«О том, что делал Сталин 22 июня 1941 года, как он реагировал на начавшиеся грозные события, где находился в тот момент, существует множество версий, даже таких необычных, что вождя не было в Москве, а он якобы отдыхал в Сочи, — рассказал АиФ.ru кандидат исторических наук Петр Мультатули, — Восстанавливая по документам хронологию, можно констатировать, что первые 11 дней с начала Великой Отечественной войны, а именно с 22 июня по 3 июля, советский народ ничего не знал о своем вожде. Он исчез из виду».
Указания, которых не было
Так, 22 июня 1941 г. в полдень с обращением к народу выступил нарком иностранных дел Вячеслав Молотов, который сообщил, что «советское правительство и его глава товарищ Сталин» поручили сделать ему сообщение о начале войны. Советский посол в Лондоне Иван Майский вспоминал: «Когда я узнал о предстоящем выступлении, первое, что пронеслось у меня в голове, было: Почему Молотов? Почему не Сталин? По такому случаю нужно было бы выступление главы правительства».
Дальнейшее развитие событий вызвало у Майского недоумение и тревогу: «Наступил второй день войны — из Москвы не было ни звука, наступил третий, четвертый день войны — Москва продолжала молчать. Я с нетерпением ждал каких-либо указаний от Советского правительства, и прежде всего о том, готовить ли мне почву для заключения формального англо-советского военного союза. Но ни Молотов, ни Сталин не подавали никаких признаков жизни. Тогда я не знал, что с момента нападения Германии Сталин заперся, никого не видел и не принимал никакого участия в решении государственных дел. Именно в силу этого 22 июня по радио выступил Молотов, а не Сталин, а советские послы за границей в столь критический момент не получали никаких директив из центра».
Однако, по словам самого Молотова, решение о том, что будет выступать именно он, принималось Сталиным: «Почему я, а не Сталин? Он не хотел выступать первым, нужно, чтобы была более ясная картина, какой тон и какой подход. Он, как автомат, сразу не мог на всё ответить, это невозможно. Человек ведь. Но не только человек — это не совсем точно. Он и человек, и политик. Как политик, он должен был и выждать, и кое-что посмотреть, ведь у него манера выступлений была очень чёткая, а сразу сориентироваться, дать чёткий ответ в то время было невозможно. Он сказал, что подождёт несколько дней и выступит, когда прояснится положение на фронтах».
Последняя надежда
В свою очередь маршал Георгий Жуков вспоминал: «В первые часы И. В. Сталин был растерян. Но вскоре он вошёл в норму и работал с большой энергией, правда, проявляя излишнюю нервозность, нередко выводившую нас из рабочего состояния».
Петр Мультатули указывает на то, что существует дневник посещений Сталина в Кремле, из которых видно, что вождь принимал руководителей армии и правительства с 5 ч. 45 м. до 16 ч 45 мин 22 июня 1941 г. На следующий день, 23 июня Сталин принимал посетителей с 3 ч. 20 м. по 00 ч. 55 м. Георгий Жуков уверяет, что даже спустя сутки, 23 июня, во время начавшегося в Кремле совещания, Сталин выразил надежду, что начавшиеся боевые действия могут быть провокацией. «Гитлер наверняка не знает об этом. Надо звонить в германское посольство», — заключил он.
В 6 ч. утра Молотов у себя в кабинете встретился с германским послом Шуленбергом. Вернувшись в кабинет Сталина, Молотов произнес: «Германское правительство объявило нам войну». По свидетельству Жукова, Сталин молча опустился на стул и глубоко задумался. Наступила долгая и тягостная пауза.
«В этот момент Сталин не мог не осознавать, что рухнула вся им столь упорно, настойчиво, и как он предполагал, искусно, выстаиваемая внешнеполитическая линия, целью которой было получить максимально больше выгод для СССР, используя воображаемую зависимость Гитлера от пакта 1939 года (договор о ненападении между Германией и Советским Союзом)., — считает Мультатули. — Сталин был убежден, что эта мнимая зависимость не позволит Гитлеру начать самоубийственную войну. Все враждебные действия Германии последних двух лет он связывал с происками германского генералитета, дипломатического корпуса, англичан, кого угодно, но никак не фюрера».
Гитлер оказался хитрее?
Историк-германист Лев Безыменский свидетельствовал, что в 1966 г разговаривал с Жуковым и тот поведал следующее: «В начале июня 1941 г. я решил, что должен предпринять ещё одну попытку убедить Сталина в правильности сообщений разведки о надвигающейся опасности. До сих пор Сталин отвергал подобные доклады начальника генштаба. Говорил по их поводу: «Вот видите. Нас пугают немцами, а немцев пугают Советским Союзом и натравливают нас друг на друга». Однако и тот доклад Жукова накануне начала войны не возымел на Сталина действие. Сообщения разведки о готовящемся нападении Германии на СССР, в которых даже указывалась точная дата — 22 июня — Сталин игнорировал. Его дочь, Светлана Аллилуева, так объясняла поведение вождя: «Отец не мог предположить, что пакт 1939 г., который он считал своим детищем и результатом его великой хитрости, будет нарушен врагом более хитрым, чем он сам... Это было его огромной политической ошибкой. Даже когда война уже кончалась, он любил повторять: «Эх, вместе с немцами мы были бы непобедимы».
«Противник захвачен врасплох»
Вплоть до 22 июня 1941 г. советскому народу внушали, что Германия на нас не нападёт. За 8 дней до начала войны ТАСС опубликовало официальное заявление, где говорилось, что «слухи о намерении Германии предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы». Это происходило на фоне невиданной концентрации немецких войск на западной границе СССР.
Начальник штаба Верховного командования сухопутных сил Германии (ОКН) генерал-полковник Франц Гальдер писал в своем дневнике 22 июня 1941 г.: «Части противника были захвачены врасплох..., самолеты стояли на аэродромах, покрытые брезентом, а передовые части, внезапно атакованные нашими войсками, запрашивали командование о том, что им делать». За первые 18 дней войны советская авиация потеряла 3985 самолетов, из них 1200 были уничтожены в первый день на земле. Каждый день приносил все новые неутешительные известия. Воспользовавшись неготовностью Красной Армии враг продвигался вперед удивительными темпами. «Данные журнала посещений Сталина показывают, что до 28 июня включительно он работал в своём кремлёвском кабинете ежедневно. А 29 июня со Сталиным случился нервный кризис, возможно к нервному потрясению прибавился обострившийся недуг, но факт остается фактом: ни 29-го, ни 30-го июня Сталин в Кремле не появлялся и никого не принимал, — рассказывает Мультатули. — Я согласен с мнением Роя Медведева, что тем самым он поставил страну на грань нового кризиса. Медведев справедливо отмечает, что это был кризис руководства. Дело в том, что Наркому обороны СССР С.Тимошенко не подчинялись ни Военно-Морской флот, ни пограничные войска, ни войска НКВД, ни железнодорожные дороги... В условиях введенной при Сталине жесточайшей централизации только он один держал в руках все важнейшие нити управления страной и армией. Его тогда никто не мог заменить, и его отсутствие управления государством не могло быть эффективным».
«Думаете, они сражаются за нас?»
Вечером 30 июня 1941 г. члены Политбюро поехали к Сталину на Ближнюю дачу. Вождь встретил их неприветливо, даже с некоторой подозрительностью. Анастас Микоян вспоминал: «Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой, сидящим в кресле. Он вопросительно смотрит на нас и спрашивает: зачем пришли? Вид у него был спокойный, но какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь по сути дела, он сам должен был нас созвать. Молотов от имени нас сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы страну поставить на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин. Сталин посмотрел удивленно, никаких возражений не высказал. Хорошо, говорит. Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного комитета. Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я (Берия). В тот же день было принято постановление о создании Государственного комитета обороны во главе со Сталиным, а 1 июля оно было опубликовано в газетах».
С обращением к народу Сталин выступил в итоге 3 июля 1941 г. К этому моменту немцами уже был взят Минск. А к концу 1941 г. Красная армия потеряла свыше 4 млн 473 тыс. человек, из них военнопленными к декабрю 1941 г. оказались 2 млн 516 тыс. красноармейцев. В том числе в плен попал и сын Сталина — Яков. В 1941 г. враг стоял в районе Химок. По прямой до Кремля оставалось около 22 км.
Следующие два года ушли на то, чтобы отвоевать обратно свою территорию и отбросить врага за рубежи страны. Для этого потребовалось невиданное мужество и сила духа. Когда в 1942 г. американский посол Гарриман в разговоре со Сталиным выразил восхищение храбростью русских солдат, тот ответил: «Думаете, они сражаются за нас? Нет, они воюют за свою матушку-Россию».