Почти 800 операций на мозге в зоне СВО, свыше 500 — хирургических, сотни эвакуаций бойцов в критическом состоянии. Врачебно-штурмовые бригады специалистов из Федерального научно-клинического центра реаниматологии и реабилитологии Минобрнауки России работают вблизи линии фронта вахтовым методом по две недели. Врачи имеют ордена и медали — у коллектива уже не один десяток военных наград.
Через заботливые руки врачей ФНКЦ РР прошли лечение более пяти тысяч ветеранов СВО после тяжелейших травм головного мозга. Не просто выжили, а вернулись к нормальной жизни, а кто-то — и вновь в строй.
Как врачи приняли серьезный вызов, какие новые технологии применяют для лечения раненых, aif.ru рассказал директор центра, член-корреспондент РАН, ветеран боевых действий Андрей Гречко.
«Боремся за жизнь каждого»
Юлия Борта, aif.ru: — Андрей Вячеславович, вы называли удивительные цифры, большинство раненых восстанавливаются. Как этого удается достичь?
Андрей Гречко: — Наша команда гордится тем, что мы переняли постулаты, которые заложил крупнейший советский ученый В. А. Неговский (его именем названо одно из наших учреждений — Институт общей реаниматологии) на основе своего личного опыта военврача во время Великой Отечественной войны. А мы смогли его опыт приумножить.
Первое, что мы сделали совместно с нашими коллегами из военного ведомства, — спрямили маршруты эвакуации. Непосредственно с линии боевого соприкосновения мы забираем всех пострадавших ребят. Далее определяем тех, кто должен лечиться у нас в центре. Это очень важно: пациента, который нуждается в высокотехнологичной медицинской помощи, в частности при повреждении головного мозга, нужно доставлять сразу туда, где его будут оперировать и лечить.
Второе — это использование научных разработок. У нас большой штат научных сотрудников, 12 научных лабораторий, все исследования сразу претворяются в жизнь и применяются в стационаре. Не только в нашем, но и, например, в республиканской больнице в Луганске.
Все это в комплексе и дает высокую результативность с точки зрения выживаемости пациентов, снижения показателей инвалидизации и сокращения сроков восстановления.
— Что это за новые технологии?
— Например, транскраниальная магнитная стимуляция. С помощью магнитных полей определенной частоты воздействуем на мозг пациента, чтобы активизировать процессы, которые помогут восстановить сознание. Применяем благородные (инертные) газы для восстановления функций мозга, гипотермию, чтобы снижать температуру головного мозга до 32–33 градусов и таким образом нивелировать повреждающие факторы, и многие другие методы. Мы изготавливаем индивидуальные импланты для закрытия дефектов черепа любой сложности. Кстати, наше новейшее оборудование в большинстве своем отечественного производства.
«Просятся обратно в строй»
— Можете привести пример, насколько тяжелая категория пациентов к вам поступает?
— У нас очень много ветеранов из штурмовых передовых подразделений, которые там находятся буквально с начала СВО.
Был такой случай. Молодой парень-контрактник получил осколочное ранение в грудь, закрытую черепно-мозговую травму. Через поврежденную, раскрытую осколком грудную клетку мы видели сердечную рубашку (оболочка сердца) и под ней сокращающийся орган.
На месте ничем помочь ему было не возможно. Сделали ставку на быструю эвакуацию, понимая, что это позволит нам этого парня спасти. Потому что у него и организм нам помогает — это молодой здоровый 30-летний мужчина. Воин. Герой. Потребовалось меньше суток. Парня довезли, выполнили операцию. Он выжил, восстановился. До такой степени, что запросился назад в свою часть. Я не уверен, что его приписали снова на ту же военно-оперативную должность, но то, что он вернулся в строй, это точно. Есть и более тяжелые пациенты. Государственная поддержка и такие проекты, как наша программа «Возвращение», позволяют подавляющему большинству этих ребят продолжать жить.
На основе опыта такой работы, при методическом сопровождении РАН, наша команда специалистов подготовила Национальное руководство по ранней нейрореабилитации пациентов в критическом состоянии. О том, как не только лечить, но и как правильно организовать помощь.
— А кто-то еще и осваивает новую профессию после лечения у вас...
— Да, есть и такие. Пациент с очень тяжелой травмой находился несколько месяцев на ИВЛ с поддержанием практически всех жизненно важных функций. Через четыре месяца перевели его на естественное дыхание, с ним продолжили работу неврологи, реаниматологи, логопеды, психологи, другие специалисты. И через некоторое время он нам задал вопрос: может ли он вернуться назад? Но сначала мы ему организовали встречу с родителями. И вот представьте: человек, который несколько месяцев провел в коме, без движения, едет в лифте, уверенно стоит на своих ногах и снимает селфи на фоне зеркала. Он встретился с родственниками, мы его выписали, продолжили дистанционно оказывать ему реабилитационную и психологическую помощь. И он за истекший год закончил специалитет по медицинской реабилитации (инструктор лечебной физкультуры). Так вот, этот наш боец, впечатлившийся пребыванием у нас (мы все с ним успели близко познакомиться), поняв, как это все работает, теперь приедет работать к нам специалистом.
Все записались в добровольцы
— Как организовано направление врачей в зону СВО?
— Мы никого никуда не направляем. Когда началась СВО, все сотрудники (а у нас очень молодой коллектив, средний возраст врачей — 39 лет) как один записались в добровольцы.
— А в чем мотив?
— Так получилось, что в одном месте собрались полторы тысячи классных специалистов, и все — патриоты. У нас чувствуется особая энергетика. Перед тем как мы заключили военный контракт, у нас было 24 командировки в зону СВО. Мы изучили на месте, что нужно, чтобы дополнительно спасать жизни, потом сформировали врачебно-штурмовые бригады. Не потому, что штурмуют с огнестрельным оружием на передовой, а потому что работают по-штурмовому, без выходных и праздников. Наши врачи там находятся постоянно, перевод бригады на ротацию — через 14 дней.
— У ваших врачей уже много наград за эту работу. У вас лично орден Мужества, медаль «За отвагу» и другие.
— Для меня самое почетное то, что все наши медики, которые выполняют работу в зоне спецоперации, отмечены военными наградами. Да, часть из нас, я сам и мой первый заместитель Алексей Яковлев (руководитель НИИ реабилитологии имени профессора Пряникова И. В. ФНКЦ РР — прим. ред.), послужили по контракту. Наша работа оценена высокими наградами, которые вручены в зоне проведения СВО, по указу Президента в особом порядке. Мы гордимся тем, что государство доверило нам эту работу. А когда тебе доверяет сам Верховный главнокомандующий — это можно считать лучшим итогом профессиональной жизни.
Дрон влетел в окно «буханки»
— А прямо на поле боя приходилось кого-то спасать?
— Мы были очевидцами случая, когда вражеский дрон догнал нашу «буханку», влетел в окно. К счастью, снаряд не разорвался, дрон разрезал водителю все мягкие ткани до кости, от мочки уха до мизинца. Мы рану быстро обработали, зашили, все зажило.
Когда мне задают вопрос «страшно ли там?», я отвечаю: страшно. И если кто-то говорит, что это не так, это бравада. Тяжело? Физически, конечно, тяжело. Мы там очень большой период времени провели весной-летом-осенью. Это жара под 40 градусов. А ты сутками в бронежителете, каске, с укладкой.
Там учишься постоянно «слышать воздух» и смотреть под ноги из-за высокого риска нарваться на мину. Даже в самом Луганске по привычке на газоны не заходишь, только на дорожки. Кстати, город, еще в 2023-м выглядевший военным, на наших глазах превратился в цветущий сад. Отремонтировали дороги, отстроили здания. Даже видеокамеры появились, которые штрафуют за нарушения ПДД, мы застали, как их устанавливали.
Но замечу, что многие тяготы и страхи уходят на второй план, когда попадаешь в боевые подразделения, где ребята уже задолго до тебя воюют. И ты пропитываешься этой энергетикой. Там (я напомню, что это Добровольческий корпус, туда все пришли по зову сердца) царит необыкновенный патриотический настрой и абсолютное доверие. Мы все друг друга знаем, кто чего стоит. Мы все помним друг друга по позывным.
Позывной — Грек
— У вас какой позывной?
— Мой позывной Грек. Я его получил еще со времен внутренней службы 17 лет назад.
— Как изменился характер травм?
— Подавляющее большинство — это минно-взрывные ранения и как их последствие — множественная осколочная и черепно-мозговая травма. Мы за все это время пуль достали буквально несколько штук. Осколки — главное зло. В основном металлические, а самые неприятные — из пластика, которые тяжело обнаружить.
— Говорят, вражеские дроны охотятся на врачей.
— Охотится враг на всех, кого только может увидеть. Чтобы себя не выдать, ездим вблизи ЛБС на транспорте, про который не поймешь — то ли фермер несется, то ли это военно-медицинский транспорт.
— Люди меняются, побывав там?
— Оттуда смотришь иначе на многие вещи здесь. Многие поступки видишь совершенно по-другому. Там живешь по-другому — честно, просто, открыто, без лишних условностей. Если ты патриот, если хочешь этим заниматься, ты там. У нас же государство дает свободу: если ты имеешь другие воззрения, можно этого не делать, не быть добровольцем. Я туда пришел не по призыву, а сам. И он (показывает на Алексея Яковлева — прим. ред.) туда пришел сам. Осознанно заключили контракт. Мы гордимся тем, что нам государство доверило эту работу. И там такие все. Других там быть не может. По крайней мере, где мы были, других нет.
Подоляка: ВС РФ скоро могут освободить курское село Горналь 
«ВХ»: ВС РФ применили уникальный дрон-разведчик при ударе по ВСУ в Одессе 
ВС РФ освободили Горнальский монастырь в Курской области 
Два бойца ВС РФ остановили контратаку ВСУ на БМП Bradley 
В Подмосковье задержали полицейского, устроившего ДТП с мотоциклом 
