«Мамочка, потерпи ещё немного, — Сергей протирает лицо Людмилы Петровны ватным тампоном. — Мам, понимаю, что больно, милая моя, ну что делать, я не знаю, как сделать тебе не больно».
Людмила Ларина, всю жизнь проработавшая детским врачом, не знала, что когда-нибудь станет никому не нужна. Именно так заболевшая женщина расценивает поступок бывших коллег по профессии, по сути, отказавших ей в помощи. Признаётся: если бы не сын, давно сошла бы с ума от боли. А быть может, уже и умерла.
Сын Людмилы Сергей — профессиональный фотограф. Но снимать маму сейчас ему не удаётся: лишь завидев объектив, женщина громко плачет, у неё случается истерика. Не привыкла яркая и красивая женщина (а Людмиле всего 56 лет), чтобы люди видели её больной, неухоженной, измождённой.
«Лечение выбиваю всеми правдами и неправдами»
Мы сидим с Сергеем на уютной кухне. Он показывает фотографии, где снята мама. «Вот она на работе, — Сергей кивает на улыбчивую красавицу, в которой сложно сейчас узнать измождённую болезнью маму Люду. — А вот, смотри, она урок ЛФК проводит для малышей. Её очень-очень любили дети. Да и коллеги уважали, ценили. Что ж так случилось, что никому не нужной стала. Нет, подруги есть у неё, навещают. А лечение… Лечение я выбиваю всеми правдами и неправдами».
Людмила заболела в 2009 году. Резко, как гром среди ясного неба, стала раскалываться голова. Сергей утверждает: рак никто не заподозрил. Маму стали лечить от чего угодно, но не от этого заболевания. Ей становилось хуже, опухла челюсть, ей четырежды провели операцию на лице. Сын писал, звонил, снова писал, снова звонил, обивал пороги чиновничьих кабинетов, сидел в очередях к главврачам и начмедам.
«Я написал жалобы в Министерство здравоохранения РФ, Челябинской области, Правительство, губернатору. Толку ноль, одни отписки и кивания друг на друга, — Сергей был уверен, что кто-то поможет, что на маму обратят внимание, назначат какие-то обследования, но этого не происходило. — Я понял, не спасём маму сами. Я впервые написал президенту и повёз маму в Москву в онкоцентр на Каширском шоссе. Всё за свой счёт. И я был прав, анализы и выявили неверный диагноз, который был поставлен в Челябинске и в соответствии с которым маме давали неправильное лечение».
После того как Сергей привёз направление из Москвы, Людмилу взяли на лечение в челябинский онкоцентр. С диагнозом «рак головного мозга, амелобластома верхней челюсти» женщина оформила инвалидность. Московское направление действовало, как пропуск в мир, недоступный ранее. Людмиле назначили химиотерапию. После обращения к президенту Лариных, по утверждению Сергея, стали бояться и ненавидеть многие чиновники от медицины Южного Урала: по городу прошла череда проверок, несколько человек уволили.
«Стать бомжом, но вылечить маму?»
После курсов химии, лучевой терапии в Снежинске и фототерапии в Челябинске женщине стало легче, опухоль остановилась в развитии. Год всё было очень хорошо. Сергей и Людмила уверяют: никакое наблюдение над больной всё это время не велось. Но, когда женщине снова стало хуже, она вновь направилась в онкодиспансер родного Челябинска.
«Ей заявляли, что пока рано лечить, пока не показано, отправляли домой ещё месяц ждать, потом ещё на два, и так постоянно, — вспоминает Сергей. — Вот скажи, почему мы должны ждать? Чего? Когда совсем вставать перестанет? Невыносимо смотреть, что твоему самому близкому и родному человеку становится хуже и хуже. Никто из врачей не сказал, что лечить поздно или что-то в этом духе. Я не понимаю: лечить… рано? Такое бывает? Надо дождаться максимального ухудшения? И вот дождались. Теперь маме стало совсем плохо, развились побочные заболевания: костное разрушение и гниение челюсти, кровотечения, потеря зрения».
Как и в 2012 году, Сергей снова написал Путину: «Уважаемый президент, я понимаю, что в стране и без нас много проблем. Но в конституции нашей Родины написано, что главная ценность — это человек — гражданин Российской Федерации. И мне ничего не остаётся делать, как надеяться только на то, что гарант Конституции — единственный, кто сможет повлиять и решить нашу проблему. Тратить время, а главное нервы, ругаясь по кабинетам начальств ведомств, вижу бесполезным в сложившейся ситуации. Почему на человека в нашей стране никто на местах не обращает должного внимания? После звонка в клинику в Израиле, Германии нам сразу предложили лечение, реабилитацию — и всё в кратчайшие сроки, ну, естественно, за большие деньги, потому как мы иностранцы. Разве гражданка РФ, которая вылечила и воспитала не одно поколение детей в стране и сама дала стране трёх детей, платит налоги всю жизнь, в том числе на медобслуживание и страхование, не заслуживает помощи государства, в котором живёт? Скажите, неужели в своём родном государстве, чтобы спасти маму, я должен продать квартиру, стать бомжом и на эти деньги отправить её лечиться за границу?!»
«Лечат только после жалоб президенту»
Сергей водит маму за руку везде, куда ей нужно. У женщины потеряно зрение на левый глаз, правый тоже видит плохо. Челюсти постоянно гноятся, деформированы, зубы болят и кровоточат.
«Сейчас, после письма президенту, я думаю, на нас снова обратят внимание, — рассуждает Сергей. — Но меня уже в Министерстве здравоохранения и всех прочих организациях по голосу узнают. То трубки кидают, то отшивают к кому-то другому. Все привыкли, что родственники больных рано или поздно сдаются. Как можно бросить ситуацию на самотёк? Я боюсь, что нас лишь ещё сильней возненавидят, но лечить маму не начнут».
По словам Сергея, последней каплей терпения стало то, что карточка Людмилы со всеми анализами потерялась. Ларина отправляли и в Минздрав, и в Росздравнадзор — бумаги как в воду канули. По тем телефонным номерам, что дали в регистратуре этих учреждений, никто не отвечает, хоть сын Людмилы звонит с утра до вечера. «Опять замкнутый круг, — у Сергея уже почти нет сил, но он не сдаётся: на кону жизнь его мамы. — Я бы хоть её в другой город свозил на обследование, может, и на лечение».
На днях Лариной подтвердили инвалидность первой группы. Сейчас надо ходить оформлять лекарства, соцзащиты, ЖЭКи обходить, вздыхает Сергей, вообще-то, ещё надо работать, где взять время. Но он делает это один: маму нервировать не хочет. Говорит, талон на комиссию по инвалидности им дали на 10:30. Запускать в кабинет стали в 16 часов. Всё это время больные, буквально едва живые люди, сидели и стояли в душном непроветриваемом помещении больницы. На сиденья садились по очереди: те, кто чувствует себя относительно неплохо, уступали место таким, как Людмила.
«Маме легче от лечения, — говорит Сергей. — Почему ей ничего не назначают? Последний раз нам сказали то же, что и всегда, — наблюдайтесь у участкового терапевта. Не издевательство ли? Гнойный выделения из глаз и рта я сам маме протираю. Это что, так и должно быть?»
