Денис Халаимов:
Европейские державы на протяжении столетий старались строить свои отношения с Россией, исходя из трёх постулатов: максимального использования её поддержки в собственных интересах, максимального ослабления влияния русской дипломатии на общеевропейские дела и игнорирование собственно русских интересов в Европе. Сегодня мы наблюдаем ту же картину — нежелание слышать доводы российской дипломатии, дистанцирование от действительных корней проблемы и попытки ограничить влияние России на Европу. Данная позиция неконструктивна, но, в то же время, как показывает история, несмертельна для нашей страны. К таким дипломатическим атакам западная дипломатия прибегала неоднократно и даже временно выигрывала, но в перспективе, за подобными шагами чаще всего следовало неминуемое поражение. Одним из примеров является схватка российской и европейской дипломатии, развернувшаяся после Крымской войны во второй половине 19 века.
Крымская война (в европейской историографии — Восточная) 1853-1856 гг. завершилась для Российской империи тяжёлым поражением. Главными итогами заключенного в Париже мира стали запрет на обладание военным флотом в Чёрном море и гарантии трёх держав — Австрии, Англии и Франции — в отношении целостности и независимости Османской империи. На практике это значило, что тысячи километров южной границы России оставались абсолютно без защиты. Конечно, такое положение дел в русском обществе было воспринято с большим разочарованием и более того — как унижение. Блестящий русский дипломат Горчаков, ставший к тому времени министром иностранных дел, после заключения мира писал русским послам: «Говорят, Россия сердится. Россия не сердится. Россия сосредоточивается».
Горчаков был прав. Единственным приемлемым путём для Петербурга был только вариант дипломатической борьбы за свои суверенные права. И русская дипломатия начала активную работу. Здесь следует сделать небольшое отступление и сказать несколько слов о наиболее заметных игроках на внешнеполитической арене середины 19 века. Доминирующую роль после поражения России в Крымской войне занимали Франция и Англия, старавшиеся контролировать все процессы, происходящие в Европе. Интересы Австрии, занимавшей на тот момент современную территорию собственно Австрии, а также Венгрии, Чехии, Словакии и части Балканского полуострова, ограничивались Балканами и тем, что происходило на территории многочисленных германских княжеств. Пруссия же имела весьма ограниченное влияние на европейскую политику и только начинала собирать вокруг себя немецкие земли.
Изначально Александр Горчаков и вступивший на престол Александр II ставку на помощь в отмене положений Парижского мира в части флота сделали на Францию и Австрию. Но Австрия потребовала взамен согласие на оккупацию Герцеговины, что означало для России полную утрату итак пошатнувшегося влияния на Балканах. А Франция… Франция заняла классическую и любимую европейской дипломатией позицию: много говори и обещай, но ничего не делай. Эта игра в неопределённость чрезвычайно раздражала Петербург. Разворот в русской политике произошёл после польского восстания 1863 года. Франция, кроме того, что негласно провоцировала польских революционеров на активные действия, ещё и передала русскому правительству ноту, что считает русское правительство единственным виновником польского восстания. И сожалела, что Россия не желает следовать советам западных держав. Знакомо нам, не правда ли?
Царский двор в новых условиях решил сделать ставку на сближение с Пруссией. Уже в 1866 году между странами была достигнута негласная договорённость о поддержке денонсации условий парижского мира. Но оставались его гаранты — Австрия и Франция. Здесь необходимо сделать небольшое отступление. Пруссия в 60-е годы 19 века стала центром объединения немецких земель, но встречала активное противодействие Франции и Австрии. И в этих противоречиях сошлись интересы России и Пруссии. Сначала оказались битыми австрийцы в 1866 году, в 1870 наступил черед Франции, оказавшейся неспособной противостоять организованной немецкой армии. Россия официально заняла в обеих войнах нейтралитет, но при этом известно, что Александр II искренне «болел» за Пруссию.
Осенью 1870 года для Российской империи наступил наиболее благоприятный момент, когда «в Европе было не до неё». Прусская армия стремительно продвигалась по территории Франции в направлении Парижа, Австрия была ослаблена поражением в войне несколько лет назад. Англия всецело была поглощена французскими событиями.
Решение России о ревизии статей Парижского договора 1856 г. «О нейтрализации Чёрного моря» было изложено в циркуляре Александра Горчакова от 31 октября 1870 г. и разослано правительствам всех государств, подписавших этот договор.
При этом, Россия, руководствуясь интересами собственной национальной безопасности, действовала в этом вопросе совершенно сепаратно, то есть ни с кем не советуясь и не ставя никого заранее в известность.
Это сообщение стало неожиданностью для глав западных стран и вызвало резко негативную реакцию. Действия России оценивались как незаконные, несовместимые с духом самого Парижского трактата, как дипломатический вызов Европе.
Глава английского МИД назвал русскую ноту «бомбой, брошенной в тот момент, когда Англия её менее всего ожидала». Английский посол в Стамбуле категорически заявил великому везиру, что Лондон не позволит, чтобы общеевропейский договор был отменён одной из держав, его подписавших. Столь же враждебно восприняла циркуляр Горчакова и Австро-Венгрия — пресса развернула информационную атаку, объявила России «крестовый поход», считая циркуляр «поводом к войне». В Османской Империи были напуганы и ждали русского реванша. Пруссия считала циркуляр несвоевременным, но выполняя своё обещание, поддержала Россию. Франция, озабоченная военными делами, вообще никак не отреагировала на этот циркуляр.
Расчёт Горчакова на внезапность и разобщённость интересов европейских стран полностью оправдался. Оставалось дело за малым — юридическим закреплением данного положения, что и произошло через несколько месяцев на Лондонской конференции. Этот успех российской дипломатии был очень важен. Во-первых, он возвращал России статус великой державы. А во-вторых, давал понять, что строительство европейского общества без учёта интересов его крупнейшего члена заранее обречено на провал. Более того, данный успех был достигнут без единого выстрела…
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
