«Цензуры не люблю»
Валентина Оберемко, «АиФ»: — Эдуард Николаевич, вас называют современным классиком, родоначальником отечественной электронной музыки. А вам самому какое определение больше по душе?
Эдуард Артемьев: — Я всё принимаю с удовольствием, но особого внимания на них не обращаю. Для меня главное — работать, писать музыку. Я счастливый человек, так как очень люблю дело, которым занимаюсь.
Хотя раньше мечтал быть бухгалтером, видел себя сидящим за последним столом, занимающимся цифрами. И главное — чтобы никто ко мне не приставал. Я человек замкнутый, поэтому мне казалось, что бухгалтерия — это замечательное место. Но я с 7 лет занимался музыкой. К этому меня готовили мои родные — среди них было много музыкантов, актёров. К этому меня вела, как оказалось, судьба. Я был обречён стать музыкантом.
— Вы написали музыку к самым известным фильмам Кончаловского, Михалкова, Тарковского. В чём особенность работы над музыкой в кино?
— Нужно выполнять чёткие задания режиссёра, должно быть соответствие визуальному ряду, драматургии. Мне было легко работать с теми, кто не совал нос в мою кухню. Непросто оказалось с Кончаловским. Андрей сам музыкант, учился в консерватории, поэтому частенько погружался в партитуру, в инструменты, пытался мне советовать.
— Врачи призывают слушать классическую музыку, а тяжёлый рок, говорят они, плохо влияет на здоровье.
— Музыка бесконечна, разграничивать её — нелепое занятие. Миру нужны и рок, и электроника, и шумы природы, и классика, и даже поп-музыка.
Страдалец земли русской
— Это правда, что вы работали с первым в мире электронным синтезатором, изобрели который, кстати, в СССР?
— О таком инструменте я узнал, учась в консерватории. Потом увидел объявление: «Кто интересуется электронными инструментами, позвоните по телефону...» Я позвонил. Попал в секретный военный институт. Меня пригласили, я прошёл тесты, проверку на секретность и был принят на работу в «почтовый ящик» 2377. Правда, бывал я в этом «ящике» редко, а большую часть времени работал в студии электронной музыки с синтезатором. Евгений Мурзин (создатель синтезатора) — гений. Создание синтезатора для него было скорее любимым хобби — он же был военным инженером, математиком, ракетчиком. Уникальность его синтезатора в том, что это оптико-механический инструмент, где звуки генерируются за счёт оптических приборов. Всего 720 генераторов. Кстати, до сих пор это количество никто не смог превзойти.
— Вы говорили, что, создавая музыку к картине «Солярис», воспринимали оркестр как огромный синтезатор. Это как?
— В этом уникальном синтезаторе в роли генераторов выступали музыкальные инструменты. Музыка та тоже получилась уникальная. Ею заинтересовались японцы, которые незаконно выпустили её у себя в стране на CD, пользуясь разрухой и беззаконием в России. Тираж был небывалым! Они где-то достали фрагменты произведений из фильма и нашпиговали ими пластинку. Это было чистое безобразие, которое никакого отношения к музыке «Соляриса» не имеет. Думаю, это связано с популярностью Тарковского в Японии. Они хотели любыми путями что-то получить. А в России тогда уже был полный развал и можно было не только музыку, но и саму страну по частям растаскивать.
— Вы писали оперу «Преступление и наказание» 30 лет. Почему так долго?
— Потому что не по Сеньке шапка была — Достоевский же сверхгений. На эту тему меня тоже Кончаловский сподвиг.
О Достоевском, к слову, я узнал ещё в раннем детстве. Моя тётя как-то повесила на стену его портрет и, когда я спросил её, кто это, ответила: «Это дядя Федя, страдалец земли русской». Я на всю жизнь это запомнил. Страдание у Достоевского — один из векторов творчества. Его герои через страдания постигают совершенство или счастье.
— Говорят, что страдание — характерное явление именно в России, русский народ часто страдальцем называют.
— Мне кажется, это преувеличение. Да, при коммунистах многие люди действительно сильно страдали, но изначально в нас, слава Богу, никакое страдание не было заложено. Наоборот, по моему мнению, Бог всегда делает так, чтобы человек стремился к свету, к лучшему, а не страдал.
