Накануне дня рождения Владимира Владимировича в печать вышел второй том его книги «Противостояние» (первый том назывался «Познер о „Познере“» — прим. автора), в который вошли самые яркие интервью, вышедшие в эфир в рамках его авторской программы. Среди героев бесед — Александр Проханов, Владимир Скулачев, Стинг, Николай Цискаридзе, Рената Литвинова, Ален Делон, Макс Кантор и многие другие.
«Говорить правду — дорогого стоит»
Сергей Грачёв, АиФ.ru: Владимир Владимирович, второй том вашего сборника интервью открывает беседа с Георгием Константиновичем Жуковым, записанная Константином Симоновым. В предисловии вы рассказываете, что в своё время был приказ Госкино физически уничтожить это интервью, то есть смыть его с плёнки. Рассказываете, что ваш отец украл эту плёнку, смонтировал беседу и позже сдал на другую студию. Вы именно поэтому решили поставить это интервью во главу второго тома или руководствовались какими-то иными соображениями? Например, тем, что грядёт 70-летие Победы…
— Никакого скрытого смысла или символизма в том, что книгу открывает беседа с Жуковым, — нет. Тут всё просто. В своё время издательство «АСТ» предложило мне отобрать 30 интервью — наиболее интересных, с моей точки зрения и с точки зрения моих коллег по программе «Познер», и в хронологическом порядке выпустить их в печатном виде. Я не был уверен, что кому-то это будет интересно — однако согласился, и как позже выяснилось, в общем, не зря. Ряду читателей это оказалось интересно, что очень приятно. Когда все 30 интервью расшифровали — стало понятно, что выпускать их единой книгой просто неразумно. Получился бы неподъёмный «кирпич». В итоге решили выпускать эти интервью в двух томах. И интервью с Жуковым элементарно не поместилось в первый том, а нарушать хронологию мы не хотели. Но при всём при этом и при том, что это единственное интервью, которое брал не я, но оно вышло в рамках моей программы, оно, с моей точки зрения, имеет большое значение. Разговоры по поводу искажения истории, по поводу войны, по поводу того, как всё было на самом деле не утихают до сих пор. Но уж кто-кто, а Жуков-то точно был в числе тех, кто действительно понимал, что происходило во время Великой Отечественной войны, и открыто об этом говорил. А говорить правду — и в советское время, и сейчас — это дорогого стоит.
— Сравнение нынешнего времени и времени советского уже стало общим местом. А на ваш взгляд, есть ли у современного российского периода и советского хоть какие-то точки соприкосновения?
— Есть, но их очень мало. Всё-таки в советском обществе была поразительной силы вера в светлое будущее — и я говорю это без иронии. Тогда была уверенность, что твои дети будут жить лучше, чем ты, а их дети — лучше, чем они. И ради этого люди готовы были терпеть, испытывать лишения и даже отдать жизнь. Сегодня всё совсем не так. И никакой эйфории я не вижу — если только не говорить про сверхпатриотические реакции по поводу присоединения Крыма. Но это совсем другое! Сегодня я не вижу веры в идеалы, вообще не вижу никакой веры. Каждый думает только о себе. А уж людей, готовых жертвовать собой ради идеи (я сейчас не говорю о войне), не вижу и подавно. И не вижу людей, готовых терпеть лишения ради лучшего будущего, обещанного какой-то партией или лидером. Может быть, есть ничтожное количество таких идеалистов, но оно настолько мало, что о них и говорить серьёзно нельзя. Естественно, когда Запад пытается унизить Россию, народ соответственно реагирует.
«Виноваты мы сами!»
— Журналисты и читатели любят спрашивать вас по поводу того, что будет со страной, какое нас ждёт будущее… Вы же любите отвечать так: «Когда я был молодым, у меня был хрустальный шар, который чётко показывал мне прошлое и будущее. Но я часто переезжал с места на место — и шар этот потерял. Так что сейчас ничего сказать не могу». Я понял, что шар вы потеряли, но всё-таки: нефть дешевеет, рубль падает, сокращения идут полным ходом. Стоит ли чего-то опасаться в этих условиях?
— Стоит! Понимаете, когда уровень жизни стабильно низкий, как это было в Советском Союзе, волноваться из-за таких вещей не стоило. Но Россия уже прошла немного другой опыт. Люди стали привыкать к сносной жизни, к возможности зарабатывать и тратить. И вдруг сейчас всё начинает рушиться. Опять дефицит? Опять не хватает денег? Люди уже к этому не готовы. А значит, возможно недовольство. Народ может выйти на площади. И тут важна реакция государства. Как оно отреагирует на это? Самое ужасное — если закручиваем гайки.
— Кстати, закручивание гаек в советское время-то было знатное…
— За то, что я наговорил вам в интервью сейчас, в советское время меня бы точно уволили с работы и сослали бы в «живописные» северные края. И вас наверняка,бы тоже за мной вслед отправили. Сейчас никто ничего особо не боится. Все говорят, что хотят. Я имею в виду более радикальные закручивания гаек. Мы сейчас кругом остервенело ищем виновных в наших бедах, но виноваты-то мы сами. Сегодня идёт расплата за то, что, несмотря на неоднократные, многолетние, громогласные повторения о том, что нам нужно слезать с нефтяной иглы, что нельзя быть просто сырьевым придатком к своей стране, — мы не прислушались! Ну вот за это мы и платим. И это не имеет никакого отношения ни к Украине, ни к Америке, ни к политике вообще. Нам, чтобы выбраться из этой ситуации, надо кардинально менять вектор развития страны. Иначе никак…
«Гей-браки не поддерживаю!»
— Вы откровенно признаётесь, что являетесь атеистом, что поддерживаете однополые браки, выступаете за декриминализацию всех наркотиков… И вообще, говорите много непопулярных вещей. Почему какие-нибудь активисты вас до сих пор не объявили «врагом народа»?
— Однополые браки я не поддерживаю. Я просто их не осуждаю, и в этом заключается принципиальная разница. Я считаю, что два взрослых человека могут жить так, как они хотят, при условии, что они не мешают жить другим. А это не поддержка однополых браков, а терпимое отношение.
Что касается причисления меня к «пятой колонне» или к иным «врагам народа», то я вас уверяю, в той же Думе есть немало людей, которые считают меня исчадием ада уже только потому, что у меня есть американский паспорт, я еврей и бог знает кто ещё. А вообще, если я не ошибаюсь, понятие «пятая колонна» в России, в его сегодняшнем значении и понимании, ввёл Владимир Владимирович Путин во время одного из своих выступлений. Этот термин подхватили, но, если ничего не путаю, Владимир Владимирович тогда предостерёг особо увлёкшихся. Мол, аккуратнее. При этом вопрос о наличии «пятой колонны» он не снял, имея в виду людей, которые априори отрицательно относятся с собственной стране. Я к России никогда не относился негативно. Да, я критически отношусь к целому ряду политических шагов со стороны России. Ну и что?! Я говорю об этом откровенно. Представители «пятой колонны», если уж мы об этом заговорили, подобные вещи делают молча. Я не являюсь русофобом и своей работой стараюсь способствовать росту и развитию страны, насколько я это могу, занимая своё маленькое место. Да, я не согласен с целым рядом законов, которые были приняты в последнее время, и с некоторыми внешними и внутриполитическими шагами России я тоже не согласен. Мне, например, крайне не нравится, что сокращаются прямые демократические выборы. Что мэров и губернаторов, например, выбирают, всё больше применяя какие-то фильтры, какие-то особые условия. Я могу много перечислять вещей, которые мне категорически не нравятся в России. Но это никак не делает меня представителем «пятой колонны». Ну а если кто-то убеждён в ином… Ну бог с ними… И с этим как-нибудь проживу…
— Владимир Владимирович, напоследок хотелось бы спросить: как вы традиционно отмечаете свой день рождения?
— Никакой особой традиции нет. Просто собираю близких, человек 15–20, чаще всего дома, устраиваем ужин. Бывают исключения, как, например, в прошлом году, когда мне исполнилось 80: праздновал в городе, в котором родился, в Париже, где моя жена устроила мне нечто грандиозное. А в этом году 1-го апреля поедем в Питер на концерт замечательного пианиста Соколова.
