Петя Задиров из села Новоникольское с детства мечтал о небе. Мама пыталась отговорить, боялась за сына. Но Петя упорно шёл к своей цели.
Сугроб-спаситель
- Я несколько раз поступал в лётное училище, - рассказывает Пётр Задиров. - Но так и не прошёл - врач забраковал из-за ерунды. Нервы тогда подвели! Но летать всё равно не расхотел. Однажды по радио услышал об ижевском аэроклубе. Взял карту России, нашёл на ней Ижевск, купил билет и поехал... Денег - в обрез, приходилось во всём себя ограничивать, подрабатывал грузчиком, а вечером бежал на занятия в аэроклуб. Сейчас у меня уже 3100 прыжков, но первый я помню до сих пор. Это было 22 января 1974 года. В тот день в Ижевске было жутко холодно. А ботинки у меня - «на рыбьем меху», молния сломана. Пока ждал своей очереди, отморозил пальцы ног. Инструктор глянул сперва на меня, потом на ботинки, покачал головой: «Они же у тебя в воздухе улетят! Попроси у кого-нибудь валенки». Я взял у друга валенки, а ему на время отдал свои ботинки. В самолёте пальцы стали отогреваться. Поэтому чувствовал не столько страх, сколько боль в ногах.
После окончания института меня познакомили с испытателями. Они-то и пригласили меня в закрытый институт, который работал на космос и передовые технологии. Там мы испытывали парашюты и для десантников, и для космонавтов. Наверное, можно сказать, что все мои прыжки были удачными, раз я сейчас с вами. Но случались, конечно, и нештатные ситуации. 1012-й прыжок, во время которого у меня не раскрылся парашют, слава богу, уже не снится в страшных снах. А тогда я падал и думал, что это конец. Но подо мной каким-то чудом оказался сугроб - он тянулся узкой полоской вдоль взлётной полосы, был достаточно крепким и высоким. Так что мне невероятно повезло - я упал именно в сугроб, а не на голую землю аэродрома.
А от нескольких моих коллег удача отвернулась. До того как начали летать первые космонавты, испытывались разные системы их приземления и спасения. В том числе отделение от спускаемого аппарата и приземление на парашютах. Испытывались парашюты, которые могли открываться на очень больших высотах. Как-то двое наших испытателей прыгали с воздушного шара с высоты 25 км. Один должен был пролетать в свободном падении до 1 км до земли, а другой - сразу же открыть парашют. Первый приземлился удачно. А второй зацепился при отделении, произошла разгерметизация скафандра... Закипела кровь, парашют открылся, но испытатель погиб.
А однажды я всю Тверь оставил без электричества. Тогда испытывали парашютные системы для пожарных лесавиаохраны. Раньше в таких случаях прыгали на круглых парашютах, а тут нам дали новый - парашют-крыло. Для приземления надо было найти полянку в лесу. Я с высоты усмотрел просеку, начал на неё моститься. Но это же не гладкий аэродром - здесь из-под снега торчат поваленные деревья, пни. Было как-то не по себе. Но ещё больше не по себе стало, когда я понял, что через эту просеку проходит высоковольтка. Пока я рассматривал место, услышал электрическое жужжание и истошный крик моих друзей внизу: «Провода!» Получилось так, что моя голова чуть-чуть не долетела до них, а парашют перелетел. Я нанизался на эти провода, они начали прогибаться под моей тяжестью и тянуть меня к земле. Я понимал, что, если сейчас коснусь ногой снега, от меня ничего не останется. Но, слава богу, парашют размотался, и я ещё метр пролетел вниз. Радость спасения прочувствовать не успел - провод тут же отскочил и ударил по соседнему. Мне показалось, что вспышка и жуткий грохот были похожи на атомный взрыв, никак не меньше. На подстанции полетели предохранители, и Тверь осталась без света.
Без веры нельзя!
Ещё в начале моей деятельности как испытателя наш институт получил телеграмму от Института Арктики и Антарктики с просьбой помочь полярникам в Северном Ледовитом океане: там раскололась льдина, топливо и продовольствие оказались на одной её части, люди - на другой. А температура на улице минус 40°С. Надо было срочно доставить продовольствие полярникам. На самолёте, конечно, быстро привезти можно, но сесть нельзя - полосы нет. Мы же сделали удачные сбросы с помощью десантной технологии. А через несколько лет Чилингаров, зампред Госкомгидромета, предложил создать специальную авиакомпанию и заниматься подобными вещами. Начали работать в Африке, в Судане, и Антарктиде, получили заказы от ООН. Я стал зарабатывать неплохие деньги. И вот тогда у меня возник вопрос, что бы интересное можно на эти доходы сделать. В первую очередь вспомнил о том, как в детстве меня мама по ночам водила на молитвы к местным бабушкам. Они в своё время отсидели на Соловках за веру, а потом поддерживали этот огонёк веры в нашей деревне, крестили и отпевали. Мама меня брала на эти тайные молитвы, где бабушки читали Евангелие, Псалтырь. В детстве я не очень понимал значение этих вечерних посиделок, но с возрастом осознал, почему нашей стране столько всего досталось за последние 70 лет. Это было своеобразное воздаяние - за этих бабушек, за их обиды, слёзы, за то, что ломали людей, лишили их веры, за то, что жили без веры. А без веры - значит без совести. Но ведь без совести жить нельзя! Мне показалось, что если я и могу сделать что-то полезное для людей, то это вернуть то, что разрушили когда-то. Мне захотелось построить им храм. Эти легендарные бабушки ещё живы, им уже под 90, они ходят в эту церковь, и я радуюсь и вместе с ними молюсь.
Как-то знакомые полярники приехали поздравить меня с Новым годом и с постройкой храма. Зашёл разговор о том, что они тоже заслуживают своего храма. Ведь русские открыли Антарктиду, больше всего сделали для исследований этого материка и только русские похоронены на той земле. Сходили к ныне покойному святейшему патриарху Алексию II на благословение. Он дал добро. Собранный храм целый год сперва простоял на Алтае - не на чем было его перевезти. Тут я узнал, что в Антарктиду готовится пойти научное судно «Академик Вавилов» Института океанологии. Главный академик - человек верующий - сразу согласился помочь.
А сейчас мой самый главный проект - создание православного лицея на Валдае. Очень хочется сделать для России прототип Царскосельского лицея, где будут готовить кадры для управления государством на основе духовных ценностей. Не религиозных, а именно духовных. Верующий человек знает, что за всё когда-то придётся ответить. А неверующий считает, что жизнь даётся раз и от неё надо взять всё. А если взять всё не получается? Тогда можно отнять. А если не отдают? То убить. Поэтому подобный лицей очень важен. Приведу пример. У меня есть знакомый батюшка. В советские времена, в 1960-е годы, он служил на флоте моряком. Однажды к нему подошёл начальник порта, достаёт свёрток и говорит: «Отдай этот пакет нашим людям в Англии. Только тебе доверяю, потому что ты верующий». И он был прав. Такие люди в большинстве своём государство не подведут.
