Известный скрипач Пётр Лундстрем одним из первых выступил в зоне СВО: 10 апреля 2022 года он вместе с Алексеем Поддубным (Джанго) дал концерт в Мариуполе. В откровенном интервью aif.ru Пётр рассказал о том, как решился поехать на передовую, о своей миссии и о коллегах, которые поддерживают Украину, выступая против русской армии.
Екатерина Скрижалина, aif.ru: Петр, как вам удается совмещать музыку и гуманитарную миссию? Вы же очень часто бываете в Донбассе, в приграничных территориях.
Пётр Лундстрем: Во-первых, моя гуманитарная миссия во многом связана с музыкой. Поэтому несложно совмещать уже совмещенные вещи. Это как бы идёт в комплексе. Понятно, что, наверное, моё главное оружие — это скрипка, с которой, собственно, я и перемещаюсь всегда. А это тоже своего рода гуманитарная миссия, когда мы приезжаем, встречаемся с ребятами, с солдатами, с мирными жителями, с беженцами, в ПВРах где-нибудь в Курской области или в Авдеевке. Мы просто играем в подвале для жителей, которые два года жили в нем. Поэтому здесь у меня нет никакого противоречия.
— Как воспринимают вас люди, которые находятся в зоне СВО, слышат взрывы каждый день в течение долгих лет? Все-таки классика на любителя...
— Понимаете, в чем дело, классическая русская литература, она тоже на любителя, вы можете сказать, но ее знают во всем мире. Например, Достоевский популярен абсолютно во всем мире. А Дарью Донцову, при всем к ней уважении, никаких вопросов к ней, ее во всем мире не знают. Поэтому Филиппа Киркорова, дай ему бог здоровья, не знают во всем мире. А Чайковского, Рахманинова, Римского-Корсакова, Мусорского, Глинку знают везде. Другое дело, что у нас в стране действительно уникальный парадокс сложился. Ведь есть ли у нас с вами всемирно известные шансонье в стране? Нет. У нас их нет. Но у нас невероятно популярен шансон. Есть ли у нас всемирно известные рок-исполнители? Нет. Если не считать нескольких групп, и то они известны в основном в русскоязычном пространстве. Но у нас популярен рок, как и рэп. Про поп-музыку — есть у нас хотя бы один человек, который популярен во всем мире? Нет. Но у нас это невероятно популярно. При этом в классическом русском искусстве есть музыканты, исполнители на скрипке, виолончелисты, пианисты, композиторы — они наши и известны во всем мире. Это составляет собой невероятную мягкую силу России. Возвращаясь к вашему вопросу, замечательно реагируют люди, замечательно. Выступая в подвале в Авдеевке, я встретил там женщину, которая мне рассказала факты моей биографии, о которых я уже даже забыл. Она знала все обо мне. В Донбассе люди потрясающие: они из самых разных страт нашего общества. Но все они, во-первых, образованные, во-вторых, изголодавшиеся по настоящему человеческому общению, что очень важно. Я всегда говорю, когда мы приезжаем к ребятам, к солдатам, это же касается всех, мирных жителей: «мы с тобой одной крови, ты и я». Как в Маугли, помните?
— Я все же вижу разницу между вами и той же самой Юлией Чичериной.
— Начнём с того, что первые два концерта, именно в зоне СВО, я сыграл именно с Юлией Чичериной. Для раненых бойцов бригады в Донецке это было 9 апреля 2022 года, и в штабе под Марьинкой. Когда я играл первый концерт, признаюсь, у меня были сомнения. Как это выйдет: «Джанго» и Чичерина, песни, которые я сам знаю, могу подпевать, и тут я. Молодой человек, который будет играть на скрипке музыку Баха, длинную Чакону, которая идет 13 минут? Ох. Но все получилось. Конечно, я всегда играю первым, потому что так должно быть. Сначала классика, а потом все остальные жанры, которые вышли из классики. Это составляет собой невероятную мягкую силу России! Классика облагораживает. Прямой перевод этого латинского слова — лучшее, первоклассное, образцовое. Классика — это лучшая часть и нашей, и мировой культуры.
— Вы неоднократно признавались, что ваш самый большой страх попасть в плен. Это так? Смерть не страшит?
— Я стараюсь не врать, поэтому, наверное, это так. Раз я это говорю. Страшнее, конечно, в плен попасть, это же очевидно. Если ты умер, то и умер, что поделать. Я играл концерт 10 апреля 2022-ого года в Мариуполе. И вот тогда я помню, мы заезжали в машине с таким легендарным человеком, полковник, с позывным «Японец». Я его спрашиваю: «Товарищ полковник, а здесь наши-то солдаты есть?» Потому что ощущение было страшное, как в фильме «Ходячие мертвецы». Спустя два года я играл в Авдеевке, и это было абсолютно другое дело. То есть, если в Мариуполе была артиллерия, редко — стрелковый бой. То в Авдеевке появилось такое оружие, как FPV-дроны, что полностью изменило, в принципе, театр боевых действий. Это разные ситуации: каждая по-своему страшна и опасна.
— Вы считаете, что артист должен быть включен в политическую, военную жизнь своей страны? Коллеги по цеху в большинстве своем хранят молчание, закрывая глаза на происходящее.
— А вы знаете, у меня такой двухсторонний ответ будет. С одной стороны, я стараюсь не брать на себя слишком много, совершенно точно не судить других людей. Я не считаю себя моральным авторитетом, который может кому-то говорить, что делать. Вторая же часть моего ответа, я все-таки гражданин своей страны. Поэтому для меня немыслимо другая позиция кроме той, что есть у меня на этот день. Я всегда говорю, что армия — это не политический институт. Вы можете быть против партии, против правительства, даже против президента, против политиков, но русский человек не может быть против своей армии, потому что армия — это и есть народ, армия — это плоть и кровь народа. Армия — это наши отцы, дети, братья, сестры, это просто люди, которые защищают свою Родину, которые выполняют приказ. Я знаю очень много артистов, которые лично через меня, например, передавали деньги. Константин Кинчев, например, из группы «Алиса», который, тем не менее, не говорил громких слов, не делал каких-то невероятных заявлений для прессы, но помогал.
— Как вас затронула СВО?
— Мой родной дедушка, народный артист России Михаил Воскресенский, человек, который родился в Бердянске, жил при нацистской оккупации, чей отец (мой прадед) погиб при освобождении Мелитополя, будучи мобилизованным в Красную армию — эмигрировал в Америку в 2022 году в 87-летнем возрасте. Дай ему Бог здоровья, конечно, Слава Богу, саму по себе Украину он никак не поддерживал, но в целом — такие решения недоступны моему пониманию. У меня есть четкая политическая позиция, если люди куда-то уехали, если они поставили себе какие-то черные квадраты на аватарки, крикнули вместе со всеми невероятно пошлое и подлое «нет войне», то мы можем и должны их порицать как общество, можем влиять на их дальнейшую карьеру и судьбу в нашей стране. Но, мне кажется, мы не должны применять к ним никакие меры административного или уголовного характера. В конце концов, у них есть право на мнение и так далее. Люди же, которые пожертвовали хотя бы один рубль или в целом поддерживают армию Украины — должны быть вне закона. На такие вещи должна быть реакция жесточайшая, вплоть до конфискации имущества, потому что не может человек поддерживать тех, кто убивает русских. Это невозможно.
