MAMMA MIA! покидает Москву. Онлайн с Анастасией Макеевой

Ведущий конференции: Друзья, добрый день! Мы находимся в пресс-центре «Аргументы и факты». Меня зовут Наталья Кожина. Сегодня у нас в гостях Анастасия Макеева. Здравствуйте. Макеева Анастасия: Здравствуйте. Ведущий конференции: Мне казалось, что Вы были у нас в гостях совсем недавно… Макеева Анастасия: Нет-нет, у меня были длинные рыжие волосы, это было давно. Ведущий конференции: За то время, пока Вы у нас отсутствовали, произошло много разных событий в Вашей жизни, одно из главных – это роль в мюзикле MAMMA MIA! К сожалению, 28 апреля состоится последний показ этого мюзикла в Москве. Макеева Анастасия: В театре не принято говорить «последний». Шесть лет назад, когда этот проект успешно шел на сцене Московского Дворца молодежи два сезона подряд, все тоже думали, что последний. Но произошло чудо и мы еще больше ста спектаклей отыграли. Счастливы невероятно, потому что для меня этот проект – праздник, просто подарок. Во-первых, и самое главное - я там главная (смеются), не про каждый проект особь женского пола может сказать «я там главная». Большая часть литературы, классической и современной, ориентирована на мужчин. У нас мужчины правят миром, а женщины, что называется, «при нем». Проект MAMMA MIA! – это семейная история, где главная героиня Донна Шеридан – мама, выдающая дочку замуж, и ее дочка Софи, которая ищет различными способами своего отца и пытается докопаться до истины. Эта тема – наболевшая, потому что, к сожалению … Хотя, почему к сожалению? Не надо о чем-либо печалиться. Да, действительно в нашей стране очень много матерей, которые воспитывают ребенка самостоятельно, но в этом нет никакой трагедии. Это вовсе не значит, что ребенок будет какой-то ущербный или ему не хватит любви. Тем не менее, это актуальная тема в нашей стране, поэтому я живо чувствую, как реагирует зритель на какие-то факты из спектакля, потому что понимаю, что говорю с ними на одном языке, и ему эта тема знакома. Это очень забавляет, потому что все это в форме легкой комедии, которая создает ощущение праздника, какого-то света. Сам спектакль – весь голубой: море, солнце, загорелые тела (смеется). Загорелые тела – это отдельная история. С одной стороны, для зрителя это праздник – вся труппа приятного золотистого оттенка, потому что продюсер Дмитрий Богачев купил огромный турбосолярий и всех туда загоняет загорать. Те, кто по состоянию здоровья не может это делать, пользуются автозагарами. Мы вечно в этих автозагарах, с черными ладошками (смеется), а для людей это большой праздник, учитывая, что в Москве зима длится 6 месяцев, солнца нет. А когда приходишь на спектакль, «улетаешь» на три часа в солнечную легкую историю, видишь красивых загорелых людей, яркие краски, смех, шутки. Есть, конечно, во втором акте пара мест, где и всплакнуть можно, причем у нас даже мужчины роняют скупые слезы. Я уже точно знаю, в какой именно момент открываются эти чакры и льется слезный поток (смеется). Но так и должно быть! Добрые проекты должны существовать для того, чтобы люди в какой-то момент расслабились, ушли от проблем, а в какой-то момент могли сопереживать, сочувствовать. Это значит, что они живые. Это прекрасно! Многие люди, с которыми я работаю, из шоу-бизнеса, из СМИ, когда их зовешь на спектакль, обычно отговариваются занятостью, но если уж доходят, то искренне восхищаются. Многие люди ходят к нам на спектакли по 3-5 раз в месяц. Это для них стабильный антистресс, вместо посиделок с подругами или посещения психотерапевта (смеется). Ведущий конференции: Это очень бодрит, по себе могу сказать. Я была на спектакле и сначала не знала, что это Вы, пока мне моя подруга, с которой мы ходили на спектакль, не сказала, что это Анастасия Макеева. Я долго не могла поверить в это. Вот объясните мне: такая роль – женщина в возрасте, для Вас это было сложно? Макеева Анастасия: Все меня почему-то спрашивают, сложно ли мне играть маму. Я маму сыграла первый раз около 8 лет назад в проекте у Гинзбурга «И все-таки я люблю». Эта роль принесла мне всероссийскую славу, не побоюсь этого слова. Именно после этой роли каждый продавец стал меня узнавать. Я сыграла роль от восемнадцатилетней девчонки, выпускницы школы, первокурсницы до женщины 45 лет, выдающей замуж дочь. И это никого не смутило. Для меня большую сложность составляло не маму сыграть, а женщину с такой судьбой. Я – более мягкий человек, более общительный и более склонный подчиняться мужскому полу, а Донна Шеридан – это женщина, которую жизнь побила. Она, беременная, осталась на улице, мать от нее отказалась, любимый мужчина ее бросил. Это потом она узнает, что он вернулся за нею, но все эти 20 лет она жила в состоянии того, что она отвергнута. Ей пришлось самой строить свою жизнь, быть и отцом, и матерью своей дочке. Она создала вокруг себя крепость, через которую никто не мог пробиться к ее трепетной и ранимой душе, как выясняется во втором акте. Вот это было гораздо сложнее для меня, чем просто сыграть маму. Я сыграла более 35 картин и в половине из них я была и на разных сроках беременности, и мамой. Камеру же не обманешь. Сцена дает какую-то условность, там можно варьировать с возрастом, а когда ты снимаешься в кино, там крупным планом глаза и там либо есть, либо нет того, что там должно быть. А вот сыграть такую женщину, которая стала превращаться чуть-чуть в мужчину, стала жесткой, без сантиментов, она не понимает свою дочь, она искренне не понимает, зачем ей замуж, зачем нужен мужчина, ведь мужчины – это зло. Она настолько огрубела и отвыкла от проявления ласки, что не знает, как одеть дочери свадебное платье, как его застегнуть. Она разучилась носить платье, потому что привыкла ходить в робе, с дрелью и молотком, а ведь она еще молодая, красивая женщина, но для мужчин она сама себя похоронила. Обстоятельства, конечно же, сложились так, что чувства в ней пробудились, и все закончилось хорошо, но проникнуться этой историей было достаточно сложно. Мне объявили, что по статистике я – самая молодая исполнительница роли Донны Шеридан. Если честно, по пьесе Донне 40 лет, дочери – 20 лет. Мне в этом году 32 года, мне не хватает всего 8 лет. Учитывая, что многие женщины 21 века выглядят моложе своих дочек, женщины настолько ухожены, красивы и неподвластны времени, то по большому счету я, может быть, даже больше подхожу на эту роль, чем какая-либо другая из наших исполнительниц, потому что если взять арифметику в чистом виде, то мне не хватает всего восьми лет, а другим нашим барышням за 50, они уже перебрали немножко (смеются). Мне легче с девчонками говорить, у меня с ними контакт легко находится. Я не знаю, как это происходит у других, но у меня к девчонкам уже возникает материнский инстинкт, даже вне сцены, и к Тоне Березке, и к Маше Иващенко, которые исполняют роли моих дочерей. Мы с ними еще и в другом спектакле заняты, так я просто как орлица за них заступаюсь, если их кто-то обижает. Я вдруг понимаю, что это у меня происходит само по себе, я к ним испытываю нежные чувства, которые во мне пробудились во время нашего спектакля. Ведущий конференции: А еще говорят, что не бывает теплых отношений, что на сцене все соперничают… Макеева Анастасия: У каждого своя ниша, у каждого свой зритель. Когда я была помоложе, мне казалось, что можно быть лучше кого-то или стремиться быть лучше кого-то. Потом я поняла, что это порочный круг. Я могу завидовать, допустим, Лизе Боярской. Она – замечательная актриса. Может, у нее больше каких-то достижений на чей-то взгляд. А Лиза Боярская сидит и думает, что у Натали Портман уже есть Оскар, а у нее еще нет. А Натали Портман думает, что у Мэрил Стрип больше всех Оскаров. А Мэрил Стрип завидует какой-то Насте Макеевой из Москвы, что та еще молодая (смеются). Это просто какой-то замкнутый круг. Я поняла, что соперничать нужно только с самим собой. Если ты понимаешь объективно, что ты сегодня лучше, чем ты вчера, значит ты растешь. А с кем-нибудь другим соперничать… У каждого свой вкус. Я – не червонец, чтобы всем нравится. И это нормально. Поэтому каждый исполнитель вносит свою краску и она настолько неповторима и индивидуальна, что конкурировать с ней просто глупо. И слава Богу. Каждый может прийти и посмотреть 3 разных спектакля, увидеть 3 разных исполнительниц и выжать свое, что он хочет.

Если для тебя твоя профессия – каторга, то мне хочется пожалеть этих людей. Я отношусь к той счастливой группе людей, которым удалось совместить любимое дело с возможностью именно этим делом зарабатывать себе на жизнь. Поэтому для меня моя профессия априори не может быть каторгой. Более сложный момент – это съемки. Там мне иногда кажется, что нам платят не за профессиональные навыки, а за то, что мы официально позволяем над собой издеваться (смеется). Там нет сна, там холодно, там нет еды, по 18 часов рабочий день, но за это очень хорошо платят и это дает другие дивиденды. Что касается театра, то это вообще не может быть каторгой, потому что это живой энергетический обмен, ты выходишь и получаешь «наркотик прямо в кровь», и это такое необыкновенное удовольствие, которое невозможно ничем заменить. Если у тебя много спектаклей, вопрос только в том, насколько ты дисциплинированный человек. Да, приходится отказываться от каких-то тусовок, еще от чего-то, потому что ты знаешь, что у тебя завтра спектакль, но это никак не уменьшает удовольствие в жизни. За все, что ты получаешь, надо платить. Если я все время работаю в театре, я получаю удовольствие, мне надо заплатить дисциплиной, но это моя жизнь, она мне нравится, я ее сама выбрала, никто меня не принуждает, у меня нет причины идти работать, чтобы зарабатывать. Тем более, что театр – это не то место, где ты реально повышаешь свой финансовый уровень, чтобы сказать, что я иду на эту каторгу ради денег или я иду туда, потому что меня никуда не берут. Это не правда. Я получаю удовольствие от своей работы и это невероятно здорово. Я люблю некоторые спектакли как-то дозировать, чтобы успеть немножко соскучиться и с большим азартом кинуться в пучину безумств на сцене, но с другой стороны, и частый прокат… Во всем есть свои плюсы, надо только их увидеть, почувствовать и научиться получать от них удовольствие.

А какое удовольствие Вы получили, когда первый раз играли в MAMMA MIA!? У Вас же там был экстремальный случай, Вы же там без прогона играли?

Да, там была ситуация немного патовая. Артистке Лене стало нехорошо, она даже потеряла сознание. Я весь материал знала, но у меня не было ни прогона, ни костюмов, во втором акте некоторые сцены по точкам я не знала, куда в свет вставать. Но сложилась такая экстремальная ситуация – одна артистка болела, встать не могла, другой стало плохо. Мне позвонили и спросили, могу ли я через 40 минут приехать и сыграть спектакль. Я приехала, мне сказали: «Тут ты выходишь, тут заходишь, тут тебя отведут, тут помогут». Такие встряски организму тоже очень нужны. Это такая мобилизация всего организма, это такое единство с труппой, которое потом невозможно достичь каким-либо другим способом. Я была без грима, без прически, на меня одели половину чужих костюмов, но это было не так важно. Для меня было более важным, что многие зрители потом писали, что не заметили, что это был экстремальный первый раз, а то, как меня поддержала труппа, как поддержал наш режиссер Анна Шевчук, как меня поддержала администрация. Муж все бросил и приехал. Я говорю: «Посадите мне супруга, чтобы я видела его глаза. Если я буду терять сознание от страха, я буду просто на него смотреть». Есть какой-то профессиональный бэкграунд, который не дает тебе опуститься ниже определенного уровня, есть знания и кураж. Когда это свершилось, у меня такого в жизни не было никогда. Ребята настолько прониклись ситуацией и поддержали меня, что после спектакля меня подкидывали, подарили огромный букет цветов. Это был дичайший выброс адреналина! Я это никогда не забуду. А Глеб просто сказал: «Спасибо вам большое. Вы мне сэкономили 3-4 дня сна». Обычно за 3-4 дня до моего премьерного выхода я начинаю мандражировать, перестаю спать, и первый, на ком это отражается, это муж. Поэтому когда меня взяли как щенка, кинули в воду и сказали «Плыви!», его порадовало, он ходил как именинник. Ему дали поспать несколько ночей (смеется). Но на самом деле это было здорово! Такие эмоции не купишь ни за какие деньги. Когда ты выходишь на сцену, перед тобой люди и каждый заплатил деньги за билеты, каждый заслуживает хорошего уровня спектакля, тебя это подстегивает, но это здорово!

Жизнь вообще полна сюрпризов и интересов. Каждый раз случается что-то, что потом, спустя какое-то время, ты понимаешь, что это был какой-то знак, какая-то предпосылка к этому. И от этого начинаешь получать еще больше удовольствия. Я считаю, что Господь настолько любвеобилен к нам ко всем, что дает нам практически все, о чем мы просим. Вопрос только в нашем терпении и смирении. Если ты умеешь ждать, то получишь рано или поздно то, что хочешь. Просто человек настолько переменчив, что пока ты захотел, пока в «небесную канцелярию» дошло письмо, пока оно придет обратно, ты уже этого не хочешь, а хочешь чего-то другого, забываешь и думаешь, что тебе это не приходит. Я помню, что лет шесть назад у меня было очень много кино и очень мало театра. Я очень хотела, чтобы в моей жизни было много театра. И только недавно я поймала себя на мысли, что «письмо-то дошло». Да, прошло какое-то количество лет, но у меня сейчас такое изобилие проектов, такое разнообразие! От безумной, трепетной мамаши Донны Шеридан до маркизы де Мертей и президентши де Турвель, плюс я сыграла в «Истрикских ведьмах», на следующий год у меня много разных интересных планов, о которых я пока хотела бы не говорить, чтобы это был определенный сюрприз. Это совершенно диаметрально противоположные друг другу роли и даже люди, которые меня знают, удивляются, как это возможно сыграть в маленький промежуток времени такие разные роли. Это праздник! Сосредоточиться и припомнить какой-то конкретный случай очень сложно, но я хотела в театр - меня взяли в театр, я хотела вернуться в компанию Stage Entertainment после проекта «Зорро» - я вернулась, я хотела быть там больше - я получила предложение быть там практически навсегда, но это уже вопрос моих сил и возможностей. Все сбывается. Поэтому, уважаемые друзья, мечтайте осторожно, мечты сбываются.

Не только мечтайте, но и делайте что-то. Анастасия Макеева на прошлом интервью рассказала, что актера кормят ноги, так что…

Да, под лежачий камень вода не течет, надо, помимо мечты, что-то делать (смеется).

Она прощает не одного, а всех, просто один – самый провинившийся, потому что она его любит. Я считаю, что жить с обидой в сердце очень тяжело. Это такая заноза, которая в первую очередь травмирует твою душу, а не другого человека. Я предпочитаю бурно поссориться и быстро помириться. Я не люблю ссориться долго, поэтому я предпочитаю прощение. Вопрос только в том, что значит вернуть в свою жизнь. Вернуть в свою жизнь и просто общаться? Вернуть в свою жизнь близкого человека, если это предательство, то как показывает практика, я не могу вернуть, потому что все равно это разбитая ваза, которую можно склеить и даже сверху задекорировать, но мое подсознание знает, что там уже есть шрамы, которые никогда не пройдут, и которые всегда будут тебе напоминать о том, что человек способен на такой поступок, как предательство. Именно поэтому очень важно, и это приходит с мудростью и с годами, беречь то, что имеешь. Поэтому если у вас есть любимый человек, прекрасные родители, друзья, которыми вы дорожите, прежде чем с легкостью их потерять и отречься от них, подумайте, потому что склеить эти отношения порой бывает в лучшем случае сложно, а в противном, невозможно. У меня Глеб такой человек. Он легко удаляет этот файл из своего компьютера и больше человек не возвращается никогда в его жизнь. Это дисциплинирует (смеется).

Так и не скажешь по нему, он производит впечатление доброго человека…

Он добрый, но он внутри очень цельный, самодостаточный, сформированный, со своим четким взглядом на жизнь, на поступки людей и на их души.

Что же это за тайна, если я сейчас расскажу. Нет, не скажу (смеется).

Да, давайте оставим интригу. 28 апреля будет крайний спектакль…

Я думаю, что мы все будем плакать даже в смешных моментах, потому что мы все очень сдружились. Это будет немного грустное расставание. Конечно будет теплиться надежда, что когда-нибудь этот проект еще раз приедет к нам, потому что более солнечного и жизнерадостного проекта в моей жизни не было.

Настя, спасибо Вам огромное, что нашли время и пришли к нам в гости! Друзья, спасибо, что задавали вопросы! Всего доброго!

Творческий человек творческому человеку рознь. Я бы не стала всех сваливать в одну кучу. Мой муж – не актер, несмотря на то, что у него есть актерское образование, все-таки он – человек, больше относящийся к музыкальной среде, он – музыкант, композитор. Мне очень повезло, потому что у него совсем другой темперамент, у него совершенно другая организация его внутреннего мира, и при этом мне не надо ему объяснять, что такое поцелуи на сцене, в кино, что такое ночные смены, потому что он из киношной семьи. У него родители – художники, мама – художник по гриму, папа – художник-постановщик, обладатели кучи премий, известные в киношном мире люди. Но весь мой опыт построить личную жизнь именно с представителями актерской касты закончился плачевно. Это не просто большие дети, не в обиду будет актерам-мужчинам сказано, но все-таки актер – это профессия, которой свойственны больше женские качества, чем мужские, то есть некая инфантильность, переменчивость настроения, капризность, чрезмерное внимание к себе любимому и т.д. Все это свойственно актерам, особенно хорошим актерам. Это не значит, что любой капризный актер – хороший, и не значит, что любой хороший актер – капризный, но это часто бывает связано. Я поняла, что с актером я бы не смогла жить. Я пробовала, у меня не получилось. Это постоянное соперничество, кто лучше. У нас с Глебом общая «корзина», в которую мы складываем свои успехи и радуемся их приумножению. Глеб радуется моим успехам, я радуюсь его успехам, я его творческие проекты начинаю продюсировать, мы создаем свой музыкальный театр, но пока он еще маленький и скромный, но когда-нибудь он вырастет. У нас общие идеи, мысли, мы можем друг другу советовать, но мы не настаиваем на своих точках зрения. Это очень важно. Я – экстраверт, я – очень общительная, эмоциональная, а Глеб – интроверт, он – человек закрытый, у него свой достаточно богатый внутренний мир. Он – не актер. А актеры настолько требуют к себе внимания, что ты превращаешься в какую-то маму, это очень утомляет.

А в Вашем союзе кто главный?

Я предпочитаю быть за Глебом, хотя многие думают, что мой муж – это такой божий одуванчик. Он – блондин с серо-голубыми добрыми глазами, покладистый подкаблучник. Ничего подобного. Как муж он - ласковый, нежный, заботливый и очень стабильный, что очень важно для меня как для женщины. Как профессионал – деспотичный, жесткий, бескомпромиссный и очень требовательный, но он заслуживает этого права. У него, на мой взгляд, очень хорошее сочетание фундаментального консерваторского образования и правильного ощущения, понимания, он следит за тенденциями. У него очень хороший музыкальный вкус, он сам очень техничный певец. Он четко знает, чего он хочет. У него хорошие режиссерские мозги. Его воспитал, конечно, Владимир Иванович Хотиненко, когда брал к себе в монтажную. Глеб несколько лет помогал ему. У него есть ощущение внутреннего целого. Вот например, мы сейчас работаем над проектом «Опасные связи». Я как жена композитора могла бы подойти и сказать: «Ты не мог бы мне еще пару дуэтов, квартет и четыре сольные арии добавить?». Он скажет: «Нет, дорогая, я себе вижу очень сбалансированный организм, где идут быстрые композиции, их чередуют медленные. Не может у тебя быть больше арий». Или я подхожу и говорю: «Мне тут тональность высокая». Он мне говорит: «Значит придет та артистка, которой будет невысокая. Я чувствую это в этой тональности. Если тебе это не нравится, ты можешь не принимать в этом участие». То есть он очень жесткий, поэтому я побаиваюсь иногда с ним работать в студии. Когда мы заходим в студию, у нас примерно один арсенал событий: я захожу, он начинает мне говорить как, а я хочу проявить свою творческую индивидуальность, на что он мне всегда говорит: «Так, дорогая, я – автор и хочу так». Дальше идут слезы, примирение. В итоге я делаю так, как он хочет, и мы уходим. Я не могу сказать, что он мной руководит или я им руковожу. Успех нашего совместного существования заключается в том, что мы не ограничиваем друг другу свободу и уважаем решения друг друга. Если я как жена и творческая единица уважаю его творческое решение и он мое, то мы вполне даем возможность друг другу развиваться и радуемся росту друг друга. Это очень важно. Ко мне в театре подходят и спрашивают: «А вот это он поменял, а нельзя это поменять по-другому?». «А я тут причем?» - «Но ты же жена!». Мы дома о работе не говорим, а если говорим, то я никакого влияния на него не имею. Я лучше сохраню своего мужа как мужа, чем вступлю с ним в творческий спор и потеряю с ним контакт. В этом смысле мы оба достаточно сильные самодостаточные личности, мы не доминируем друг над другом, у нас абсолютное равноправие. Например, я подхожу к Глебу и говорю: «Глеб, у меня то-то и то-то, посоветуй». Он мне дает совет, но решение принимаю я и он принимает мое решение. То же самое и он. Если он принимает решения и оно не совпадает с моим, я вынуждена с этим смириться, потому что это его решение. Он же не раб и я не рабыня. Мы в этом смысле не ограничиваем свободу друг друга.

А «Опасные связи» на какой сейчас стадии?

Уже шьются костюмы, утверждено больше 200 исторических костюмов. Очень красивые костюмы, там будут шикарные парики. Спектакль выйдет в следующем сезоне, премьера состоится в октябре. Мы уже в декорациях репетируем, просто в репертуарном театре все немного сложнее, учитывая, что там каждый вечер идет спектакль, следовательно у нас сцена до определенного времени. Плюс сейчас Чеховский фестиваль намечается, который тоже заберет у нас возможность репетировать на сцене, но там уже все складывается в единое целое. Думаю, что это будет грандиозный спектакль.

Я спрашиваю по той простой причине, что я читала в Вашем интервью, что как только Вы закончите работать над «Опасными связями», Вы уйдете в декрет. Я пыталась выяснить, когда же это будет (смеются).

Мы ожидали, что это произойдет быстрее, что выпуск будет прошлой осенью. Потом мы думали, что это будет весной, но в связи с тем, что театру 90 лет, эту дату он отмечает как раз постановкой этого спектакля, но все равно очень много организационных моментов, плюс у государственных театров есть масса других обязательств, таких например, как проводить экскурсии по театру, семинару и все остальное. На все это нужна энергия, время и сцена. Например, когда Кончаловский свои спектакли показывает вечером, то он на весь день забирает сцену, потому что он перед этим обязательно делает прогон. Но мы надеемся, сейчас уже идет финишная прямая. Летом, конечно, никто спектакль выпускать не будет. Это большое событие, большой праздник. В начале следующего сезона мы стартанем. Я думаю, что это будет красиво.