Накануне 9 мая они — в центре внимания. Кому-то из них власти дарят машину, или часы, или просто открытку. Обещают к следующему (в который раз!) году переселить всех до единого героев той страшной войны из трущоб и хрущоб, вылечить, обеспечить и т. д. Потом наступают будни, круговерть, суета, кризис. Не до того, одним словом. А они живут. Но когда и они уйдут, нам останутся только сухие строки исторических хроник. Потому что, кроме них, никто не расскажет, как жить и выжить обыкновенному человеку в мясорубке войны. Но многие, очень многие из них уходят… Увы, уходят не так, как подобает героям. Потому что мы слишком заняты мелочами своей жизни и вспомним о них только к очередной дате. Эти истории, такие разные, из их жизни, прошлой и настоящей. Истории о том, какими были они и какими стали мы.
1580 жизней рядового Торохова
Гвардии рядовой Торохов три года не вылезал с передовой, но не убил ни одного фрица. Его задача была другой — вывозить на собачьей упряжке раненых с поля боя к своим. Карабин пустил в дело лишь однажды — услышав о капитуляции Германии, палил от радости в воздух.
«Не могу! Боюсь»
— В армию меня призвали в сентябре 1941 года, направили в школу вожатых санитарных упряжек в город Кимры. От первой встречи с будущими «коллегами» душа ушла в пятки — по вольерам ходили рослые собаки, незнакомцев не жаловали, лаяли, кидались на ограждения. Я вспомнил, как в детстве страдал от дворовых кобелей. Сиротой побирался по деревням, и некоторые спускали на меня цепных псов, — рассказывает 86-летний ветеран. — Запаниковал: «Не могу с собаками. Боюсь». А наш наставник, единственный в мире генерал от собаководства Григорий Медведев, посоветовал: «Ты, Торохов, перебори страх. Погладь собаку, слово ласковое скажи, в глаза ей посмотри. И она тебя поймёт, если ты с добром.
Когда Дмитрий впервые погладил лайку Бобика, ему показалось, что пёс ему подмигнул. Лайка оказалась дружелюбной, а главное — понятливой. В упряжке из четырёх собак Торохов поставил Бобика коренником (рулевым, реагирующим на команды ездового. — Ред.). В январе 1942 года они уже были на фронте, пережили кровавые бои за Ржев:
— От бомбардировок не было продыху. Прилетало сразу около тысячи «юнкерсов». Они устраивали в небе «слоёный пирог» — по вертикали располагалось несколько рядов машин. Нижний ряд отбомбится и тут же уступает место следующему. Головы не поднять, в окопах было нечем дышать — вокруг разлагались трупы товарищей, потому что мы не могли их похоронить. Но раненых даже тогда вывозили. Объезжали поле боя: кто мёртвый, кто живой? Собаки живых чувствуют. Бывало, делал по двадцать ходок в день: в санчасть и обратно. И каждый раз был уверен, что уж этот выезд станет последним.
— А собаки не паниковали? Могли ведь бросить вас и умчаться подальше от передовой?
— Да вы что?! — возмущается ветеран. — Собаки — удивительно преданные животные, никогда своего хозяина не оставят. Пойдут за ним и в огонь и в воду. Однажды наша часть выходила из окружения и вброд переправлялась через озеро. Лёд только-только растаял. Собаки ступили в воду и отпрянули — больно холодная. А люди пошли, как были в шубах и валенках, так и полезли в воду. Я зашёл по горло, их зову. Они и поплыли, родимые. На другом берегу у одного пса, кобеля Шульмана, начались судороги от переохлаждения. Умер у меня на руках. Получается, человек повыносливее собаки будет.
«Тёплые, родные»
Дмитрий никогда не расставался со своими питомцами, ели и спали вместе:
— Зимой нарублю лапника, улягусь, а собачки, тёплые, родные, сверху устроятся. Утром нас и не видно, снегом запорошит, вроде как холмик. Встанем, отряхнёмся — и вперёд.
Паёк собакам полагался такой же, как и солдату. Что было в котелке у Торохова, то и в мисках собак:
— Тяжко было на Северо-Западном фронте, для собак еды вообще не было, а солдатам давали по 60 грамм муки в день. Приходилось исхитряться: как-то высмотрел убитую лошадь, тем и спаслись.
Однажды на глазах Торохова в его друга попала разрывная мина. К счастью, упряжка, как всегда, была под рукой. Он уложил товарища, чтобы везти в санчасть, как вдруг почувствовал, что его собственное лицо залито кровью:
— Ощупал голову и понял — пробит череп, осколок мины застрял в голове. Я был как в горячке, схватил железяку и выдернул. Из дырки — фонтан крови, заткнул его остатком бинта. И, шатаясь, повёл упряжку с товарищем к медикам. Друга эвакуировали в тыл, меня тоже хотели. Но я не мог оставить собак одних, попросил перевязать голову и сбежал из санчасти. Дырка эта до сих пор со мной. Палец можно засунуть. Да вы не пугайтесь, она же кожей заросла.
Были и другие ранения, но каждый раз Торохов отказывался от лечения в тыловом госпитале. Даже когда из-за простреленного бедра не мог самостоятельно передвигаться. Отлёживался в полковом лазарете, а как только встал с постели, пошёл проведать четвероногих подопечных:
— Я с ними и плакал, и смеялся. Лучшие друзья!
Дважды в его упряжку попадал снаряд. И дважды из четырёх собак невредимым оставался лишь вожак Бобик.
Известие о Великой Победе застало Дмитрия в Прибалтике. Его вызвал командир:
— Из Москвы пришёл приказ выбрать лучших для участия в Параде Победы на Красной площади. Посылаем тебя.
У Торохова ёкнуло сердце — надо же, со всего полка делегируют его, гвардии рядового. В этот момент он забыл о своих заслугах и наградах, среди которых орден Красной Звезды, три медали «За отвагу», о том, что вывез с поля боя 1580 тяжелораненых.
До Москвы добирался санитарным поездом. Условия показались верхом комфорта, впервые за три года спал не на земле. В Москве на репетициях парада стоптал две пары сапог: «День и ночь чеканили». По главной площади страны прошёл без Бобика, завидовал сапёрам, которые шли со своими питомцами.
— Ничего, вот привезу Бобику вкусненького из праздничного пайка, — думал Дмитрий, возвращаясь в свою часть. Но собаки там не оказалось: за время его отсутствия санитарно-ездовой отряд расформировали. Сменилось начальство. Потерялись следы верного Бобика. Неизвестность о дальнейшей судьбе собаки ныла в душе солдата больнее, чем шрамы от ранений.
В мирной жизни, в Московском уголовном розыске, он воспитал не одну сотню собак, которые потом спасли людям жизнь. Дмитрий Михайлович возглавлял питомник розыскного собаководства ГУВД Москвы, на пенсию вышел в 1979 году в звании полковника. Однажды, прогуливаясь в парке, разговорился с другим ветераном. И тот, как о каком-то чуде, рассказал:
— А меня на фронте собачки спасли! Только ездовой попался сердитый: я стонал от боли, а он: «Да замолчи! Фрицы же рядом, услышат». — «А ещё что-нибудь помнишь?» -»Он шептал: «Бобик вывезет. Он и не из таких передряг вывозил».
