64 года Александра Пахмутова и Николай Добронравов живут и творят вместе.
Только вдвоём они написали 400 песен, из них сотни полторы – хиты. Творчество Пахмутовой и Добронравова – уникальная летопись страны в музыке и стихах. Такого тандема в мире больше нет.
Они давно могли бы жить в своё удовольствие. Заслужили, как никто. Но, даже преодолев 90-летний рубеж, супруги продолжают сочинять, существуя в несвойственных возрасту ритме и темпе – «главное, ребята, сердцем не стареть». Как спелись весной 1956-го на «Лодочке моторной», заявив: «Мы на ней объедем весь родимый край», так и плывут по волнам семейно-творческого океана. И у каждого рефреном: «Я не могу иначе».
Все на баржу!
Их полюбили ещё в 1960-е, когда Аля и Коля отправились в Сибирь за песнями… Строятся города, возводятся ГЭС. А «под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги». Романтика! «Фред Юсфин (главный диспетчер строительства Усть-Илима. – Ред.) добыл где-то пианино, мы сели на баржу и поехали, – рассказывала Пахмутова. – Даже пороги прошли, которые за всю историю преодолели человек сто. И ночевали на барже. В спальных мешках. Однажды только не могли уснуть – Кобзон вдруг решил послушать оперу «Золотой петушок». Баржу по Ангаре тянули два катера – «ГЭС-32» и «ГЭС-34». Главным «пассажиром» было пианино «Кама», сценой – местечко возле ящиков с запчастями. На концерт собрались все жители Усть-Илима. «Кохно в чёрном костюме, с чёрным накомарником на лице напоминал молодого средневекового рыцаря, – вспоминали поэты Добронравов и Гребенников. – Кохно и Кобзон пели вдохновенно, их звонкие голоса неслись далеко в тайгу… Шлюпки выныривали из тумана отовсюду, прижимались к берегу, и люди слушали песни, посвящённые сибирякам».
К слову, «Письмо на Усть-Илим» супруги написали в Москве до того, как начались работы у створа будущей плотины. Однако и за тысячи вёрст прочувствовали настроение строителей. Случалось и по-другому: спустились в шахту, прошли длинными тоннелями. Но песню не сочинили. И на БАМе, между прочим, не были. Хоть и кажется это сейчас невероятным. Как и то, что первая поездка на Северный флот закончилась конфузом. Пахмутова стояла на пирсе, когда субмарина возвращалась из похода. И вдруг с мостика грозный окрик: «Уберите бабу с пирса! Швартовку сорвёте!» Это был командир, для пущей важности добавивший непечатной лексики. Композитор обиделась. Кое-как подводникам удалось вымолить прощение. Песенникам рассказали о приметах и походе в Саргассово море, показали жизнь моряков. Но через два года потребовалась ещё одна командировка на флот. И только тогда все узнали, что это такое, «когда усталая подлодка из глубины идёт домой».
Гагарин и «Нежность»
О Пахмутовой и Добронравове можно было бы написать не одну книгу. Но все знают: трубку телефона хозяева квартиры на Комсомольском проспекте берут, только если видят знакомый номер. Интервью дают редко. И никогда не рассказывают о личном. Написали первую песню – и поженились, всё! О величии не задумываются, на комплименты не реагируют – «звонких не терпим фраз». Зато что ни песня – то история с продолжением. В своё время Александра Николаевна от общественной работы отказалась – слишком много та забирала времени и сил. А для неё и мужа весь смысл жизни – в музыке и стихах. Они давно и живут-то, по сути, с одной фамилией: «Пахмутова-Добронравов». Главное из написанного касается лично их: «Ты моя мелодия, я твой преданный Орфей». И то, что песня помирила и соединила Магомаева и Синявскую, тоже дорогого стоит.
Как и история с «Нежностью» для лётчиков: «И придумать не могла Земля, как прожить ей без него, пока он летал…» Это ведь от Юрия Гагарина пришло волнительное: «Алечка, Володя Комаров перед полётом просил передать вам с Колей благодарность за «Нежность». Для 40-летнего космонавта № 7 тот полёт стал последним… И увязать все эти факты и эмоции с тёткой, приехавшей на базар продавать мясо, Пахмутова никак не могла. Тогда как Лиознова задумала «Три тополя на Плющихе», услышав песню «Нежность». И отступать не хотела. Режиссёр предложила композитору посмотреть отснятые кадры. И как женщина Пахмутова не устояла перед ефремовским обаянием.
Они писали о строителях, геологах, космонавтах, комсомольцах, спортсменах. О любви и верности. О Москве и Подмосковье, Ярославле и Воронеже, Белоруссии и Литве, Магнитке и Воркуте, Ямале и Камчатке. Есть песни про библиотеку имени Ленина и ЛЭП, русскую сталь и норильский никель. А в «Турнире эрудитов» им удалось «подружить» Резерфорда, синхрофазотрон, ЭВМ, физтех, квант, термояд, мю-мезон и пульсар. Кажется, дай трамвайный билет – они и о нём напишут. Однако после перестройки авторы чуть ли не в одночасье превратились в певцов коммунистического строя (хотя не были членами КПСС), работавших исключительно по заказу (в реальности поручение было только одно – сочинить финал «Олимпиады-80»), над которыми глумились. Безоблачной их жизнь и раньше только казалась: допустить, что «Ильич прощается с Москвой», было нельзя; сочинение про ветеранов Первого Белорусского: «Любимцем нашим был маршал Рокоссовский, и лично Жуков повёл нас на Берлин» не прошла «редактуру» наверху. Больше доставалось поэту. Однако и композитора обвиняли, что в песне «И Ленин такой молодой» барабаны «сошли с ума».
«Жизнь не зря зовут борьбой». Только в 1990-е бороться уже было не с кем: тандем будто перестал существовать – Пахмутовой-Добронравова почти не было на радио и ТВ. Казалось, от всеобщего обожания не осталось и следа. «Не представляла, что такое бывает», – признавалась Александра Николаевна.
Бросить Родину?
Она могла бы состояться на Западе как симфонический композитор – её произведения там исполняют, издают. Да и песни перепеваются. Но мысли оставить Родину не было никогда. И простые люди это оценили. Письма слали: спасибо, что не бросили нас и не уехали за кордон… Так родилась песня «Остаюсь». Дети Великой войны – они и в этот раз всё пережили, выстояли. А потом многие, и не только на ТВ, осознали, что «старые песни о главном» – достояние. Мелодии Пахмутовой вызывают слёзы. Не потому, что у неё слабость к до-диез минору. А потому, что в арсенале композитора семь нот и два знака (бекар не в счёт), а шедевров – больше сотни.
Да и Добронравов, при всей «советскости», оказался пророком почище любого нострадамуса. Речь не только о Беловежской пуще – «мне понятна твоя вековая печаль». Или о реформаторе-экономисте: «Гайдар шагает впереди!» Многие фразы превратились в афоризмы, стали крылатыми: «Знаете, каким он парнем был!», «Будет небесам жарко!», «И вновь продолжается бой», «Как молоды мы были», «Завтра будет лучше, чем вчера». Иные строки словно сегодня написаны: «Скорости вокруг бешеные, мы себя едва сдерживаем». И как продолжение: «Чтоб тебя на земле не теряли, постарайся себя не терять». Скромные, интеллигентные, Пахмутова и Добронравов никогда не ставили материальное во главу угла. Знающие их много лет поражаются: обстановка в квартире – как полвека назад. Они не продают свои песни, сами ходят в магазин, не имеют помощников. А лучшим отдыхом до сих пор считают медовый месяц у тёти Даши в Абхазии. «Мы верим в своё бессмертье, Когда мы устанем биться, На смену придут другие, Моложе и лучше нас», – написали они в 1968-м. Сколько воды утекло. А «моложе и лучше» всё нет…
Остаюсь…
Вот пришло письмо издалека,
Где живут богато и свободно.
Пусть судьба страны моей горька,
Остаюсь с обманутым народом.
Пусть судьба печальна и горька…
Мы – изгои в собственной стране,
Не поймём, кто мы, откуда родом.
Друг далёкий, вспомни обо мне –
Остаюсь с обманутым народом.
Друг далёкий, вспомни обо мне…
Слышен звон чужих монастырей:
Снова мы себя переиначим.
На обломках Родины моей
Вместе соберёмся и поплачем
На обломках Родины моей…
Мы ещё от жизни не ушли,
Цвет берёз не весь ещё распродан,
И вернутся снова журавли –
Остаюсь с обманутым народом.
И вернутся снова журавли…
Не зови в дорогу, не зови.
Верой мы сильны, а не исходом.
Не моли о счастье и любви –
Остаюсь с обманутым народом.
Не зови в дорогу, не зови.
1991 г.
О России
Ты теряешь, родная, последние силы.
Мы уже не спасём тебя. Не укрепим.
Мы пришли попрощаться с тобою, Россия,
С бледным небом твоим, с чёрным хлебом твоим.
Мы не будем стремиться к богатым соседям.
Не прожить нам без ласки слезящихся глаз…
Никуда не уйдём. Никуда не уедем.
Ты сама потихоньку уходишь от нас.
Мы стоим пред тобой в современных одёжах, –
Космонавты и братья мои во Христе.
Ты была нашим предкам столпом и надёжей.
В мире не было равных твоей широте.
Ты была, наша матерь, небогатой и честной.
И не зря же ты в муках на свет родила
Знаменитых царей и героев безвестных,
И неслась в новый мир, закусив удила.
Так за что же тебе выпадали мученья?
Зарубежный альков и щедрей и теплей…
Очень страшно семье, если нет продолженья.
У России почти не осталось детей…
Свиньи чавкают, в храм водрузивши корыто.
И рыдают солдатки у афганской черты.
Васильковое небо зарыто, закрыто
Чёрным облаком смога, свинца, клеветы.
Так чего же мы ждём? Для чего мы хлопочем?
И зачем по инерции смотрим вперёд?
Ты прислушайся: мы пустотою грохочем.
Присмотрись: вместо поезда вьюга идёт.
…Вот мы все собрались на последней платформе.
Осквернён наш язык… Уничтожен наш труд.
Только там, под землёю, останутся корни.
Может быть, сквозь столетья они прорастут.
