Артемий Троицкий: наша эстрадная сцена - это просто дом престарелых

«Песня, представленная в этом году Россией на конкурсе «Евровидение», пафосная, занудная, абсолютно неинтересная. В ней нет вообще ничего русского«, — заявил в интервью «АиФ» музыкальный критик Артемий Троицкий.

В поп-музыке случаются прорывы

Владимир Полупанов, «АиФ»: Артём, «Евровидение», конечно, не отражает тенденций во всей популярной музыке, но, сравнивая участников конкурса 60-70-х годов с нынешними, понимаешь, как всё-таки деградировала поп-музыка. Все песни будто под копирку созданы — однообразные, незапоминающиеся. И как вам вообще итоги конкурса?

— Я себя не считаю специалистом в области глобальной попсы. Так как слушаю всё-таки другую музыку. И моя радиопередача на «Rock FM» «Стерео-Вуду» (выходит в эфир по понедельникам в 21:00 с повтором в полночь по четвергам — Ред.) совсем о другой музыке. И уже тройку лет не веду музыкальную рубрику в девичьем журнале «Космополитэн», ради которой я вынужден был слушать Бритни Спирс и прочий музыкальный фаст-фуд (смеётся). Но поскольку после финала «Евровидения» у меня всегда раздаётся несколько звонков из СМИ с просьбой прокомментировать итоги, то за последние несколько лет большую часть конкурсов «Евровидение» я смотрел.

На мой взгляд, «Евровидение» всегда отличалось двумя чертами: обилием всевозможных фриков и особой славой среди секс-меньшинств. Так что победа бородатой женщины Кончиты Вурст абсолютно в традициях этого чудного мероприятия: ничего неожиданного. Слегка удивляет неадекватно озверелая реакция наших деятелей: когда лет 10 назад победил (а) транссексуал из Израиля Дана Интернэшнл, никакого скандала в наших СМИ не было, а Киркоров объявил артиста великим талантом и своим другом... Так что перемены случились не в Европе и не в плане бородатых женщин (кстати, старинная цирковая традиция) и мужчин в бальных платьях, а в России — в плане массовой утраты чувства юмора. Что до конкурса в целом, то мне понравились голландский дуэт «The Common Linnets» и афро-венгр Андраш Каллаи-Сондерс.

«Евровидение» — в общей отстойной попсовой ситуации отстой в квадрате. Каждый год там, конечно, попадаются две-три интересные песни, явно выламывающиеся из всего потока, но общая масса — это продукция, сделанная композиторами и продюсерами с абсолютно заштампованными мозгами. «Русская» песня (которую в этом году пели сёстры Толмачёвы. — Ред.), сочиненная греком, шведами и мальтийцем, на мой взгляд, так же ужасна, как и большинство песен на этом конкурсе. Меня спрашивали: «Каким образом нынешняя политическая обстановка повлияла на результаты "Евровидения"? Засудили ли нашу песню?» На что я отвечал: «А тут и засуживать нечего». Было бы обидно, если бы, исходя из антироссийской истерии, засудили Петра Налича, «Бурановских бабушек» или других стоящих артистов. В данном случае защищать нечего. Ужасная, пафосная, занудная песня, ватная и абсолютно неинтересная. В ней нет вообще ничего русского, кроме двух девушек. Но это вовсе не означает, что вся мировая поп-музыка настолько убога. Появляются мощные артисты, та же Адель. Моей любимицей была, конечно же, Эмми Уайнхаус. Гениальная артистка! Жаль, что у неё всё так плохо закончилось. В общем, в поп-музыке случаются какие-то прорывы по-настоящему талантливых людей. Но «Евровидения» это точно не касается.

— По-вашему, современная музыка имеет срок годности?

— На самом деле есть вещи, которые сделаны на века, а есть те, что сделаны на сиюминутную потребу.

Такая вещь, как красивая мелодия — это как бриллиант, добытый и хорошо огранённый. Он котировался и при Моцарте, и в наше время. Я не вполне себе представляю, каким будет человечество лет через 100. Есть у меня смутные подозрения, что в культурном отношении человечество сегодня скорее деградирует, чем идёт вперед (и вообще, наша цивилизация не очень правильно развивается). Но я уверен, что очень многое из той музыки, которая когда-то считалась модной популярной однодневкой, останется надолго.

Музыка 60-х годов, которую в то время воспринимали, как какие-то обезьяньи вопли (тех же «Битлз» «Лед Зеппелин», Джимми Хендрикса и т.д.) уже пережила полвека и, думаю, что будет находить своих поклонников, спустя ещё, как минимум, полвека. Популярная музыка на то и популярная, что создаётся в первую очередь на потребу широким массам. И ради того, чтобы заработать славу и денег. Но очень часто при всём этом ей занимаются очень талантливые люди. Они думали, что работали ради лишней тысячи долларов, а оказалось, работали ради будущих поколений. Так что я склонен к популярной музыке относится достаточно серьёзно и с честными критериями. Поэтому меня там, естественно, очень возмущает и раздражает халтура. В первую очередь, это касается пресловутого потока под названием «попса». Тут, к сожалению, талантливые авторы почти перевелись. Даже если сравнить советскую эстрадную песню, особенно 60-х и 70-х годов, с тем, что пишут сегодняшние так называемые дробыши — это, конечно, небо и земля.

В своё время (в 60-е и 70-е годы) я любил рок, всевозможную импортную электрическую музыку и особо не прислушивался к тому, что звучало у нас и казалось мне абсолютно допотопным. Сейчас, спустя несколько десятилетий, могу сказать, что у нас в то время писалось очень много исключительно качественной популярной музыки. То, что писал Андрей Петров, Александра Пахмутова, Аркадий Островский — это фантастические песни с музыкальной точки зрения. Подводили их, как правило, три фактора. В первую очередь, это скучные исполнители, несовременные и ходульные (большинство из которых сегодня уже забыто, и, в общем-то, заслуженно, остались несколько имен на слуху — Магомаев, Зыкина и т.д.). Стоило появиться Алле Пугачевой в середине 70-х годов, как она произвела фурор. Именно потому, что Пугачева продемонстрировала совершенно иной стиль подачи песенного материала: более раскрепощенный и человечный. Второй фактор — это конечно, отсталость аранжировок и вообще неактуальное звуковое воплощение. И третье (не всегда, но во многих случаях), запредельно тупые тексты. Я даже не имею в виду пропагандистские тексты, в частности, Гребенникова и Добронравова, которые писали про комсомольцев, пионеров («Орлята учатся летать», «Сигнальщики-горнисты», «Всегда готовы», «Страна Пионерия» и т.д). Было много поэтов-песенников, которые писали что-то невероятно убогое.

— А какие были голоса у советских звёзд эстрады — Кристалинской, Хиля, Мулермана и других — яркие, красивые!

— Голоса-то были хорошие, люди все были образованные. Но манера исполнения была вымуштрованной. И на концертах всё это выглядело особенно тоскливо. Артисты стояли по стойке «смирно» у микрофона. Если мужчина, то слегка расставив ноги и сжав кулаки. Если женщина, то в позе пионерки-отличницы у школьной доски. Хотя сейчас в этом находишь какой-то ретрошарм. Но в то время это для модных ребят вроде меня выглядело анекдотично.

— Почему у нас так мало хитмейкеров в поп-музыке? Есть несколько известных имён (Игорь Матвиенко, Константин Меладзе, Максим Фадеев, Виктор Дробыш, Игорь Николаев), которые снабжают хитами большую армию артистов. И на их место никто не приходит.

— Эта сфера для меня не очень близкая и не очень интересная. Я бы, конечно, не ставил знак равенства между халтурщиками и действительно способными авторами. Среди тех, кого ты называл, есть, по крайней мере, два человека (а в прошлом даже и три), которых я считаю очень способными композиторами и продюсерами. Если говорить о сегодняшнем дне, то это Максим Фадеев и Константин Меладзе. Я считаю, что даже такая сугубо попсовая работа Фадеева, как группа «Серебро», достаточно качественный продукт. А музыка Константина Меладзе к сериалу «Оттепель» — исключительно хороша. Когда я сказал в «прошлом даже трое», я естественно, имел в виду Игоря Матвиенко. То, что Матвиенко делал в своё время с группой «Любэ», было очень талантливо. Что он делает сейчас, я понятия не имею. По-моему, давно исписался. Я не ставил бы знака равенства между людьми не очень способными, типа Дробыша, Николаева и т.д. и теми, кто всё-таки что-то может. Почему у нас мало таких мощных продюсеров и композиторов, не знаю. Думаю, что дело опять же в традициях, в том, по какой дороже пошла наша поп-музыка. Дело в том, что на Западе институт продюсеров — это в первую очередь институт звукоинженеров, это были люди, которые подобно Меладзе и Фадееву сочиняли музыку, сами ее искусно аранжировали, примеряли её на различных исполнителей. У нас продюсерами с нелегкой руки покойного Юрия Айзеншписа стали называться деятели, которые занимаются в основном проталкиванием своих артистов всеми возможными способами. То есть это осваивание каких-то спонсорских бюджетов, максимальная зарядка артистов по всем возможным теле- и радиоканалам, работа на корпоративах по накашиванию дензнаков и т.д.Это вообще нетворческая работа. Это не работа продюсера. А у нас таких продюсеров огромное большинство. А правильных — раз, два, три и обчёлся.

— Почему отечественная рок-музыка вызывала у вас ( у меня, у многих людей вашего и моего поколения) дикий восторг? При том, что большинство доморощенных рок-альбомов было записано из рук вон плохо, играли музыканты тоже плохо. За счёт чего русский рок вообще поднялся?

— Русский рок поднялся потому, что он был категорически не похож на советскую эстраду. А о том, что всё было плохо сыграно, ужасно записано, тут спорить бессмысленно. Это на самом деле было плохо сыграно и записано. Это, кстати, одна из причин того, что русский рок так и не конвертировался в явление европейского масштаба. Потому что на пресловутом Западе всё-таки привыкли к совершенно иному уровню музицирования и работы со звуком. Но для нашей страны, которая изнывала от совковости во всём, конечно, русский рок был глотком свежего воздуха. В первую очередь это касалось текстов песен. Русский рок отчасти имеет англо-американские корни (от «Битлз», Боба Дилана и т.д.), но не менее важны для него и национальные корни. В первую очередь, это русская поэзия и советская авторская песня. Высоцкий, Галич, Окуджава в становлении русского рока сыграли не меньшую роль, чем Элвис Пресли или «Дип Пёрпл». И если внимательно слушать песни отцов-основателей русского рока Макаревича, Гребенщикова, то совершенно очевидно, какое огромное влияние на Макаревича оказал Галич, а на Гребенщикова — Окуджава. А что касается Высоцкого, то он был вообще предтечей русского рока. И по своей энергетике, и по тематике песен, и по человеческому накалу. Но, к сожалению, их песни были продуктами для внутреннего пользования. За рубежом почти никто оценить реальную ценность русского рока не может и не мог. Обращали внимание, прежде всего, на музыкальную вторичность, на вялость исполнения, на несексуальность артистов, на допотопные аранжировки и так далее. И тут оставалось только развести руками, потому что спорить было не с чем.

— ???

— Ты улыбнулся, когда я сказал по поводу несексуальности. А это на самом деле очень важный фактор. Вся рок-музыка (начиная с Элвиса Пресли) в значительной степени замешана на сексе. Можно буквально по пальцам пересчитать каких-то рок-интеллектуалов, типа Боба Дилана, которые при этом не были ещё и секс-символами. Но те же «битлы», не говоря уже о Мике Джаггере, Джимми Моррисоне и т.д., были ребятами, которые источали сексапил. Это то, чего у наших музыкантов, отродясь, не было, за очень редким исключением. Почему? Не знаю. Думаю, что дело тут тоже в культурных традициях. У русского рока истоки более интеллектуальные и литературные. У глобального рока в основе — всё-таки афро-американский ритм, танцы, драйв, который в первую очередь связан с плясовыми чернокожими традициями. А там, естественно, секса хоть отбавляй.

— «Звуки Му» записывали альбом с Брайаном Ино, Гребенщиков с Дэйвом Стюартом, музыканты «Парка Горького» вообще несколько лет жили и работали в США. То есть попытки у наших музыкантов прорваться на мировой рынок были. Почему они оказались безуспешными?

— Попытки прорыва были, но все они упёрлись в стенку. И пластинка Гребенщикова, по большому счёту, провалилась, при том, что записывал её знаменитый продюсер Дэйв Стюарт из «Юритмикс» (а на подпевках у БГ была не кто-нибудь, а Энни Леннокс). И один из альбомов «Звуков Му» продюсировал, действительно, Брайан Ино, который на тот момент был саунд-продюсером № 1 в мире. Дог МакГи вложил огромные деньги в раскрутку «Парка Горького», в клипы группы и так далее. То есть всё там было солидно. Но вся эта атака захлебнулась. По той самой причине, что под рок-музыкой у нас и на Западе подразумевались чуточку разные вещи. Кстати, и «Парк Горького» и Гребенщиков пели по-английски. Но мы видим, что английский язык тут нисколько не помог. Дело было в том, что в первую очередь музыка этих музыкантов была малоинтересной, и текстовая составляющая — нулевой. Если у Гребенщикова были некоторые претензии на осмысленность (по-русски его стихи звучали, конечно, гораздо лучше, чем в довольно топорном английском переводе), то у «Парка Горького» осмысленные тексты почти отсутствовали, их заменяли клишированные фразы. Единственной фишкой наших артистов было то, что они были уроженцами модной в то время страны СССР (Горби, «перестройка» и т.д.). На что и был расчет западных продюсеров. Но расчет этот, увы, не оправдался. То есть наши музыканты оказались слишком непонятными и не близкими западной публике.

— А почему русский рок капитулировал перед попсой в «нулевые» годы?

— Тут надо вспомнить ситуацию второй половины 80- годов, когда наша рок-музыка, до того прозябавшая в подполье и бывшая наряду с джинсами, американскими сигаретами и прочим огромным советским дефицитом, в мгновение была легализована. Рок-группы из подвалов и квартирников ринулись на стадионы. По радио и телевидению звучало огромное количество рок-музыки. Она была максимально востребована и актуальна. «Кино», «Наутилус Помпилиус», «ДДТ», «Аквариум» мощной волной прокатились по всему информационному пространству. Произошло несколько вещей, которые подкосили наш рок и заставили эту волну уйти в песок. Рок-музыка — это все-таки музыка достаточно серьёзная, это песни, в которые надо вслушиваться и что-то из них черпать. По крайней мере, значительная часть музыки не настолько примитивна, как два прихлопа три притопа. Думаю, наш народ от этой музыки немного устал. Объелся. Похожая реакция на рок-музыку была и у западной публики в начале и середине 70-х годов. Обычный и не слишком взыскательный народ просто устал от сложной в музыкальном отношении музыки и захотел чего-то попроще. И получил попроще.

Сначала появился глэм-рок, а потом и вовсе музыка диско, которая своей простотой оказалась хуже воровства. Она уворовала у рока значительную часть популярности. Причём, для нашего рока это было даже более драматично, поскольку всё-таки и в Британии, и в США рок стал частью национальной культуры. У нас он таковой не стал, оставшись музыкой меньшевистской. Глубоких традиций и корней у него не было. Поэтому когда он вышел из моды, очень многие от него просто отвернулись. Это одна причина. Вторая состоит в кризисе идентичности — в огромной степени русский рок был вдохновлён пафосом борьбы с «совком». Это была музыка протеста, необязательно сформулированного политического против ЦК КПСС, КГБ или комсомола. А, скорее, против косности и отсталости, лжи и лицемерия. Если послушать все классические рок-песни, то они, в общем-то, на эту тему. Это песни об одиночестве, отчуждении, сатирические ироничные песни, в каких-то случаях гневные, как у Юрия Шевчука («ДДТ») или Михаила Борзыкина («Телевизор»). В любом случае это песни против.

Получилось так, что к концу 80-х годов всё, против чего выступали рокеры, вроде как испарилось. Где КГБ? Нет его. Где комсомол? Тоже нету. Где всесильное министерство культуры? Превратилось в какую-то собачью конурку. И поэтому многие наши авторы, особенно те, которые были как-то сфокусированы на социально-политической нравственной тематике, растерялись. Им стало не очень понятно, а против кого мы поём? У многих наших рок-музыкантов в связи с этим была очень серьёзная ломка. Третья причина (это то, о чем мы говорили чуть выше) — полный провал русского рока за границей. Думаю, если бы наши рок-группы вдруг прогремели на весь мир, то это, естественно, стимулировало бы развитие жанра в России. Но поскольку они там захлебнулись, то этого импульса и не случилось. И последнее (четвертое), рок — это злая судьба в изначальном смысле этого слова. Он нёс значительные человеческие потери. Я имею в виду самоубийство Александра Башлачёва, гибель Янки Дягилевой, Виктора Цоя и Майка Науменко. Тогда же, кстати, эмигрировали за границу Жанна Агузарова, Василий Шумов, кстати, Владимир Кузьмин (наш поп-рокер) тоже уехал в Америку, музыканты ансамбля «Круиз», Александр Ситковецкий из группы «Автограф» и т.д. То есть иммиграция тоже выкосила довольно много народу. И еще недавно цветущая поляна превратилась в лунный пейзаж.

— Вам интересно то, как себя сегодня проявляют, что и о чём поют наши рок-ветераны?

— Они мне по-прежнему интересны. Время показало, что это люди талантливые и не сиюминутные. Могу по-разному относиться к их музыке. Что-то мне нравится, что-то для меня скучно, что-то мне кажется старомодным, но что-то по-прежнему считаю достаточно актуальным. Есть же известная поговорка, что мастерство не пропьешь. Думаю, что и талант разменять тоже не так легко, даже если есть много соблазнов. Поэтому к тому, что сейчас делает и Макаревич, и Гребенщиков, и Шевчук, я отношусь с огромным уважением. Скажем, Слава Бутусов сейчас разрабатывает в основном ностальгическую жилу, поскольку в его группе «Ю-Питер» теперь играет Юрий Каспарян из «Кино»... Я пару раз был на их концертах... — это такая рок-дискотека 80-х. Половина концерта — старые хиты «Наутилуса Помпилиуса», половина — хиты группы «Кино». На мой взгляд, это вполне имеет право на существование. Люди, по крайней мере, счастливы. Да и наши менее известные рок-деятели (Василий Шумов и Михаил Борзыкин) тоже совершенно не растеряли форму. В общем, все вышеперечисленные ребята оказались очень стойкими и сильными.

— Почему на смену рок-ветеранам так и не пришла та «молодая шпана», о которой пел Гребенщиков — молодые музыканты с адекватным и соизмеримым с их талантом?

— Дело в том, что сильно изменилось само время. 80-е были временем переломным, героическим. И оно требовало таких песен и таких лидеров. И эти лидеры появились, слава Богу. Некоторые очень талантливые люди у нас возникли и в 90-е годы. Как минимум, три имени, которые мне представляются очень талантливыми, я могу назвать — Илья Лагутенко, Земфира Рамазанова и Сергей Шнуров. Это всё герои 90-х годов. Они очень хороши, но они совсем другие. Это уже как бы эпоха более лёгкая и постмодернистская. И у Лагутенко, и у Шнурова — доминирующая черта — это ирония. У Шнурова — это ёрничество в чистом виде, у Лагутенко романтичность, замешанная на иронии. Земфира — это вообще отдельная женская феминистическая история. Но по пафосу их песни, конечно, очень сильно отличаются от того, что было в 80-е годы. Но и резонанс от их песен, в принципе, тоже не настолько силен. Ведь, в конце концов, в 80-е, помимо рока, никакой другой честной массовой музыки у нас не было. В 90-е расцвела попса в каких-то своих проявлениях даже достаточно убедительная. Скажем, Леонид Агутин, Алёна Свиридова, Валерий Меладзе, Наташа Ветлицкая — это всё достаточно качественные поп-артисты.

В 90-е годы уже и рэп появился: Богдан Титомир, «Мальчишник» и т.д. И рок утратил монополию на то, чтобы считаться единственной честной и актуальной музыкой. Поэтому резонанс был другим. Что касается нулевых годов, вот тут уже действительно настала полная тоска. Нулевые годы не дали нашей рок-музыке ни одного по-настоящему значительного артиста. То есть были неплохие группы, симпатичные ребята, но это не то, о чем стоило бы писать родителям домой из командировки.

Теперяшняя рок-музыка вообще как бы распалась на два клана, которые мало соприкасаются и являются не то, чтобы антагонистами, но у каждого своя аудитория. С одной стороны — это последователи классического русского рока, исполнители, про которых принято говорить, как о «формате "Нашего радио"» — «Король и Шут», «Пилот», «Сплин», «Би-2» и т.д. А с другой — группы хипстерские, модные. Условно говоря, это клика имени журнала «Афиша» (группы, которые в большинстве своём даже не поют на русском языке). При том, что я всегда был рьяным сторонником того, чтобы музыканты пели на родном языке и в своё время внёс значительную лепту в то, чтобы похоронить в России англоязычный рок, который, кстати, у нас был доминирующим вплоть до начала 80-х годов. Если вспомнить московскую рок-сцену 70-х, то у нас была одна единственная популярная русскоязычная рок-группа — «Машина Времени». Все остальные — «Високосное лето», «Аракс», «Второе дыхание», «Удачное приобретение» — это все были англоязычные группы. Помню, я тогда как раз всячески проповедовал ту теорию, что русские музыканты, взращенные на нашей почве, должны петь на родном языке, писать свои песни, а не перепевать мировые хиты, то есть говорить о своих проблемах на своём родном языке.

— И все они постепенно перешли на русский язык.

— Да, постепенно так оно всё и случилось. Где-то к началу 80-х англоязычные группы уже практически все захирели и вымерли. Пели все только по-русски. Тогда и случилась героическая фаза русского рока. А сейчас я, честно говоря, абсолютно не ропщу, что большинство каких-то модных групп, которые у нас играют по клубам, выкладываются в интернете, поют исключительно по-английски. У нас 13 июня (после годового перерыва) будет вручение премии «Степной волк» в ЦДХ. Уже приходят опросные анкеты от продюсеров, рекорд-лэйблов, журналистов и т.д. Если не считать того же Гребенщикова и группу «Ляпис Трубецкой», то в основном во всех категориях («песня», «альбом» и т.д.) представлена вот эта англоязычная хипстерская братия. Как говорится, если не можешь этому сопротивляться, то надо к этому присоединиться. Вот я, собственно, тихо и присоединился (смеётся). Я воспринимаю это лояльно, потому что понимаю, что у молодых музыкантов имеются вполне определенные амбиции. Состоят они в том, чтобы с помощью интернета (железного занавеса нет, все пути открыты) прославиться в глобальном масштабе. Это совершенно естественное стремление. Пока что никто из них, кроме «Пусси Райт» (но это отдельная история) не прославился. Тем не менее, некоторые наши группы, скажем «Тесла Бой», «Моторама», на сугубо клубном уровне некоторое имя себе за границей сделали.

— Юрий Шевчук часто повторяет фразу Иосифа Бродского: «Художник, помни об истинном масштабе существования». Его претензии к своим коллегам по сцене состоят в том, что рок-музыкант должен проявлять свою гражданскую позицию. Вы солидарны с ним?

— Если говорить о гражданской позиции артистов, причём, это касается не только музыкантов, но и киношников, литераторов и всех остальных деятелей культуры, то тут эту тему можно разделить на две части. Часть первая — как это отражается в их творчестве, часть вторая — каким образом гражданская позиция проявляется вне творчества. Моя точка зрения состоит в том, что любой творец должен быть в первую очередь человеком искренним и честным по отношению к своей собственной музе. Если мы вспомним того же Бродского, у него политических стихотворений почти не было. То здесь, то там у него были разбросаны всякие колколсти в адрес советской власти, но сказать, что Бродский был политическим поэтом и писал изобличительные произведения в стиле Николая Некрасова или Владимира Маяковского, нельзя.

То же самое касается и музыкантов. Есть музыканты, как те же Юра Шевчук, Миша Борзыкин, Вася Шумов, в последнее время Андрей Макаревич, которых политическая и социальная тематика притягивает, то есть они чувствуют, что хотят высказаться на эту тему. Молодцы — и флаг им в руки. Пусть они пишут песни протеста. Есть музыканты совершенно другого плана, которых интересуют философские вопросы: любви, вопросы жизни и смерти, одиночества и т.д.. Они с ужасом глядят на всю эту политическую борьбу. Но при этом они не менее талантливые. Просто они смотрят не во вне, а во внутрь. Зачем же заставлять их писать песни-манифесты? Думаю, что у них это не получилось бы, даже если бы они очень этого захотели. Поэтому упрекать, скажем, ту же Земфиру в том, что она не пишет песни протеста, на мой взгляд, неправильно. Другое дело, что даже эти творцы-интроверты проявлять свою позицию должны. Я очень рад, что Земфира (пусть довольно скупо, но в то же время абсолютно однозначно) высказалась по поводу событий в Украине («В России больше возможностей, больше девайсов, больше денег. В Украине — больше души», — сказала Земфира — Ред.). Молодец, что она это сделала. Хотя это не её тема абсолютно. Я уверен, что она не будет участвовать ни в каких протестных акциях, встречах творческой интеллигенции в Киеве и т.д. Но она высказалась всё-таки на эту тему.

Имеется классическая фраза Некрасова: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Я считаю, что все люди должны быть гражданами. Но при этом вовсе необязательно свою гражданскую позицию изливать именно в своем поэтическом музыкальном или каком-то ещё творчестве. Для этого имеются и другие платформы.

— Неистовая религиозность Петра Мамонова и Константина Кинчева какое влияние оказала на их музыку?

— У Пети, я боюсь, музыка просто прекратилась. Он выступает, но при этом новые песни у него не пишутся. Те его записи, которые выходят, это исключительно старые песни на новый лад. Что касается Кинчева и «Алисы», то, скажу честно, эта группа меня давно интересовать перестала. Новые песни и альбомы «Алисы» я не слышал уже лет десять. После того, как Костя стал играть какой-то хард-рок с маршевыми интонациями и текстами по поводу православных славян, ангелов демонов и так далее, меня это перестало трогать. Мне эта тематика неинтересна, но в первую очередь мне совершенно неинтересна музыка «Алисы». Скажем, у наших православных групп, типа «Ансамбля Христа Спасителя и Мать сыра земля» или «Комбобак», довольно интересная музыка. Эти ребята что-то такое ищут, их интересно слушать. «Алису» слушать мне категорически неинтересно.

— Почему в нулевые так и не появилось ни одного нового музыкального стиля?

— Эта проблема уже не имеет никакого отношения к нашей стране. Эта проблема глобальная. Моя красиво сформулированная идея состоит в том, что эпоха великих географических открытий в музыке закончилась. Точно так же, как она закончилась в освоении планеты Земля где-то в 17-м веке, когда открыли все острова, проливы и континенты и осталось только их потихонечку осваивать и изучать. То же самое произошло и в музыке. Фактически с середины 90-х годов (больше 20 лет) ничего принципиально нового в музыке создано не было. Последние удивительные и необычные вещи, которые я слышал, относятся к середине 90-х. Это касается в первую очередь электронной клубной музыки, когда появились хаус, техно, транс, джангл, драм-эн-бэйс. И, в общем-то, на этом все дело кончилось. Уже всякие другие модные термины, будь это какой-нибудь брит-поп, фрик-фолк, даб-степ или пост-рок — это все не более, чем новые ярлыки на то, что уже было. Новые материки и острова уже не открываются. Боюсь, что это уже навсегда.

— Недавно наша Госдума вынесла на обсуждение законопроект о запрете романтизации и героизации жестокости, криминала в произведениях искусства, в том числе и в песнях. Это прямой удар по нашему тюремном шансону и блатной лирике. Как вы относитесь к такой инициативе?

— Если говорить конкретно об этом предложении, в отличие от многих других законов, которые наша Дума принимает, то в нём имеется, по крайней мере, рациональное зерно. Я вряд ли бы стал распространять это на музыку, но то, что касается телевидения, всех этих бандитских сериалов, триллеров, кровожадной мистики и т.д., это на самом деле караул. Мне просто тошно смотреть телевизор. Это связано не только с низкопробной попсой или лживой пропагандой, это связано как раз с тем, что для любого человека, если он не маньяк или не полный идиот с костной тканью вместо мозга и проволоки вместо нервов, ему все эти потоки крови, агрессии, насилия и цинизма, которые ниагарским водопадом низвергаются с телеэкрана, просто физически невыносимы. Я смотреть это не могу. И детям это смотреть мы категорически запрещаем.

Если бы у меня была возможность вычеркнуть какие-то каналы, скажем, НТВ и вместо них запустить перманентный «Чёрный квадрат» Малевича, я был бы очень этому рад. Каким-то образом противостоять или фильтровать насилие на телевидении, на мой взгляд, необходимо. Только на телевидении. Потому что, если говорить о кино и музыке, то, во-первых, кино не является таким беспощадным и всеобъемлющем, как телевидение. В кино всё-таки надо идти, купить билет за деньги, и там могут быть всякие ограничения, типа 16+. Во вторых, в кинематографе, помимо всей этой попсовой коммерческой голливудской дребедени, случается и в больших количествах кино художественное. И тут, естественно, тот случай, когда из песни слов не выкинешь. Если там идёт речь о насилии, то там идёт речь о насилии. И под эту гребёнку можно причесать массу шедевров мирового киноискусства в диапазоне от Мартина Скорсезе до Фрэнсиса Форда Копполы. В музыке это не настолько всё критично. В силу своей природы музыка это не визуальное искусство, мозги из песни на вас вылетать не будут.

-У наших читателей, судя по опросам, совсем пропадает интерес к звёздам. Это общая тенденция?

— Не думаю, что это специфика «АиФ». Думаю, что это реальная тенденция, которая во многом связана с тем, что очень мало чего в последние годы и даже десятилетия в музыке было интересного. Если бы так же, скажем, как в 80-е или даже 90-е годы, постоянно появлялись какие-то новые герои, необычные интригующие артисты с классным репертуаром, я не сомневаюсь в том, что вся эта музыкальная сцена находилась бы в хорошем тонусе, интриговала бы и заводила народ. Сейчас этого нет. Возьми нашу попсовую сцену — это просто дом престарелых. На рок-сцене опять же на первых ролях по-прежнему ветераны. О шансоне мне трудно что-то сказать, но и тут я слышу всё время одни и те же пресловутые три фамилии.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что людям попросту надоело читать об одних и тех же людях. Ну, что нового о них можно узнать? В конце концов, все разновидности скандальной информации по поводу того, кого с кем видели, и кто от кого ушёл — это всем уже давно обрыдло. Тем более, что все прекрасно понимают: в 90% случаев это просто тупо высосанные из пальца пиар-акции. Все эти якобы невесты Николая Баскова или якобы партнёры Анастасии Волочковой. Думаю, что люди давно уже познали цену этим выдумкам. Народ в этом смысле не дурак и чует, откуда гнилью несёт.