Его адрес (ул. Серафимовича) ни о чём не говорит. Кинотеатр «Ударник» и Театр эстрады, давшие название ближней троллейбусной остановке, - всего лишь ориентиры. Я не родилась и не выросла в нём. Моя семья (сыну было 4 месяца) въехала в Дом на набережной через три года после того, как отец в 1979-м стал автором брежневской «Целины» (как теперь известно, дорогой Леонид Ильич к собственному опусу ни руки, ни ума не прикладывал). Тогда я почти ничего о доме не знала, кроме того, что он особый, элитный, престижный, но - «нехороший». Личное же впечатление было одно: в конце 70-х гг. нас, студентов, сняв с занятий, часто сгоняли на Большой Каменный мост радостно приветствовать флажками и криками подъезжавших к Кремлю высоких иностранных гостей.
«Дом предварительного заключения», «Московская Бастилия», «Серый Кремль» - так его стали называть значительно позже, когда изменились времена и он ожил в фильмах, передачах, книгах и заговорил голосами свидетелей, его населявших. В нём жили и палачи, и жертвы. Типичный для Дома сюжет: сосед донёс на соседа, того с семьёй убрали, через какое-то время доносчик въехал в его опечатанную квартиру, а ещё спустя срок был убран сам. Строительство курировал тогдашний премьер правительства и друг Сталина А. И. Рыков, расстрелянный в 38-м. После лагерей выжила лишь его дочь Наталья. Не так давно она пришла на свидание с детством, в «квартиру с историческим прошлым» (именно так пишется сейчас в объявлениях о продаже). Приходили бывшие жильцы и к нам, рассказывали, что была и светлая жизнь у Дома. Тогда весёлые новоселья и праздники сопровождались танцами под патефон. Огромные квартиры были заставлены казенной мебелью под номерами, а балконы-террасы были больше нынешних двушек в хрущёвке. Из окон виднелся Кремль, во всех трёх дворах журчали фонтаны, трещали велосипедные звонки. А в «Ударнике» шло кино и оркестр всегда играл в фойе перед сеансами…
Однажды подруга меня спросила: «А стены там не плачут?» «Нет», - поспешила ответить я. Однако вскоре увидела ночной кошмар: снилось, что за мной должны прийти. Вот-вот прозвенит зловещий дверной звонок. Поэтому я быстро пишу на клочке бумаги и прячу в одеяльце ребёнка адрес брата, невесть откуда вспомнившийся (старший брат тоже москвич, и мы, понятно, никогда с ним не переписывались). В общем, по Мандельштаму: «И всю ночь напролёт ждать гостей дорогих, шевеля кандалами цепочек дверных». Существует же, как говорят, генетическая память. В моём случае - память о репрессированном, раскулаченном прадеде и о сгинувшем на Колыме деде, которого звали Павел Степанович Мурзин. А дальше - мистика из разряда «хотите верьте - хотите нет». Историей Дома стал интересоваться мой отец, входящий сегодня в число почётных жильцов. Он узнал, что прямо над нашей квартирой жил… Павел Мурзин 1884 года рождения. Дата его смерти неизвестна, он был репрессирован в 30-е гг. Отчество его - Герасимович, а так почти полные тёзки с моим дедом. И лет ему было тоже за сорок, когда там, над нашей квартирой, он «ждал гостей дорогих».
Житель Дома Лен Карпинский признавался: «Ненавижу любя!» То же чувствую и я. Размышляя над тем, что бы вам рассказать о знаменитом Доме, вновь ощутила на себе действие его энергетики - увидела тот кошмарный сон, что за мной вот-вот придут. Только я в нём была - сегодняшняя.
КСТАТИ
В Доме жили: Трофим Лысенко (академик), Михаил Кольцов (журналист), Георгий Димитров (болгарский коммунист), Михаил Шатров (драматург), Игорь Моисеев (хореограф), Никита Хрущёв, Юрий Трифонов (автор книги «Дом на набережной») и др. И живут: Алексей Баталов, Леонид Куравлёв, Наталья Андрейченко.
Дом на набережной: из 2 тысяч жильцов 700 были репрессированы 
Любовь под колёсами. В Доме на набережной уцелеть удалось не всем 
