Про этот дом в деревне Раздолье Ленинградской области волонтёры сняли кино — «Дом на воле». Лента заняла первое место на фестивале в Боливии в номинации «Лучший игровой фильм». Боливийцы решили, что всё это — игра...
Хотя всё это — правда. Но поверить в это трудно. Даже находясь здесь, среди жителей Дома и их гостей.
Отец Борис Ершов, окормляющий Дом, говорит: «Службы по здоровью я ребятам разрешаю пропускать. Послабления — как у путешествующих». Так я понимаю, что пришла в дом к путешественникам — во времени. Попала в будущее. В Дом сопровождаемого проживания, куда смогли «выписаться» из психоневрологического интерната (откуда большей частью «выписываются» на кладбище) или благодаря Дому не попасть в интернат уже 7 человек.
Володя, Серёжа, Люба, Юля, Коленька, Дина и ещё Володя.
Каждый в своей комнате: скандинавский дизайн, икеевская мебель, золотое и лазурное, картины, ангелы, свечи, запах свежей сдобы и жаркого из духовки. Странные, не такие, как все. Такие, каким обычно отведено место за бетонным забором... А они живут дома. И выполняют тайное предназначение.
Это настолько нереальный сценарий, что им заинтересовался голливудский Терминатор — Арнольд Шварценеггер.
«Наша Офелия тоже ку-ку»
«Дом на воле» снял режиссёр Максим Якубсон. Построила — Мария Островская, руководитель питерской организации «Перспективы» (которую поддерживает Синодальный отдел по благотворительности РПЦ).
Мария, похожая на британскую королеву, сидит напротив меня за длиннющим хлебосольным столом и говорит, что 20 лет назад работала психологом в «Скворечнике» (психиатрической больнице им. Скворцова-Степанова — отсюда выражение, используемое в питерских ПНИ: «Смотри тут, не то посадим тебя в „Скворечник“!»). Тамошние коллеги называли её «наша Офелия». «Все считали, что я тоже ку-ку. Наши врачи только снимали симптомы медикаментами. Но не работали с человеком! Я была винтиком в чудовищной системе, с которой была не согласна. И я была в отчаянии».
Максим — стоит справа от меня, за стулом безгласного Коленьки. Коле 21. Максим поправляет на нём слюнявчик. Коленька ростом с младшего школьника, Коленьку хочется взять на ручки и укачать... Когда не ест, он сидит на огромной веранде дома в кресле-качалке с тремя пушистыми хвостами из искусственного меха и молча их гладит. «Колю это успокаивает; кошки-то быстро от него убегают».
Мария Островская присматривает за Колей уже 20 лет.
Она ушла из «Скворечника» и бесчеловечной системы. И осталась с вверенными этой системе людьми.
Баронесса Маргарете
Первой она смогла забрать Дину. «Просто однажды я ей это пообещала».
В день, когда Дина Лоскутова — спустя много лет — «выписывалась» в Дом на воле, шёл дождь. Мария Островская толкала её коляску по двору ПНИ, а все, кто там оставался, приникли к окнам и провожали их взглядами. Завеса воды делала силуэты вырвавшихся на свободу всё неявнее...
Мария Островская и Маргарете фон дер Борх за эти годы вытащили из интернатов несколько человек. Маргарете, немка, баронесса, славистка, студентка, приехавшая в Россию в конце 90-х и случайно попавшая по каким-то переводческим делам в один из питерских ПНИ, «обалдела тогда от тишины: здание на 150 человек — и никто не издаёт ни звука... Угас даже рефлекс плача. Все просто лежали в кроватях. Всю жизнь», — вспоминает она.
Маргарете решила остаться в этой стране. И посмотреть, что будет.
Спустя 20 лет она смотрит на Дом на воле уже с небес. Умерла в марте этого года от рака. У себя, в Германии.
Но успела всё, что задумала.
Или почти всё.
Володя, Серёжа, Люба, Юля, Коленька, Дина, Володя...
Дина летала хоронить Маргарете в Германию. Улетала — из дома. Возвращалась — домой.
«Есть только люди»
Раздолье стоит на реке Волчьей, что хорошо видна от подножия храма, в котором служит отец Борис. Он стоит под дождём без зонта, через лоб идёт шрам. Несколько лет назад отец Борис, который не был тогда священником, попал в аварию. «Врач, военный хирург, прошедший Чечню, сказал, что травма несовместима с жизнью. И если чудо случится, в самом лучшем случае я буду... ну вот такой, как Володя».
Реку Волчью заволакивает туман. И кажется, что всё это мираж. Этого раздолья не было. Или не будет... Но вот же. Есть.
Есть Володя Долматов, первый подопечный отца Бориса, храмовый прихожанин, у которого умерла мама и оставила его одного. В 45 лет. Родным было с ним очень трудно, уже хотели отдать в интернат... Так отец Борис понял, что Володе нужен дом.
И у Володи — и остальных — он появился.
А к Володе, который оказался писателем (и ему даже по этому случаю выделили в Доме собственный кабинет) и сделал серию рассказов, в гости приехал Евгений Водолазкин, автор «Лавра» и «Авиатора». Поговорить о своём, писательском, по душам.
У Сергея Ерёмичева, у единственного, в комнате есть телевизор — Серёга без него никак. Смотрит внимательно, вплотную придвинув стул к экрану, как рыбак на поплавок... Рыжий кот, телевизор и томик биографии Шварценеггера — вот и всё, что Серёге надо для жизни. И самая его любимая футболка — тоже с Арни. Когда в сентябре стало известно, что Арнольд приезжает в Россию, Серёга начал неистово мечтать: «Попить вместе чай, поговорить по душам и чтобы он свою железную руку подарил». Чай был готов, Серёга — в позе Арни — демонстрировал мне бицепсы, Дом ждал.
В октябре они встретились.
Серёга и Шварценеггер.
Миссия выполнима.
...Коленька тащит у меня из тарелки пирожок. «Ну я же говорил — ему не надо переедать...» — сетует Максим, наклоняясь к Коленьке.
Максим Якубсон здесь друг дома, дежурный, волонтёр. Как и остальная команда «Перспективы». «Ребята привыкли ко всему казённому, и, когда только заселились, Дина говорит: „Ну хочешь, я помогу тебе помыть пол“. А я отвечаю: „Это я тебе помогу помыть пол. Это твой дом, Дин“, — рассказывает Мария Островская. — Здесь нет уборщиц, санитаров, поваров, врачей. Здесь есть только люди».
Раздолье приняло Дом на воле настороженно. Кто-то размахивал декларацией о правах человека и говорил, что будет биться за право «жить без инвалидов». «Потом местный магазинчик соорудил пандус для наших колясок... Сейчас мы дружим, нам приносят молоко и овощи».
На веранде смеркается, соседний дом (отца Бориса) за огромными окнами тонет в синих сумерках, я вижу силуэт Коленьки на качалке. Он молча гладит пушистые хвосты. Ему хорошо.
Что ещё нужно для жизни?
Пить чай и говорить по душам под абажуром рыжего света.
И помнить — о тех, кто смотрит на эту нереальную сцену сквозь завесу дождя.
В воде все равны. Московский дайвер учит нырять тех, кто не может ходить 
Без ограничений. Как помочь людям с инвалидностью жить полноценной жизнью 
Трость не помеха. Как инвалид смог стать чемпионом мира по пауэрлифтингу 
Больше, чем мамы. Спасая своих детей, они помогают и совершенно чужим людям 
