Юлия Латынина рассказала о новой книге

Только что я примерно о том же говорила, что мы бездарно использовали 600 млрд долларов. И как их можно было использовать. Я думаю, что я совершенно серьезно скажу, что я первым делом отказалась бы от этого поста. Знаю массу людей, которые могли бы хорошо руководить Россией, ни один из них не чекист, не либерал. Думаю, одна из самых необходимых вещей, которую очень трудно сделать, – превратить российских граждан в налогоплательщиков. Пока люди сами не платят налоги, они не являются гражданами, это все фигня, и выборы в таком случае фигня. Посмотрите, что обсуждают американцы во время своих выборов – сколько я, конкретный Ваня Смит, буду платить налогов, все остальное им пофигу. Вторая вещь – создание профессиональной армии. Есть такая набившая оскомину вещь, как абсолютное урезание бюрократии, об этом говорят все. Это все вещи, которые можно сделать хотя бы теоретически. Когда говорят, что надо бороться с коррупцией, понятно, что надо бороться, вопрос как. То есть когда человек это говорит, он ничего не говорит. Когда говорит: надо установить пошлины практически на нуле – он говорит разумную вещь. Практическое обнуление пошли, поскольку в настоящий момент в России реально нет таможни, есть некое сводное совместное предприятие таможенников и контрабандистов, которые в России носят название «таможенные брокеры». Не просто радикальное сокращение налогов, а перенесение тяжести налогов на население, я прекрасно понимаю, что эта мера идет против интересов власти и сиюминутных интересов населения, но это самая основная вещь, которую нужно сделать. Все остальное приложится. Я думаю, в том, что касается налогов, это центральная вещь. Налоги должны платить граждане. Тот, кто платит налоги, тот голосует. Россия ельцинская отличалась тем, что те люди, которые платили налоги или не платили, те и голосовали, они назывались олигархи. Россия путинская заключается в том, что эти люди по-прежнему платят налоги, но уже тоже не голосуют, потому что избиратель сведен к единственному числу.

Детей нет, если можно, моя личная жизнь не является предметом обсуждения. Моя матушка по-прежнему печатается в «Новом мире», мой отец – я считаю, один из лучших поэтов второй половины 20 века, у него постоянно выходят книги и свой сайт собственный есть. У меня сайта нет, какие-то хорошие люди заводят мне сайты периодически, на них вешают все мои статьи и выступления. Хочу сказать им огромное спасибо. Они даже мне не известны. В Интернет я заглядываю, потому что практически те новости, которые идут по официальным каналам, естественно, я черпаю сейчас из Интернета, смотреть телевизор выше моих человеческих сил. Я начинаю утро с десятикилометровой пробежки, что гораздо лучше Интернета. На здоровый образ жизни уходит много времени. В проруби я не купаюсь, я думаю, что пробежкой следует ограничиться.

В российской политике есть порядочные люди, называть я их не буду, а то им от кого-нибудь попадет. Я бы обратила внимание, что мы живем не при Сталине, и что современная Россия – это Россия, где каждый человек решает для себя, будет подлецом или нет. Кто-то сказал, что в каждой организации есть 20% героев, 20% подонков, остальные болото. Важно, кто сверху. У нас, к сожалению, часто сверху оказываются подонки. Кажется, что вся организация состоит из подонков. Это, я думаю, не так, за исключением специфических штуковин типа таможни, ГАИ, это совсем что-то странное. Я себе не представляю таможенника, который придет в таможню с целью защищать Родину. Относительно остальных организаций, включая страшную организацию под названием ФСБ… Очень легко людям, которые являются журналистами или оппозиционерами, говорить, что все типа дерьмо. Я как журналист имею право говорить о власти все, что я думаю. В этом мое преимущество. Я гораздо выше ставлю чиновника, который не имеет права сказать о власти все, что думает, даже не имеет права сделать все хорошее, что хочет, потому что есть дилемма: сделает хорошее – его выгонят, придет человек, который будет делать только плохое. Сострадаю чиновнику, которые в этих обстоятельствах делает все, что возможно. Таких людей много, просто сверху плавает 20% дерьма. А что касается, есть ли в мире хорошее правительство, я помню, я как-то разговаривала с одним американским миллиардером, который хотел знать, следует ли ему инвестировать в Россию. Он послушал мою горячую речь, не поверил, что в 54-м году мы испытали ядерную бомбу на собственных солдатах. Он меня послушал и говорит: девочка, все правительства в мире – дерьмо. Но это у всех по-разному. Всякий человек несовершенен: у одного насморк, другой маленьких детей ест. Вот у некоторых правительств насморк, а некоторые маленьких детей едят. Надо сказать, что мы не относимся ни к тем, ни к этим. До товарища Ким Чен Ира, который проводит в свой дворец воздуховод из соснового бора, 10 км, и великовозрастный сынишка, который удирает в Японию посмотреть на Диснейленд, нам не то что расти и расти, мы никогда не дорастем.

Мне нравится все, я занимаюсь любимым делом, и мне за это еще и платят деньги.

Путина бояться – в сортир не ходить.

Я пишу не только о политике, политика – это одна из составляющих книг, но очень существенная. В этом их отличие.

Папа поэт, мама – литературный критик. Единственное, я вдруг стала писать не высоколобую литературу, а книги, которые должно быть интересно читать. Книга – это то, что надо читать, а не то, что надо комментировать. Мама сначала переживала, потом привыкла.

Где берете сюжеты для своих произведений?

По моему опыту, хорошая книга пишется, когда точно знаешь, какая первая сцена и какой будет происходит неожиданный сюжетный поворот в середине. И надо знать, чем кончится, но когда дописал, она кончается совершенно другим. У меня есть фантастика и триллеры. Они строятся по разным рецептам. Когда пишу фантастику, всегда в моих книгах общество – одно из главных действующих лиц, для меня это не фон, а герой. Мои герои меняют законы общества. Когда пишу фантастику, это сильная социологическая фантастика, в которой кто-то увидит, как изменялся Древний Китай, кто-то увидит, что происходило в Средневековье. А когда пишу современные книжки, я не переписываю реальность, есть просто вещи, которые надо знать, которые нечестно не пересказать, если ты их видел.

Кто первым читает ваши романы?

Я очень суеверный человек, пока книга не написана, она не показывается никому, первый читатель или редактор, или консультанты по каким-то моментам.

Чем вас привлекает жанр фантастики?

Фантастика – это очень хороший способ описать законы действия человеческого общества не в данном конкретном случае, который являет собой российская жизнь начала 21-го века, а ушки взять от того, лапки от того… и получится такое архитипическое создание. Я просто в какой-то момент обнаружила, что вещи в современной России не менее интересны, чем происходящее во Флоренции в 16-м веке. Человечество очень разное. В Древней Греции было одно, в Японии эпохи Меди было другое, а в современной России оно третье. Одна из вещей, которые я люблю дать понять читателям, – насколько при одинаковых исходных составляющих типа жажды славы, денег, справедливости, в каждой человеческой культуре, иногда различающейся сотнями лет или километров, как преобразуются в совершенно различные слова. Как в человеческом языке есть одинаковые буквы, но разные слова.

Вам понравилась экранизация «Охоты на изюбря»?

Я до сих пор не смотрела сериал по «Охоте на изюбря». Мы уже сняли 8-серийный фильм «Промзона», который сильно отличается от книжки, в чем-то даже книжки лучше. Книжка и кино - это два совершено разных языка, но описывается одно и тоже. Надеюсь, это будет неплохой сериал. «Промзона» сейчас практически готова. Изначально мы снимали 12 серий, но потом подумали, что лучше 8 серий, которые по динамике не уступают фильму. Что-то бы я там поправила, но в целом довольна. Я бы хотела снять еще «Неизбека», и Шура Оданесян хотел бы его поставить, но поскольку сейчас кризис, думаю, с этой задачей рано или поздно справимся. Самое важное, что я не принадлежу к числу авторов, которые считают, что каждое их слово священно. Это сложно объяснить. Понятно, что кино не литература, там главное не воспроизведение того, что написано в романе, а именно преобразование топологическое того, что было в романе, в то, что есть на экране. Важно, чтобы эти языки описывали один и тот же предмет.

Как вы относитесь к фантастике в кино? Смотрели, например, «Обитаемый остров»?

«Обитаемый остров» я смотрела. Я была в большом восторге. Я понимаю, что этот фильм по-голливудски был бы снят по-другому, но он был бы и в 10 раз дороже. Да, так и должно быть сделано кино. Это почти идеальное сочетание экшна и мысли. Это то, что мне нравится в «Матрице». Когда на экране происходит не только череда событий, но и сюжет есть один из уровней сложности текста.

Надежда есть всегда. Я не знаю, что у нас так плохо. Весна наступила, женщины рожают, влюбленные целуются. Если чему и учит человеческая история, это тому, что нет безвыходных ситуаций. Действительно, в России сейчас страшная ситуация , за нее болит сердце. Страшная не в том смысле, что особо кровавая. Страшным является то, что в условиях существующей власти, которая приравняла к нулю частную собственность, и глобализации экономики, Россия рискует исчезнуть из списков стран, чья экономика конкурентоспособна. Посмотрите, как в Латинской Америке друг друга сменяли диктаторы, и каждый забирал все себе и говорил, что это национализация и все принадлежит народу. А когда Латинская Америка стала развиваться нормально, происходит мощный интеллектуальный отток. Преимущество Америки, к сожалению, - то, что она высасывает мозги из всех стран. И она будет сохранять это преимущество, потому что никогда не было, чтобы умный человек мог просто взять и уехать. Сейчас это очень легко. Мировая прибавочная стоимость создается за счет людей, у которых есть мозги, а они уезжают в Америку. Самое страшное, что может произойти, – что в России отомрут не целые предприятия, а отомрет вся Россия как экономический способ производства. Останемся как в Зимбабве, где есть очень бедный народ и очень богатый президент. Реальность в том, что в истории не бывает безвыходных положений. Каждая страна и каждый человек в любой момент своей жизни может опамятоваться и свои недостатки использовать так, чтобы они стали преимуществами. Для этого в стране должна быть действительно сильная власть, которая мыслит стратегически, а не власть, которая называет себя сильной.

Не знаю, чем дело кончилось с ролевой игрой. «Сто полей» не является романом, надо с издательством посоветоваться, что с ней делать. Что касается продолжения цикла, я точно знаю, что следующую книгу вряд ли буду писать о сегодняшней России. Как-то мне хочется котлеты отдельно, а мухи отдельно. Дело Политковской, финансовый кризис – это пока в журналистику. Мне хочется переключить мозги.

Кавказской крови нет, я пишу много о Кавказе, потому что это самое интересное и живое место в России. Когда я писала о промышленных войнах, олигархи были живыми людьми, они бегали по судам, захватывали заводы, иногда даже с танками. Сейчас они успокоились, сидят по ресторанам и ждут, когда Путин их съест. О них не очень интересно стало писать.

Думаю, что мой лучший роман пока – «Земля войны». Новая книга «Не время для славы» – ее продолжение.

Книжка является продолжением книги «Земля войны», а там есть главный герой, он на момент конца книжки фактически хозяин небольшого городка в республике, и он, и его брат – самые богатые люди в городе. Они становятся хозяевами в республике, что потом происходит с республикой, описывается в следующей книге. В книге есть два положительных русских героя. Я достаточно часто бывала на Кавказе. То, о чем я пишу, не те вещи, которые рассказывают с чужих слов. Меня, наоборот, часто упрекают, что я пишу то, что мне рассказывают. Есть масса вещей, которые я никогда не расскажу в статье, это дело конфиденциальное. А в книге никогда не знаешь, откуда оно у тебя.

Я выставляю? Честно говоря, мне сложно сформулировать ответ, почему небо, которое зеленое, описываете как квадратное. Разве что у меня в книжках четко прописано противостояние традиционного и ваххабитского ислама на Кавказе. Это одна из основных тем книги, потому что я никак не могу ответить, ни как журналист, ни как социолог, на простой вопрос: почему люди, которые взрывают здания 11 сентября, для наших правозащитников являются борцами против свободного мира, а те же самые люди, которые бегают по Кавказу с оружием в руках, с абсолютно такой же идеологией, являются борцами против рабства. У меня нет ответа на этот вопрос, я понимаю, он немного от лукавого. Я с одинаковой тревогой вижу, как встает толстый генерал Шаманов и говорит, что напряженность на Кавказе происходит, потому что приближаются выборы в США. Выборы, правда, кончились, а напряженность осталась. И когда люди в погонах всерьез пытаются объяснять, что люди, убивающие ментов и себя, получают за это деньги. Как будто они в раю будут расплачиваться долларовыми кредитками. Я также с ужасом смотрю, как правозащитник Пономарев, когда к нему приходят люди, говорят, мы ничего не делаем, мы молились, а наших родственников взяли и убили. Это чушь, в Дагестане точно не убивают за то, что молятся. Радикальные исламисты апеллируют, когда им прищемят хвост, к правам человека, а сами права человека ни в грош не ставят. Они отличаются в этом смысле изумительной лживостью. Это прокатывает только при абсолютной наивности наших правозащитников.

Один из самых циничных ответов – если бы я не говорила с российскими крупными бизнесменами как журналист, я бы не написала «Охоту на изюбря». Если бы общалась только как журналист, тоже бы ее никогда не написала. Журналист задает вопросы, получает ответы, а потом бежит и это все печатает. Если ты ведешь себя как писатель, ты слышишь массу вещей, которые потом не печатаешь, потому что они не являются предметом для журналистики. Очень важно, что 90% вещей, которые составляют сущность литературы, просто прямо противоположны журналистике.

В свое время Льва Толстого спросили, что он хотел сказать «Анной Карениной», и он сказал, что уже не помнит, но лучше всего перечесть на эту тему «Анну Каренину». Думаю, если книгу можно пересказать, то ее не стоит читать, этим книга отличается от статьи. Статья такая штука – если автор пишет, и непонятно, что хотел написать, - то статья плохая. А если понятно, о чем книга, значит, плохая книга. Наверное, это главное.

Я просто забыла до сих пор получить эту премию, что, конечно, нехорошо, поэтому приходится скромно жить только на гонорары с книг, с фильмов, за работу в «Новой газете», на «Эхо Москвы», в Газете.ру, газете «Москоу таймс». Каюсь, я просто забыла получить эту премию, это абсолютно моя вина, я очень ленивый человек, туда надо написать хотя бы письмо, ребята, чек пришлите. Но я все забываю это сделать. Что касается однобокости, это еще маркиз де Кюстин сказал, что в России критиковать начальство означает не любить Родину.

Боюсь, что Россия выйдет из кризиса только после того, как весь остальной мир выйдет из кризиса. Это не очень хорошо. У меня как у экономиста и как у обывателя есть простой вопрос: Россия вступила в кризис с 600 млрд долларов резерва, в кризис наличность – это король, каким образом бизнесмены, которые вступили с наличностью, вышли в выигрыше, а страна, у которой были такие резервы, оказалось в неприятной ситуации? Боюсь, просто эта наличность была растрачена не очень разумно. Мы выкинули 200 млрд долларов резервов на то, что мы назвали поддержкой национальной валюты, а на самом деле – на поддержку неконкурентоспособности российского производства. Это было сделано потому, что Кремль боялся народных выступлений, если рубль слишком быстро упадет. Но все-таки Кремль не очень боялся народных волнений, ведь он запретил импорт иномарок, потому что это выгодно другу Путину. То есть боязнь народных выступлений была достаточна, чтобы потратить 200 млрд долларов ни на что, но недостаточно в той ситуации, когда надо было оказать любезность другу Путину. Во-вторых, мы раздали огромные деньги олигархам, задолжавшим западным банкам. Крупный бизнес мог бы договориться с западными банками сам. Они не идиоты, понимают, что возможность ареста российских активов на территории РФ, если этот актив принадлежит Дерипаске или Потанину, равна нулю. Можно было сказать этим ребятам: выбирайтесь сами, и пусть бы они там в каком-нибудь зажопинском суде налагали арест на акции, чтобы их не забрал какой-нибудь Дольче банк. В условиях кризиса, когда у России было 600 млрд долларов, можно было сделать невероятный рывок вперед. Очевидно, что это кризис, в ходе которого отомрут некоторые старые способы производства и даже некоторые страны, не справившиеся с новой международной конкуренцией. Выживут постиндустриальные экономики. Имея страну с чистого листа и 600 млрд долларов наличными, можно было сказать западным компаниям постиндустриальным, которые сейчас испытывают гигантский дефицит кредитов, пожалуйста, приходите к нам в особую экономическую зону и стройте фабрики по передовым технологиям. Ничего этого не было сделано и не будет. Деньги были просто проедены. Мы могли находиться в безумно выгодной позиции именно благодаря кризису, а все будет очень просто: в мире кончится кризис, начнет расти цена на нефть, начнем расти и мы, поругивая Америку.

Как вам удается совмещать журналистскую и писательскую деятельность?

Журналистика – это черновик, правда, сильно затягивает. Для меня всегда главное были книги, именно поэтому я в журналистике такая отвязная, я знаю, что если меня отовсюду выгонят, я буду заниматься любимым делом.

Сколько книг вы уже написали?

Надо считать хорошие книги. Из тех книг, которые сейчас переиздает издательство АСТ, к ним не относится разве что книга «Сто полей». Она не является романом и не является прозой, это просто перепаренные мысли, как общество устроено. 12 книг я написала.

Один из критиков, Лев Данилкин, замечательно написал как раз про «Землю войны», что в ней герои не делятся на плохих и хороших, а на тех, у которых душа умерла, и они хотят только денег, и у которых душа живая и они хотят чего-то большего. Мне кажется, это очень точно сказано.

Я творческими планами не делюсь, я человек суеверный. Я говорю о книге, когда она почти закончена.