В позе с серпом
— Тётя Аня — добрейший и светлейший человек, большая скромница, — рассказывает Татьяна о своей тёте и плачет. — Но после смерти её обозвали нищей. Когда тётя Аня умерла в 2000 г., в Верхнее Ламоново, где она жила последние годы, в её дом примчались из Москвы журналисты. А тут из погреба пьяный парень вылезает — его просто попросили за десятку из погреба картошку вытащить. Он достал этот мешок, картошка рассыпалась. Представьте картину: тут парень, там картошка, а в комнате на диване тётя Аня мёртвая лежит. Они это всё сфотографировали. Потом ещё приехали, могилку её сняли и опять уехали. А могилку-то мы не успели привести в должное состояние. И через какое-то время мне показали статью с этими фотографиями, где написано, что Анна Богоявленская, та самая Колхозница, умерла в нищете.
Но тётя Аня не была нищей! Ей просто не нужны были многие вещи, за которыми сейчас гоняются люди. Она довольствовалась малым и была счастлива. Да и как может быть нищим человек, который всю жизнь много работал? А тётя Аня не просто работала, она пахала! У нас вся семья работящая.
Тётя Аня — старшая сестра моей мамы. Родители их жили в Тульской губернии, в деревне Верхнее Ламоново. Потом дедушка с бабушкой перебрались в Москву. Дед купил на Сретенке полуподвальное помещение. Они там и жили, и работали, и тётя Аня там родилась. Дед был хорошим портным, шил верхнюю одежду. У него одевались и простые столичные красавицы, и все примы Большого театра. Приобщил он к шитью своих четверых детей, в том числе и тётю Аню. А она не только в шитье оказалась талантливой — обожала спорт, отлично плавала, играла в волейбол, каталась на коньках, даже в парадах физкультурников участвовала. Однажды на все свои сбережения купила себе хорошие коньки — не пожалела денег. У неё была хорошая фигура — всё при ней.
Как-то в середине 1930-х отдыхала тётя Аня в Серебряном Бору, плавала. Там её и приметила скульптор Мухина, подошла, поговорила, предложила попозировать для новой статуи. Деньги, правда, обещала небольшие даже по тем временам. Но тётя Аня согласилась — ей всё было интересно, она не придавала большого значения тому, сколько заплатят, её больше привлекало общение с настоящей художницей. Ходила тётя Аня к Мухиной всё лето, как на работу, стояла в позе с серпом.
Потом ей предлагали и дальше натурщицей быть, но она хотела трудиться по-настоящему. Снова стала шить у отца, а ещё устроилась телефонисткой на станцию. Потом встретила дядю Лёшу, фотографа, вышла замуж, дочка Наташенька у них родилась.
Мужа не простила
Пришла война. У тёти Ани был на руках грудной ребёнок, поэтому ей разрешили уехать из столицы. Она взяла Наташу и отправилась на малую родину, в Верхнее Ламоново. А дядя Лёша остался в Москве. Всю войну тётя Аня работала, валила лес, что-то шила, держала огород. Корова даже была. Этим они с Наташей и держались до Победы.
После поражения немцев тётя Аня сразу отправилась в Москву — а там у дяди Лёши другая женщина. Тётя Аня хоть и добрая была, но гордая, принципиальная, не простила. Дедушка купил ей комнатку подвальную в Докучаевом переулке, туда они с Наташей и вселились. Тётя Аня шила, брала недорого, поэтому клиентов было много. Потом устроилась в ателье, а там и из комнаты подвальной они смогли переехать, правда, в хрущёвку.
Как-то тёте Ане принесли газету со статьёй, что не стало натурщика, с которым она позировала для «Рабочего и колхозницы». Горько так она вздохнула: «Ну, вот я и осталась совсем одна».
К тому времени она действительно осталась одна. Дочку свою тётя Аня потеряла в 1983-м. Наташа очень хотела ребёнка, колола какие-то гормональные препараты и заболела раком. Как же тётя Аня хотела её спасти! Она всё готова была отдать, со мной советовалась: «Таня, давай продадим старинное кольцо, которое от отца осталось. Может, лекарство какое сможем купить?» Но я её остановила — онкологи уже тогда сказали: «Всё бесполезно».
Через несколько лет тётя Аня обратилась ко мне: «Таня, может, поменяем мою квартиру поближе к тебе?» Она очень не хотела жить одна. Но тогда мы так ничего и не сделали. А потом тётя Аня нашла своего младшего брата, который родился у её отца во время войны, сговорилась с ним, и переехали они в двушку. Она мне после призналась: «Как только вещи в машину погрузили, я сразу пожалела». С братом поселилась ещё родственница, очень жестокая женщина. Тёте Ане там житья не стало. Так она и перебралась снова в Верхнее Ламоново.
Но это ей даже на пользу пошло. Тётя Аня обожала деревню. Для неё чистый воздух, трава, пение птиц были очень дороги, она, хоть и родилась в Москве, душой была деревенская, настоящая Колхозница. В деревне к ней любой мог прийти и попросить: «Анна Ивановна, подшей пальто». Она и пальто подошьёт, и платье сошьёт — конфетку из чего хочешь сделает. Конечно, в деревне денег больших у людей не было, и она иногда говорила: «Давай за работу ведро картошки, мне хватит». Вечерами делала картины из соломы: брала оргалит, красила краской, что-то там клеила из соломки, бересты — и получались довольно любопытные произведения. Её работы даже как-то на выставку брали.
То, что тётя Аня — та самая Колхозница с ВДНХ, в деревне знали, но никто этим особо не впечатлялся. Она для всех деревенских была просто Анной Ивановной, швеёй. Да и в Москве её никогда на улице никто за Колхозницу не признавал. Я на эту скульптуру Колхозницы всегда заглядываюсь, когда бываю на ВДНХ. Фигура у неё — один в один тёти-Анина. А вот лицо не очень похоже.
Сделали, как было. Какие памятники архитектуры отреставрировали в Москве? 
«Суворов — на выход». Как Украина продолжает войну с памятниками 
Два Александра — Опекушин и Пушкин. Памятник и скульптор — неожиданные виды 
Споры о вожде. Уральцы решают судьбу памятника Сталину, найденного в пруду 
Спасские, Покровские, переделанные и виртуальные. Знаменитые ворота Москвы 
