На сей раз Ольга Шаблинская вспоминает, что осталось «между строк» её встреч и непростых бесед с замечательными российскими актёрами Михаилом Козаковым и Валентином Гафтом.
Каждая встреча интервьюера со знаменитостями - дело опасное. За этими беседами всегда не только очевидные прелести общения с умными (хотя и капризными) собеседниками, но и невидимые миру слёзы.
«Весёлое вино» Козакова
В 2000 году, когда Михаил Козаков вернулся из Израиля, я получила задание сделать со знаменитым актёром интервью. Жил Козаков тогда с молодой - четвёртой! - женой Анной Ямпольской и двумя детьми, Мишей и Зоей, в огромной квартире (её сделали из двух соседних) на Ордынке.
Главный редактор (Владислав Старков) сказал, напутствуя: «Козаков уезжал в Израиль молодой и красивый, а вернулся такой потрёпанный». И я, будучи молодой и наглой, с этих слов и начала разговор.
Козаков презрительно сузил глаза: «Чтобы посмотреть на этого потрёпанного, люди платят по 5 тысяч рублей (большая сумма по тем временам, почти 200 долларов. - Авт.) за билет на концерт. А за иного непотрёпанного (тут он очень выразительно взглянул на меня. - Авт.) и копейки не заплатят».
Беседуя со мной в гостиной, Михаил Михайлович то и дело подходил к кухонному столу - подкладывал себе в тарелку очередную котлету, сыр с плесенью, наливал коньяку. Ел с аппетитом. Мне не предлагал.
Речь Козаков пересыпал матерком, причём делал это с нескрываемым наслаждением. Объяснял, что настоящие интеллигенты всегда «так выражались». И добивал меня скабрёзными цитатами из Пушкина. «Ну, если даже Са-а-ам писал такое!»
После каждого моего вопроса Козаков закрывал глаза и думал. Я ждала. В какой-то момент актёр закрыл глаза и... Я поняла: уснул - коньяку перебрал. Пришла молодая супруга, извинилась и проводила меня.
«Да, - сказал мне позже Козаков, - алкоголь - моя проблема. У водки есть свои плюсы и минусы. Мне мама говорила: «Миша, пей, как говорят французы, весёлое вино. И не пей грустного». Сыграешь спектакль или концерт удачный - хочется продлить радость. Лишь бы не дойти до бессознательного состояния. А когда пьёшь с горя... Вот откуда выражение «горький пьяница».
Принесла артисту свёрстанную полосу. Он попросил приехать через три дня. «Михал Михалыч, только вы острые вещи из интервью не вычёркивайте».
Через три дня актёр вместо газетной полосы вручил мне 10 листиков, исписанных мелким почерком. Переписал всё. И после каждой фразы - мат. «Вы просили не убирать острых вещей - я их даже добавил!»
Читатели откликнулись на интервью бурно: половина поддержала такой подход, половина оказалась против. В редакции мне было велено продолжать в том же духе: «Любой жанр хорош, кроме скучного».
Но последнее моё интервью с Михаилом Михайловичем было совсем другим. В 2007 году он жил в скромной «однушке», обставленной недорогой икеевской мебелью, у метро «Новослободская», с последней женой - нижегородским культурологом Надеждой Седовой. «Ордынскую» квартиру оставил детям - Мише и Зое. Надежде было 28 лет, ему 73. Семейная их жизнь, как известно, закончится скандальным разводом.
В тот раз мы с Михаилом Михайловичем пили чай, он не произнёс ни единого матерного слова. Вопросы я задавала по-прежнему «в лоб» - он отвечал очень искренне и грустно.
«Били ли вы своих женщин?» - «К сожалению, да. Несколько раз ударял. Мне очень стыдно за это. Потом такой сволочью себя чувствую. Жить не хочется. Понимаете… Я на крик физически плохо реагирую. Начинаю человека ненавидеть. Думаю, жёнам было тяжело со мной. Я эгоцентричен... Могу разбудить ночью и заставить обсуждать со мной стихотворение… С одной стороны, я толерантный, с другой - неадекватный. Взрывы, обиды...»
Гафт доводит до слёз
Другая моя давняя беседа с таким же мэтром - Валентином Гафтом - оказалась потрясающей. Во всяком случае, меня, было дело, трясло. Мне показалось, мы поговорили великолепно. Валентин Иосифович попросил привезти почитать, что вышло.
Полчаса он изучал одну страницу. Гм, что-то не так? «Всё это совсем бездарно. Ужас! Кошмар! - Актёр смерил меня уничтожающим взглядом. - Мне сказали, что вы там ведущий интервьюер. Какие же у вас тогда в «АиФ» неведущие?!»
Через четыре часа всё было черно от правок - Гафт стал переписывать уже и свои исправления. «Как же так? Вы написали здесь всё так, как я сказал. Но вы же должны были написать, что я имел в виду».
На улице я ещё час стояла в слезах, глядя в обувную витрину. По просьбе Гафта я прочитала ему по телефону, что получилось с его поправками. Мы поправили несколько предложений ещё раз.
- Видите, стало лучше!
- Да, но теперь это совсем другое интервью!
Через несколько лет издатель, опубликовавший книгу Гафта, попросил меня сделать интервью с Валентином Иосифовичем. Опять все эти унижения? Ни за что! Издатель позвонил главному редактору (Николаю Зятькову), и, в конце концов, идти к Гафту пришлось мне. На сей раз я не оставила в тексте ни одной «живой» фразы Гафта, изложила всё так, как я его поняла. Отправила издателю: «Визируйте сами». Минут через 15 мне позвонили: «Ни слова правки! Гафт сказал, что ты первый журналист, который не переврал его слова».
Вот это да!
Мы беседовали с Валентином Иосифовичем ещё не раз. И он визировал интервью со словами: «Я вас поздравляю! Это победа! Великолепно!»
