Днем в воскресенье я выхожу из метро – не на окраине, не в центре, где-то посерединке Москвы. Передо мной, чуть впереди, шагает мужчина в джинсах и хорошей, добротной куртке. Правой рукой он несет сложенную детскую коляску, но нести её не тяжело – этот мужчина высокий и жилистый. Он идет не медленно и не быстро. Нормально шагает.
Позади, следом, семенит малыш. Расстояние между этими двумя – около трех метров. Лет ребенку – тоже около трех.
На нем синий комбинезон в мелких звездочках и голубая шапка. Шапка хорошая, новая, не скатанная и не растянутая. Из рукавов комбинезона на веревочках свисают теплые синие варежки.
За те несколько минут – пять? семь? – которые кажутся вечностью, мужчина не оборачивается ни разу. Я напишу это еще раз: мужчина не оборачивается.
Напротив, ребенок, который продолжает топать по снегу за папой, сохраняя темп, несколько раз как-то непроизвольно поворачивает голову: вправо, влево. Немного удается рассмотреть его лицо. Там нет ни ужаса, ни истерики, которые, наверное, свидетельствовали бы, что происходит нечто из ряда вон. Лицо у мальчика напряженное, слезы в глазах - да, стоят, но выхода себе не находят.
А еще у мальчика есть щеки: розовые-розовые, пухлые. Если их поцеловать, будет пахнуть печеньем и морозом.
Ребенок сосредоточен, молчит и дышит через нос (так сказала мама). Нужно не отстать и не потеряться. Папа высокий, он несет коляску. Папа не смотрит.
Еще спустя несколько трудных метров мужчина сворачивает влево, в магазин на углу. Да-да, не обернувшись. Ребенок как-то странно взмахивает руками, поднимает их, опускает - и ускоряется. Помните, как выглядят дети в теплых пуховых комбинезонах? Они похожи на маленьких человечков-пингвинов. Один из таких - взбирается на две скользкие ступеньки, потом преодолевает преграду в виде страшных автоматических дверей и вбегает в магазин.
Что нужно знать о безопасности: памятка ребёнку. Инфографика >>
Я не иду следом. Я чужой человек и остаюсь в стороне, моя траектория - по касательной, как и в множестве других случаев, когда кажется, что сделать ничего невозможно. Разумно ли, в самом деле, было бы догнать отца и посмотреть в лицо, сказать про Достоевского? Можно ли обнять ребенка за его слезинку, сделать что-то? Если да, то что? Самый ли это жуткий случай из всех тех, которые проходят через наши информационные фильтры? Нет. Привыкли же мы читать, как мать дочку утюгом, а внук бабушку - табуреткой. Тут ведь даже не оставление в опасности. Кругом ходят люди, верно? Обычное моральное насилие.
Мы как-то все понемножку работаем со своими комплексами. Кто-то ходит или ходил когда-то к психологу. И я ходила тоже. Помню, сначала всё удивлялась, зачем на стеклянном столике коробка с бумажными салфетками: неужели кто-то решается здесь заплакать?
Кто-то пробивается лбом сам, чтобы однажды в 40 лет после стакана водки вспомнить, как папа-полковник усадил за стол и сказал решить задачку по алгебре, а ты не решил за весь день. С тех пор все, что ты делаешь, - это попытка нагнать этот день и сделать так, чтобы папа сказал «Ты не тупой».
Возможно, все это набор банальностей. Опыт подсказывает, что иногда самые банальные вещи – самые правильные. Я снова и снова возвращаюсь на заснеженный пятачок у магазина с еще не снятыми с витрин новогодними гирляндами. Я нахожу мальчика в синем комбинезоне у прилавка с замороженной рыбой и крепко обнимаю. Руки у тебя теплые, малыш, это хорошо. Я бы хотела всю жизнь ловить тебя над пропастью во ржи.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
