- Сергей, как вы считаете, почему стал расти интерес к разговорному радио?
- Во-первых, мне кажется, процесс продолжается. Напомню из китайцев истину: всякая вещь, дойдя до предела, превращается в свою противоположность. Видеоряд, визуализация как таковая превратилась в свою противоположность.
Когда я был совсем в опале и отовсюду изгнан, я думал: что мне мешает взять и сделать документалку? И я пытался поглубже понять. Я смотрел выпуски новостей, а потом, зажмурившись, не мог вспомнить ни одной новости.
Вы представляете ужас этот? Это было не про что. Ты больше помнишь пивовара Ивана Таранова. Только что были новости – про что были эти новости? Потом думаю: хотя бы вспомнить погоду. По ощущениям, достать надо курточку. Это единственное, что я запомнил из 30 минут! Так они там сколько денег потратили на все это! Визуализация превратилась в дымовую завесу новостей. Ничего не видели совсем, только дымовую завесу.
Сегодняшняя жизнь пестрит дымовой завесой, но ничего не названо. Следует назвать корову – коровой, стол – столом, зло – злом, добро – добром. Поэтому так взыскан сейчас Кирилл с его миссией, потому что он ходит и говорит: вот стол, вот зло. Не все его точку зрения разделяют. Но насколько он нужен сейчас – просто нереально. Больше некому назвать. И радио, поэтому популярно, литература, газеты. Они называют. А телевидение показывает дымовую завесу.
Мы еще люди интернет-культуры. Мы выбираем клики сами. Верстаем себе новости. Я готов был бы смотреть телевидение, но для этого человек, который мне это продает в его верстке, в его видении должен быть бесконечно талантливым и энергичным, чтобы продать мне дохлую кошку за тигра, и должен сделать это магически, феерически, и должен исполнить самосожжение, потому что на меньшее билеты не покупаю, только на самосожжение.
Если человек передо мной гундосит и, пользуясь терминами премьера, сопли размазывает, я на это билеты не покупаю. Время мое дорого, я лучше на гитаре поиграю. Мне нужно, чтобы это было либо самосожжение, либо я посмотрю сам в Интернете.
Что с РСН? Мы уже хотим делать рекламу, наших ведущих отдельно выявлять. Допустим, Буткин был известен и прежде, Володя Карпов работал и прежде. А всех блистательных молодых девчонок, которые работают, Машу Андрееву, которая заноза, яркая, голос брызжет энергией, интеллектуалка, Катю Родину, которая блистательна своей неожиданностью, у нее нет линейности в мысли, мегаспонтанную, мегаэмоциональную, мегаправду Юли Селяевой, которая вдруг взрывается правдой своей. У меня этого нет, я у них учусь. Я учусь парадоксальности Родиной, въедливости Андреевой и эмоциональной правде Селяевой. Они представляют собой стороны того, что я хотел бы видеть себя. Они как музы.
- Почему вы ведете программу обязательно с молодой красивой девушкой. Вас девушки вдохновляют на остроумие или на их фоне легче блистать?
- Они идеальная аудитория. Я им как бы объясняю. Когда в «ЖЖ» искал девушку, написал, что мне нужна Бекки. Она же у Твена второго плана героиня. Она иногда говорит: Том, вы правда это можете? И все. А Том дальше ходит колесом. Вот мне нужна такая напарница. Она должна создать ситуацию, при которой я пойду колесом. Вдобавок мне нужно, чтобы она была как некий модельный зал. Мне нужно видеть глаза. Кто-то чуть озорной и чуть провокационный. Девчата правда очень красивые. Я даже не знаю, что с этим поделать.
- Скажите, есть ли у вас соперничество с Владимиром Соловьевым? Вы слушаете его эфиры?
- Нет. У меня долгая история любви с «Эхом Москвы» слушательской. Я очень много времени проводил, слушая его прежде. Я завел в 91-м году овчарку, гулял с ней рано утром, и мы с ней вместе нашарили «Эхо». И с тех пор я и слушал эту станцию, вообще других не слушал. Я никогда ни с кем не соревновался. Соловьева не слышал ни разу. Иногда бывает, я отдам машину в сервис, и развязные автослесари перенастраивают автостанции. Берешь машину – тебе кажется, что это чужая машина. Потом долго все ломаю назад. Сейчас ясно – РСН номер один, и на другом диапазоне номер один – «Эхо Москвы». Я знаю две станции.
- Как пробиться на известный канал. Подскажите, с чего начать?
- Я расскажу, кто у нас как пришел. Настю Аношко я нашел в ЖЖ у себя. Она пришла, написала просто, что я хочу попробовать себя. Юля Селявина пришла через объявленный набор у нас на сайте РСН. Просто прослушалась и все. Запредельной красоты голос. Когда с Селявиной работаю, беру другой микрофон. У меня голос неплохой, но когда работаю в гарнитуре, у меня голос урезан по частотам. Мне в ней удобнее. С Аношко я работаю в гарнитуре. А когда работаю с Селявиной, убираю гарнитуру, достаю топовые ушки свои, беру лучший микрофон, потому что я боюсь просесть рядом с этой девочкой. Родина была у нас, тоже голос роскошный, тоже через сайт пришла. Мне звонят, говорят: вот, девочка закончила… Я говорю: ребят, я не хочу, чтобы были чьи-то дочки, чьи-то жены. Что я с ними делать буду? Мне нужны солдаты, герои.
Я приехал из Анголы, 84-й год, Москва, без блата нельзя. Мне нашли 10 рабочих мест. Переводчика, преподавателя…
Я в какой-то момент решил провести эксперимент: взял толстую желтую книжку – телефонный справочник и стал звонить подряд. Госкомитеты СССР – стал туда звонить. Представьте мой ужас, когда я дошел до КГБ. И я говорю себе: что выше – метода или разум? Решил, что метода. Я звоню в КГБ. Просто по телефону, который указан. Звоню, представлюсь, рассказываю… Они мне говорят: не по этому вы телефону звоните, для работы нужно звонить туда-то.
Дальше Гостелерадио СССР. И мне говорят: 150 рублей, там плюс два языка. Мамедов подписал, но оставил 130, младший редактор, пусть, говорит, как все начинают. И я пошел в младшие редакторы. Через год сказал: давай место редактора, а то я ухожу. Я вообще люблю шантажировать начальство. Дальше ему говорю: или в КПСС меня принимаете, или я пошел в райком работать. Общаться с начальством – самая простая тема. Нужно стать незаменимым, а потом вить из них веревки. Это единственный способ. Начальство ломается мгновенно. Я так делал абсолютно со всеми.
- Сергей, по большому счету, вы не боитесь забвения. Что для вас слава?
- Был период, когда совсем крыша ехала. Слава – это не шутка. Это очень тяжелое испытание. Я вообще стараюсь мир воспринимать с иронией. Я шутил о том, что мне трудно поддерживать заинтересованный разговор, если это разговор не обо мне. Это было в 99-м году, когда абсолютно все говорили, как мне представлялось, только обо мне. Мне казалось, что это абсолютно правильно, это исчерпывающе характеризует мое величие и так далее. Очень было забавно. Мне больше не сделать и меньше не сделать, чем я уже сделал. Мне не надо завоевывать славу, потому что я думаю только о тех людях, которые понимают, что я говорю, а таких, я думаю, в моей аудитории тысяч 10-20. Еще тысяч 30 понимают часть из коммуникативных месседжей, которые я отправляю. Недельная аудитория у меня миллион двести – миллион триста, а день, может быть, 400 тыс. Многие ловят просто белый шум.
Мы хотим быть местом встречи. В этом наша антителевизионность, если угодно. Телевидение дает тебе продукт, в котором, хороший тебе партнер достался или нет, ты всегда партнерша. То есть ты сидишь, и тебя волочат куда-то по залу. В общем, телевидение – искусство для малообразованных одиноких женщин за 40. Это правда. Проанализируйте передачи, кто их зритель? Я человек другой культуры, не хочу, чтобы меня влекли, я хочу управлять сам. Я помню, когда мои маленькие дети смотрели съезд депутатов СССР, они очень любили это. Иногда они, смотря на съезд, уже были людьми другой культуры. Они говорили: вот здесь слишком длинно, нельзя ли перемотать? Они были убеждены, что мир устроен таким образом, что длинноты можно пропустить. Мы же сейчас иная культура, мы живем кликами, верстаем сами свои новости.
- Что бы вы пожелали нашим читателям?
- Я просто спасибо большое хотел сказать. Держитесь, живите здесь и сейчас, не надо только впадать в отчаяние, это самое главное. Ну кризис – ну кризис. Мир сломается – ну сломается. В конце все равно все умрут. Ну и классно. А что делали римляне, у них 400 лет подряд погибала империя? Да ничего. Любите друг друга и сажайте редиску. Все будет нормально. Редиска взойдет.
