Застать Владимира Спивакова в Москве трудно. Добиться интервью почти невозможно. Договориться о совместной беседе с Владимиром Теодоровичем и его супругой Сати — редкая удача. Нам повезло: мы умудрились втиснуться между утренней репетицией и вечерним отъездом маэстро на гастроли. С тех пор прошло больше 10 лет, но, хочется верить, романтика в отношениях Спиваковых осталась...
Татьяна Уланова, АиФ.ru: Владимир Теодорович, сегодня все пишут мемуары. А Сати как-то сказала, что вам еще рано...
Владимир Спиваков: Дело не в возрасте. Уверен, мои мемуары читатели не увидят никогда. У нас принято все мерить десятилетиями, получать по случаю ордена, звания, подводить итоги. Наверное, это нужно делать. Но я пока не чувствую, что остановился...
К слову, лучшие поздравления я получил от музыкантов, с которыми работаю. Они благодарили меня за то, что я вернул им человеческое достоинство. С такими словами ни один орден не сравнится. Значит, не зря жил.
— А если бы вам нужно было охарактеризовать себя, как написали бы: «Владимир Спиваков — это...»?
— Мандельштам хотел быть прижизненным другом всех живущих. Мне тоже этого хотелось бы, но, к сожалению, подобное невозможно: иногда кому-то мешает даже мое существование.
«Зная, что до тебя были Малер и Шостакович, гением себя уже не назовешь»
— Вам наверняка часто говорят, что вы гений?
— Бывает. Но я этого очень не люблю. Мне вообще больше нравится, когда люди молчат — многое скажут их глаза. Когда после концерта вижу светящиеся лица, слова не нужны. И для меня именно это главное, а не то, называют гением или нет. Во всяком случае, зная, что до тебя были такие личности, как Малер и Шостакович, гением себя уже не назовешь.
— Простые смертные на пляж со скрипкой не ходят.
— И я со скрипкой не хожу. Только с партитурой.
— Простите. Неужели у маэстро Спивакова есть потребность репетировать каждый день?
— Иногда и потребности нет, а репетировать все равно надо. Рахманинов говорил: «День не поиграю — сам замечаю, два не поиграю — друзья замечают, три не поиграю — замечает публика».
— Обывателям часто кажется, что выдающиеся люди живут как-то особенно, их не волнуют, к примеру, бутерброды...
— Бутерброды и меня не волнуют. Если бы не чувство голода, никогда не стал бы их есть.
— Вы не принимаете к сведению модные медицинские теории о вреде совмещения хлеба и мяса?
— Не принимаю. В Америке в некоторых ресторанах висят таблички: «Берите столько, сколько сможете съесть, а не столько, сколько видит ваш глаз». Не надо есть много — вот и вся теория.
— А вы можете обсудить с Сати, скажем, что будет на ужин, что нужно купить?
— Конечно. Я и сам люблю покупать продукты. Правда, случается это только в августе, когда две с половиной недели провожу с Сати и детьми на юге Франции. Но тогда я чувствую себя настоящим орлом, добывающим для своих птенцов еду.
Сати: Когда мы уехали по контракту в Испанию, Россия была другой страной. У нас тогда было две дочки, младшей только исполнилось два года. Это был наш выбор — уехать, и дети не виноваты, что их вырвали из одной почвы и они прижились на другой. Четыре года мы прожили в Испании, потом переехали в Париж, там родилась третья дочь...
«Боже мой! — сказал он. — Как с гор спустилась...»
— В своей книге, Сати, вы написали, что никогда не носите носков, бигуди и халатов. Маэстро предпочитает, чтобы вы ходили дома в коктейльном платье?
— Однажды, когда я только вышла замуж и в очередной раз пыталась надраить квартиру, новоиспеченный супруг неожиданно застал меня в длинных красных носках и бигуди (в те времена еще не принято было каждый день делать укладку в салоне). «Боже мой! — сказал он. — Как с гор спустилась...» Этого комплимента оказалось достаточно, чтобы бигуди и носки исчезли из моей жизни навсегда. А вот халатов у меня несколько — шелковых, кашемировых, хлопковых кимоно, привезенных Володей из Японии. Хотя, согласитесь, халат — это иная форма существования, нежели, к примеру, джинсы и рубашка. Вот в них, как правило, и хожу дома. Но уж никак не в коктейльном платье.
Владимир Теодорович: Женщина все-таки должна являть собой чистейший образец...
— А мужчина не должен?
— Я тоже стараюсь быть на уровне. Безусловно, нет никакой необходимости в том, чтобы супруги ходили дома, как на высоком приеме. Но и обыденности нужно стараться избегать. Если вы ужинаете, а рядом на веревке сушатся носки и трусы, вряд ли это доставим вам удовольствие. Какие-то эстетические нормы все-таки должны быть.
— Вы сегодня уезжаете на гастроли. Сати поедет с вами?
— Нет, я еду на один день. Да она и не всегда меня сопровождает, иногда это просто дорого.
— У вас есть такое понятие?
— Конечно. Люди думают, что я очень богат. Это не так. Хотя я не жалею денег. Не забывайте, у меня все-таки фонд, дети, которым я помогаю. Бывают такие трагедии, когда не откликнуться нельзя. Значит, будут перечислены средства...
— Потом у вас длительное заграничное турне. Что обычно берете с собой в такие поездки?
— Сухари... За границей нет черного хлеба, к которому я привык: бородинского, орловского, столового. Тот хлеб, что там есть, я не выношу. Вот и спасаюсь сухариками. А вы думали, у меня на столе непременно стоит «Дом Периньон»?.. Я обожаю простую пищу: борщ, квашеную капусту, малосольные огурчики. Люблю воблу, хотя надо мной все смеются. Могу иногда выпить пива... Из духовной пищи со мной всегда книги.
— Находите время для чтения?
— Конечно, времени полно! Например, перед сном есть 45 минут... Обычно, чтобы не устать, читаю несколько книг одновременно. Сейчас беру с собой двухтомник воспоминаний сына Цветаевой. Люблю читать на ночь что-то философское (такие книги хорошо успокаивают). Или письма: Пушкина, Томаса Манна. Бывает, в них встречаются фразы, благодаря которым рождается новая идея. Особенно интересны в этом смысле письма композиторов, Малера, например.
— Наверное, не будет преувеличением сказать, что ваша жизнь целиком посвящена музыке, в ней — смысл вашего существования. Но почему вы так долго противились тому, чтобы и ваша супруга реализовала себя в чем-то, кроме семьи?
— Да не особенно я и противился. Конечно, хотелось, чтобы Сати постоянно была рядом, чтобы нагрузки у меня было поменьше. Сидело во мне что-то такое домостроевское. Но, когда я увидел, как серьезно она готовится к своей программе, как ведет ее, то понял, что ей не просто хочется — ей необходимо этим заниматься. Впрочем, об этом и обо всем остальном вам лучше расскажет Сати. А то, знаете, я говорю с вами, а мыслями все еще на репетиции...
«Сегодня с такой женщиной ему было бы скучно»
Сати: Сейчас Володя воспринимает меня иначе. Он стал понимать, что для того, чтобы я была счастлива, мне кроме кастрюлек, глажки рубашек и проверки тетрадок нужно что-то еще. Раньше я все свои творческие силы тратила только на семью и его дела. Теперь же, думаю, и ему неинтересно было бы видеть рядом с собой декоративное растение под названием «жена». Сегодня с такой женщиной ему было бы скучно.
— Прежде его «декоративное растение» устраивало?
— Володя был человеком обожженным. Он боялся...
— Боялся потерять вас?
— Да. Второй раз в жизни (по информации из открытых источников, это третий брак Владимира Спивакова. — Авт.) он решился создать семью и постоянно был в состоянии недоверия: а если жена выйдет на улицу, а если будет с кем-то общаться... Только поймите правильно: Володя — личность, и я не склонна приписывать ему примитивные мужские инстинкты. Он выше их, а наши отношения гораздо глубже, чем банальная ревность... Много лет назад все было иначе. Вы не представляете, какой шум поднялся в Москве, когда народ узнал, что Спиваков женился на студентке театрального вуза! Моя энергия тогда уходила на то, чтобы доказать всем, что я способна быть женой Спивакова. К тому же я оканчивала институт, вскоре родила... В тот момент у меня не был ни сил, ни куража доказывать, что я еще и актриса с дипломом. Потом родилась вторая дочка, мы уехали в Испанию... Я не сидела на месте, учила языки. А когда поняла, что готова заняться чем-то серьезным, в моей жизни появилось телевидение.
— Но ваша программа на Первом канале прекратила существование...
— Официально ее никто не закрывал, и я не знаю, что произошло. Сначала начались проблемы с эфиром, потом передача просто перестала выходить. При этом никто не сказал мне: «Ваша программа больше никому не нужна». Или «Ваша программа нужна, но понадобится через год, а пока вы свободны». Два года я работала очень честно. А меня все равно воспринимали как дамочку с хорошим общественным положением: «Ну зачем тебе это? Что ты нервничаешь? Для тебя это так важно? У тебя же есть Спиваков...» Я понимаю: передача, выходившая дважды в месяц по 26 минут, рассказывала не о последних людях, но, наверное, не о самых важных — все-таки в стране происходят перевороты, теракты, выборы. Но, когда тебе в течение полугода не говорят вообще ничего, ты чувствуешь себя актрисой в пьесе абсурда. А потом не можешь смотреть в глаза Жене Гришковцу, Сергею Соловьеву, Андрону Кончаловскому — людям, которые, выходит, зря потратили время, потому что программы больше нет. Канал оскорбил не меня — их. В результате, когда мне предложили делать цикл передач о классической музыке на «Культуре», руководство Первого канала восприняло мой уход как предательство. Но я хочу работать, а не сидеть и ждать, пока обо мне вспомнят.
— Рассказывая о своем желании работать, вы упомянули кастрюльки и глажку рубашек... С трудом верится, что супруга Владимира Спивакова занимается домашним хозяйством.
— Я очень люблю готовить для Володи, даже помощницу научила варить так, как мы любим. Но даже если она сделает фарш для котлет, то потом обязательно позовет меня: «Налепи сама». Для Володи важно знать, что стряпала я. В Москве, правда, исчезает привычка ходить в гости на обед или ужин, а на Западе это просто не принято. Например, наши друзья-французы воспринимают приглашение пообедать у нас дома как огромное событие: надо же, хозяйка сама будет готовить! Пару раз мы приглашали в Париже очень высокопоставленных состоятельных людей, накрыв обычный, как нам казалось, стол. Клянусь, я ничего не изобретала: сварила борщ, сделала жаркое из баранины, два салатика. Но по Парижу тут же разнесся слух о моих кулинарных способностях, люди передавали из уст в уста, что у меня обязательно нужно отобедать. Французам кажется невероятным, что женщина сама может встать у разделочного стола, нарубить морковку, свеклу. Или пожарить блины. Для них это — «хэнд мэйд»...
А с Володиными рубашка у меня и вовсе особенные отношения. Теперь-то в оркестре есть должность костюмера, и на мою долю глажка выпадает нечасто. Но когда я была помоложе, то периодически устраивала гладильные дни: в отсутствие мужа включала французский шансон, рок или латинос (он подобную музыку не выносит!), ставила перед собой часы и за семь минут иногда наглаживала до сорока рубашек.
«Спустя столько лет после свадьбы нам еще хочется побыть вдвоем»
— Вы с Владимировичем Теодоровичем вместе много лет. Романтика сохранилась в ваших отношениях?
— Наша жизнь складывается так, что мы все время на виду. Поэтому в последнее время, когда звонят друзья, я могу иногда сказать: мы заняты, у нас люди. А на самом деле никого нет... Спустя столько лет после свадьбы нам еще хочется побыть вдвоем. Да, не всегда у нас все было гладко. Но романтика сохранилась. Отдыхая, к примеру, летом во Франции, мы любим уехать вдвоем на антикварную барахолку в какую-нибудь деревушку в Провансе. Или погулять по берегу моря. А то вдруг Володя предложит: Поехали поедим морских гадов...
— И муж по-прежнему вас удивляет?
— Постоянно! Я очень редко простужаюсь, а недавно в Нью-Йорке у меня вдруг дико заболело горло. Володе нужно было уезжать, но перед отъездом он сбегал в аптеку. Проснувшись, я обнаружила в пакетике лекарство и... маленькую плюшевую собачку с бумажным сердечком — «To: Сатюша. From: Володя. Поправляйся!» или вот другой пример. Путешествуя как-то по Франции, мы зашли в ювелирную лавочку. «Смотри, какая прелесть!» — сказала я Володе, увидев малюсенький кулончик в форме клубнички. Признаться, украшение было дорогое — с турмалинами, из белого золота. «Ну, да, красиво», — как-то вяло откликнулся муж. А спустя месяц, в день своего рождения 12 сентября, подарил мне эту клубничку.
— Маэстро заботят подобные мелочи?
— Что вы! Он очень любит делать сюрпризы и невероятно внимателен именно в мелочах. Помню, однажды моя близкая подруга Алла Сигалова призналась при Володе: «Вот за что душу могу отдать — так это за рокфор». Прошло несколько месяцев, мы возвращались откуда-то в Москву. И вдруг во «фри шоп» в аэропорту Володя говорит: «Так, надо Алле рокфор купить...».
— А чем можно порадовать его самого?
— Сюрпризов Володя не любит. А вот если после концерта можно съесть воблу, он счастлив. Искренне радуется редкой книге, новым рисункам дочери. Но настоящее удовольствие муж получает, конечно, от удачной репетиции. Сегодня утром, к примеру, он был нервный, дерганый. А сейчас сказал, что хорошо позанимался, и я вижу: настроение улучшилось. Все-таки Володя абсолютно слит с музыкой и был бы несчастлив, если бы по какой-то причине ему не удавалось заниматься любимым делом. Он живет профессией, он ею лечится. Словом, скрипка всегда невидимо или зримо присутствует между нами.
Чем был известен скрипач Дмитрий Коган? 
Скрипач Михаил Казиник: «В России искусство — грань между жизнью и смертью» 
Скрипичный дьявол. Жизнь и достижения «разбойника» Паганини 
Скрипач Никита Борисоглебский: «Я устал от Страдивари» 
