Про антиподов говорят: «У них работают разные центры мозга». Но в том и дело, что долгое время я внушал себе, что мы с Малаховым одних мыслей, каковое самовнушение было изначально, заведомо, априорно несуразным: Андрей Малахов (это не обвинение, а констатация) живёт ради рейтингов. Я живу, чтобы прокормить семью.
И любой, кто знает меня не коротко даже, а хоть сколько-нибудь, скажет, что обвинения меня в том, что я спекулировал на смерти Жанны Фриске, — чушь собачья. Подлость этой попытки меня очернить ещё и в том, что совсем незадолго до неё я в партикулярной форме рассказал Андрею всю подноготную своей жизни, окрасившейся в чёрный цвет смертью брата, — и о том, как мне помог канал «Россия». Но не извинится Малахов, не принято в этом мире, его мире, меня отторгающем, извиняться.
Как Тодоровский не извинится перед Охлобыстиным. Тодоровский считает попсового полусвященника ходячим суррогатом, хотя к чёрту интерпретации, сдобренные сарказмом, вот цитата: «Что делает Ваня Охлобыстин? Он без устали выпендривается, чтобы привлечь к себе внимание. Потом появляется какая-нибудь крупная компания, делает его своим лицом и платит ему за то, что он такой... Священник в наколках, отец шестерых детей, при этом актёр сериала и человек, призывающий кого-то там сжигать в печах... Что ещё он должен сделать, чтобы оказаться в центре внимания? Для того, чтобы прибить свою мошонку к Красной площади, он слишком труслив, а всё остальное он уже сделал. Официально заявляю, что это его конец». Я не считаю, что Тодоровский «наддал драматизма», я тоже полагаю, что Охлобыстин перебрал с комизмом и увяз в фарсе. Но увязших в трагифарсе у нас много; как говорится, «им нет числа, у них другое небо».
Весть о том, что Полонский подрался с сокамерником, обрушив на него телевизор, — логическое продолжение срежиссированной им же самим эпопеи, где он сам назначил себя Богом, а нас плебеями. Этот парень, который однажды сказал мне: «Мне голос был, я стану лидером нации, институцией, мать его, национального масштаба», — этот парень наверняка хочет сгинуть с радаров, кляня себя за давешнюю к ним привязанность. Но ему не дадут.
А на радарах, между тем, новые герои. Один — страховидный, как участники «Модного приговора» до трансформации. Джефф Монсон, доподлинный Франкенштейн, вознамерился сменить американское гражданство на расейское и уже даже вступил в ЛДПР. Хотя с точки зрения колоритности сделаться соратником ратника Зюганова было бы и логичнее, и уж всяко эффектнее.
Монсон — боец смешанных единоборств, а в стране, живущей без правил, бойцы, дерущиеся без правил и только что не насмерть, сейчас первейшие люди.
Это при том, что Жириновский в наших пределах суть родоначальник этого непотешного вида суррогатного спорта, где сила допускает отсутствие ума.
Боюсь, в Америке не заметили потери бойца.
Депардье, теперь громила, недостаёт проститутки с золотым сердцем, но я слышал, что Леди Гага очень недовольна налогами, так что Саранск, Жириновский и Кадыров могут помочь мегере.
Хотя вот Крис Пратт из новой серии «Парка Юрского Периода» наотрез отказался ехать в Москву, говорит, вы страшнее динозавров.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции
