевки, а она ревела:
— Вы-то сами в яму спрятались, а меня оставили одну с этими чудовищами!
Андрей Сергеевич, доверительно раздув ноздри, сказал:
— Ты знаешь, я сам их до смерти боялся!
В одно тёплое утро Наташа, сидя на краю своей раскладушки, смотрелась в зеркальце. На её длинных смоляных волосах играл солнечный лучик. Наталья расчёсывалась. В комнату кто-то постучал.
— Да, войдите.
— Это я. Привет.
На пороге показался Андрон, залюбовался Наташей.
— Нет ничего красивее причёсывающейся женщины. Хочешь с нами? Мы едем на Иссык-Куль, на выбор натуры.
— Конечно, хочу, я никогда не была на Иссык-Куле!
По дороге купили живого барана.
Группа остановилась у рыбака. Рыбак, вооружившись огромным блестящим ножом, зарезал барана. Жирные куски мяса нанизали на шампур вперемежку с кружками лука и сочными ломтиками помидоров. Развели огонь и на углях стали жарить шашлык.
Восхитительный аромат разнёсся по берегам Иссык-Куля. Девушка, облизываясь, потянулась к румяному кусочку. И вдруг получила нелюбезный хлопок по руке.
— Не-е-е-т, никакого шашлыка! Послезавтра будем снимать крупные планы. Вот можешь съесть кругляшок лука, — послышался голос Андрона.
От такого хамства на Натальином лице нарисовалось непередаваемое выражение. Группа вступилась за поруганный аппетит актрисы:
— Ну, Андрон, дай ей хоть кусочек!
— Ага, а потом у неё будет будка поперёк экрана шире. Никакого шашлыка!
Наталья убежала в машину. В «рафике» от голодной злости она долго плакала. И вдруг вспомнила, что в сумке у неё спрятан кулёк с конфетами «Кара-Кум». Назло режиссёру она опустошила весь пакет, а мужчины в свою очередь съели всего барана.
Наступил Наташин день рождения.
— Пойдём погуляем, — предложил Андрон. — Мне надо с тобой поговорить...
— Наконец-то тебе исполнилось восемнадцать лет, и скоро мы сможем пожениться. Я очень хочу, чтобы мы были вместе. Ты одна можешь дать мне счастье и сделать мне спокойную жизнь, в которой я мог бы хоть что-нибудь сотворить. Я в это так верю!.. Хочу, чтобы ты мне нарожала пятерых ребятишек. Так хочется, чтобы в прихожей стоял целый ряд маленьких башмачков. Тебе будут помогать — домработница, мама. Я мечтаю о том, как мы будем с тобой путешествовать, будем купаться, слушать мексиканские песни. Я хочу, чтобы ты училась, стала одной из самых образованных и интересных женщин. Ты обязательно должна учить французский. У меня есть чудесный педагог Мария Владимировна. Когда мы приедем в Москву, ты будешь брать у неё уроки. Я хочу, чтобы ты училась в Сорбонне.
Наталья молча слушала эту длинную тираду. Она верила и не верила в его искренность. Девушка знала, что киноэкспедиция подходит к концу, от этого на душе было тяжело и тревожно. Она задавалась извечным вопросом: «Что будет дальше?»
Наши и не наши
Весной Андрей Сергеевич закончил картину, и они с Натальей отправились во Фрунзе показывать её высокому киргизскому руководству. Первому секретарю ЦК компартии Киргизии Усубалиеву картина не понравилась.
— В фильме наши люди показаны неправильно. Народ с древнейшей культурой представлен диким, неряшливым, пьяным! Вы оскорбляете достоинство киргизов! — закончил секретарь свою обличительную речь и шаровой молнией выкатился из зала.
А в Москве картина прошла незаметно. Начальству не нравилось, что бай показан в фильме красивым, сильным, работящим. Симпатии зрителей невольно отдавались ему, а главный герой — учитель выглядел истеричным, чумазым, безграмотным. Раньше такой непозволительной вольности советским кинематографистам не разрешалось, но спасало всемогущество фамилии.
Уже вовсю шли съёмки картины «История Аси Клячиной», и вдруг радостная весть: «Первый учитель» будет показан в Венеции!
Советскую делегацию возглавлял Лев Александрович Кулиджанов, а членом жюри от советской страны был приглашён Лев Владимирович Кулешов.
В том году почему-то было только три приза — за женскую и мужскую роль и «Золотой лев» за лучший фильм. Ни серебряного, ни бронзового льва не присуждали.
При голосовании международное жюри разделилось на два неравных лагеря. В одном был Кулешов с проамериканским настроением — Льву Владимировичу очень понравилась Джейн Фонда, пленившая его в картине Роже Вадима «Добыча», а остальные члены жюри проголосовали за Наталью. Мудрый Андрей Сергеевич сказал жене:
— Всё-таки надо пойти и поблагодарить старика.
Как не хотелось Наташе лицемерить, но она послушалась Андрея. Девушка робко постучала в номер к Кулешовым, дверь тут же распахнулась. Перед ней стояли два заготовленных радостных лица, дружно растянувшихся в единой улыбке. Супруга Кулешова ринулась на Наташу с рассказами, как её супруг бился за приз для неё. Девушка умилилась вранью уважаемой пары, поблагодарила и, не удержавшись, расцеловала супругов в щёчки, после чего ретировалась.
Вернулась в Москву казахская девушка звездой.
«Мы думали, что ты сволочь...»
В честь 50-летия советской власти ЦК комсомола проводил в Ленинграде международный форум демократической молодёжи. Были приглашены делегации из 117 стран. Наталья представляла творческую молодёжь Москвы.
Андрон провожал жену.
— Смотри, не изменяй мне в Ленинграде. Мне всё донесут.
Она натянуто засмеялась.
В Ленинграде начались бесконечные заседания, экскурсии по городу, а вечерами молодые люди собирались в баре — знакомились, общались, танцевали. Наталья пользовалась большим успехом среди лощёных комсомольских мальчиков.
В один из вечеров девушка попала в компанию, в которой был художник Илья Глазунов. Шумно, весело, комсомольцы становились всё раскованнее, их галстуки сами собой развязывались. Они ухаживали за актрисой, делали комплименты. Вдруг кто-то за спиной сказал:
— А мы думали, что ты сволочь, а ты, оказывается, очень славная девушка!
Наташа обернулась, но так и не поняла, от кого исходила эта фраза.
— Разве можно быть в девятнадцать лет сволочью?
— Мы думали, что ты вышла замуж за Михалкова по расчёту. Михалковским сыночкам очень хорошо живётся, за них всё делает их папа, — сказал зализанный на косой пробор молодой человек. — Вот Илья Глазунов — он молодец! Он всего в жизни добивается сам, ему никто не помогает! Ненавижу мальчиков, родившихся с «золотыми зубами во рту».
— Но ведь они и сами талантливые, — возразила Наталья. — Ведь не папа же за них кино снимает и в фильмах играет.
Пошли его к чёрту!
Впрямую они с Андроном никогда не ссорились, но ей не нравилось его, в общем-то, азиатское отношение к женщине. Зимой Наташа с маленьким Егорушкой жили на даче. Любя чистоту и порядок, она тщательно вымывала весь дом, а это два этажа, семь комнат, не считая большой кухни и ванной. Вечером муж приезжал домой и прямо с участка, неся на тяжёлых башмаках комья грязи, подымался на второй этаж.
— Андрон, ты бы снял сапоги.
— Ничего, помоешь, — говорил он, и Наталья чувствовала неприятный запах алкоголя и ресторанной еды.
И в то же время Андрей привозил ей из-за границы красивые вещи, Наталья была очень хорошо одета. Он всегда беспокоился за её здоровье, она и впрямь чувствовала себя неважно. После голодания на «Первом учителе» у неё началось малокровие и было очень низкое давление. Андрон попросил свою тётю Нину Максимовну Кончаловскую, которая заведовала поликлиникой института труда, обследовать жену.
Проведя обследование, Нина Максимовна сказала:
— Наталья, всё у тебя нормально, ты здорова. Просто ты слабенькая. Понимаешь, есть люди физически сильные, а есть слабые. Тебе надо много жрать, спать и ни о чём не волноваться.
— Я не могу себе позволить много жрать и спать, и не волноваться тоже не получается, такая у меня профессия.
— Дело не в профессии! Тебе Андрон нервы мотает. Пошли его к чёрту!
«Только на тебя у меня была надежда...»
Наталья уже была студенткой второго курса ВГИКа. Она жила в Москве, а Андрон почти всё время на даче, заканчивал картину «Дворянское гнездо». Домой приходил редко, поздно, часто выпивший, объясняя, что у него была деловая встреча. Утром маленький Егорушка радостно вбегал в комнату, чтобы расцеловать маму. В порыве нежности мальчик будил отца, Андрон вскакивал, сажал его на табуретку и говорил:
— Как ты смеешь будить папу! Вот сиди и молчи, пока папа не проснётся.
Огромные Егоркины глаза наполнялись слезами, он не мог понять, за что его наказывают.
Удивительно, как маленькие дети чувствуют, когда что-то происходит. Егорушка был очень жизнерадостным ребёнком, всё время придумывал какие-то истории, любил фантазировать, много рисовал, мастерил, но вдруг вбегал в Наташину комнату, пытливо смотрел на мать, спрашивал:
— Мамочка, ты не плачешь?
— Нет-нет, моё солнышко.
Однажды Наталья сказала Андрону:
— Так жить безнравственно. Мы с Егором никому не нужны. Напиши, что ты согласен на развод.
— А что ты будешь делать одна с маленьким ребёнком?
— Уеду воевать во Вьетнам.
Андрон написал на листочке: «Я, Кончаловский Андрей Сергеевич, согласен на развод с моей женой Аринбасаровой Натальей Утевлевной». И выскочил из квартиры. Сбегая вниз по лестнице, он весело крикнул:
— Дурочка, эта бумага недействительна! Это всё не так делается!
— Слушай, посмотришь на нас со стороны, так можно подумать, что мы с тобой расписываться пришли, а не разводиться! — сказал Андрон и весело засмеялся.
Наконец пригласили в зал заседаний суда. Наталья, увидев, как неподкупные представители правосудия подобострастно раскланялись с Андреем Сергеевичем, поняла, что обо всём уже договорено.
Их поспешно развели, даже не спросив Наташу о ребёнке.
Родители Андрона, Наталья Петровна Кончаловская и Сергей Владимирович Михалков, очень расстроились, что Наташа рассталась с их сыном. Наталья Петровна даже грустно сказала:
— Только на тебя у меня была надежда, что ты мне кружку воды в старости подашь.
А Сергей Владимирович как-то привёз свою соседку, чтобы показать ей Наташину двухкомнатную квартиру:
— Мы пробьём стену, отдадим тебе одну комнату нашей квартиры, у тебя получится трёхкомнатная. Будешь жить с Егором рядом с нами!
Но обмен не состоялся, у Натальи были совсем другие планы. Вскоре она вышла замуж за художника Николая Двигубского.
А ещё через два года у Егора появилась сестричка Катя.
