Ты научишься произносить слова «декантировать вино», наняв личного сомелье, напыщенного, как махараджа, и жрать устрицы, про себя мечтая о хлебе с чесноком и солью, и ездить в магазины в Третьяковском проезде, изо всех сил пытаясь казаться своим. При этом надо помнить, что устриц жрать след только в сезон, а напыщенная подруга не может дважды кряду надеть одно и то же платье: засмеют, моветоном заклеймят. Надо делать вид, что благотворительность — твоя стихия, надо поститься, а во время трансляций из Храма Христа Спасителя становиться поближе к камерам: нехай кореша утрутся; ходить на премьеру «Ноя», кивая на словах «бренность экзистенции»; водить хлеб-соль с искусствоведами, вворачивая к месту и не к месту фразу «имею свои воззрения на Божий мир и на человеческий путь».
Оно конечно, пожили, но речь о лицемерии. Это когда, например, тридцатилетний балбес говорит о развале СССР как о личной катастрофе с крокодиловой слезой в глазу на фоне «Бентли». Говоря о «потерянном рае», себя они выставляют трудягами, а всех прочих — микробами. К людям своего же поколения, не успевшим сесть на поезд, они, соль нового сословия, питают чисто физическое отвращение, иногда брезгливость, никогда — сострадание.
Эти, не ставшие частью нового сословия, не сказать, чтоб были лучше, многие из них тоже «не распространяющие иронию на себя».
Из своего глобального афронта они извлекли только чёрную ненависть к успешным.
Эти самоназначенные прокуроры дышат ненавистью ко всем богатеям, от них никакой пользы: богатеи проклятые хоть ишачить на себя заставляют, какие-никакие рабочие места.
А между ними — мы, не богатеи и не голытьба. Как ритм потеснил мелодию, так потеснили нас два полюса нового сословия. Стало быть, мы третий полюс.